Например, спасая тонувшего в реке гражданина, другой гражданин использовал стоявшую у берега лодку, из которой предварительно выбросил в воду находившееся в ней чужое имущество. Обязанность по возмещению причиненного им вреда была возложена на спасенного, неосторожно купавшегося в опасном месте.

b). форма защиты гражданских прав

     В литературе поднимается, существующая проблема права на иск, несомненно имеющая большое научное и практическое значение, все же не исчерпывает проблемы права на защиту даже с чисто процессуальной точки зрения, так как, во-первых, она относится лишь к исковой форме защиты права и не раскрывает процессуального аспекта права на защиту применительно к иным, неисковым формам защиты права; во-вторых, сама по себе проблема права на иск с процессуальной точки зрения есть по существу вопрос о порядке и условиях предъявления иска, тогда как право на защиту в его процессуальном аспекте есть право несомненно более широкое.

     Со  стороны его процессуальной формы  право на защиту включает в себя по крайней мере три основные возможности:

     во-первых, возможность управомоченного лица обратиться с требованием о защите нарушенного или оспариваемого  права либо охраняемого законом  интереса к компетентному государственному или общественному органу в исковой  либо иной предусмотренной законом  форме;

     во-вторых, возможность пользоваться всеми  предусмотренными законом правами  и гарантиями в процессе рассмотрения этого требования, установленными применительно  к данной форме защиты права;

     в-третьих, возможность обжалования, опротестования в установленном законом порядке решения органа по данному делу, представляющегося заявителю неправильным.

     Право на защиту следует рассматривать  в единстве его материального  содержания и процессуальной формы. Материальное право, писал К.Маркс, имеет свои необходимые, присущие ему процессуальные формы. «Судебный процесс и право», - писал он, - «так же тесно связаны друг с другом, как, например, формы растений связаны с растениями, а формы животных - с мясом и кровью животных. Один и тот же дух должен одушевлять судебный процесс и законы, ибо процесс есть форма жизни закона, следовательно, проявление его внутренней жизни».¹¹

     Единство  материально-правового содержания права на защиту и его процессуальной формы состоит в том, что возможности  материально-правового характера, предоставляемые управомоченному лицу правом на защиту, предполагают и возможность их осуществления в определенной, установленной законом процессуальной форме, в установленном законом порядке. Вместе с тем это единство материального содержания права на защиту и его процессуальной формы нельзя понимать упрощенно. Как правильно отмечает проф. К. С. Юдельсон, нельзя ошибочно понимать указание Маркса в том смысле, что содержанием процесса является само материальное право, подлежащее защите.¹²

     Дело  в том, что сама по себе процессуальная форма, процессуальный порядок реализации материально-правовых требований, оставаясь формой жизни материального права, имеет и известное самостоятельное значение. Эта известная самостоятельность процессуальной формы проявляется в целом ряде моментов.

     Она находит свое выражение прежде всего  в том, что процессуальный порядок  реализации материально-правовых требований представляет собой особый вид деятельности публично-правового характера, относящейся  лишь к случаям реализации материального  права посредством включения в действие аппарата государственного принудительного воздействия на правонарушителя. Деятельность эта регулируется специальным законодательством, предоставляющим участникам процесса особые, процессуальные права и обязанности, которые в своей совокупности определяют содержание и специфические особенности той или иной формы защиты права.

     Известная самостоятельность процессуальной формы находит свое выражение  также и в том, что в этой форме находят свою реализацию и  защиту не только субъективные материальные права, но и заслуживающие уважения со стороны общества интересы организаций и граждан.

     Наконец, самостоятельность процессуальной формы проявляется и в том, что обращение граждан и организаций  с требованием защиты к компетентным органам не обусловлено, как правило, обязательным предварительным доказательством наличия как самого материального гражданского права, так и факта его нарушения или оспаривания.¹³

     Эта известная самостоятельность процессуальной формы имеет важное значение, так  как именно она обусловливает необходимость и возможность самостоятельного существования в советском праве особой отрасли права - гражданского процессуального законодательства и соответственно этому самостоятельной отрасли правоведения - науки советского гражданского процессуального права. Именно этим в известной мере определяется также возможность использования одной и той же процессуальной формы как для защиты самых разнообразных по содержанию субъективных гражданских прав, так и субъективных прав, регламентированных некоторыми другими отраслями советского законодательства.

     Однако, обладая известной самостоятельностью, процессуальная форма всегда представляет собой лишь форму принудительной реализации материально-правовых требований и, следовательно, лишь одну из форм осуществления субъективного материального права. Поэтому предъявление лицом иска при отсутствии у него субъективного материального права хотя и отражает известную самостоятельность правовой формы, но в конечном счете повлечет за собой отказ в иске. «Если судебный процесс сводится к одной только бессодержательной форме, - отмечал К. Маркс, - то такая пустая формальность не имеет никакой самостоятельной ценности».¹⁴ «Форма, - писал он, - лишена всякой ценности, если она не есть форма содержания».¹⁵

     Поэтому, в частности, наиболее правильным представляются выводы тех авторов, которые, исследуя проблему права на иск, рассматривают  его как единство материально-правового  содержания и процессуальной формы. Но по тем же самым основаниям нельзя согласиться с тем преувеличением значения процессуальной формы, которое иногда имеет место в литературе даже среди сторонников такого понимания права на иск. Так, выражая в принципе свое согласие с определением иска, данным А. А. Добровольским, проф. А. Ф.  Клейнман считает одним из недостатков этого определения то, что в нем отодвигается на второй план процессуальная сторона иска. Исходя из того, что «материально-правовое требование истца к ответчику, заявленное через суд, является предметом иска», А. Ф. Клейнман приходит к выводу о том, что «на первое место в определении надо было поставить процессуальную сторону (требование к суду о защите права), а только на второе место материально-правовую сторону (материально-правовое требование истца к ответчику как предмет судебной защиты)».¹⁶

     На  первый взгляд речь идет здесь лишь об уточнении формулировки определения  иска. Но это лишь на первый взгляд. В действительности же за спором о  формулировке скрывается принципиальное отношение авторов к вопросу  о соотношении материального и процессуального в праве на иск. С этой точки зрения позиция проф. А. Ф. Клейнмана не представляется убедительной.

     Сомнение  прежде всего вызывает сам подход к решению этой проблемы, при котором  вопрос о соотношении материального  и процессуального в праве на иск рассматривается с позиций «двух сторон одной и той же медали». Между тем дело не в том, какую сторону иска повернуть лицом к заинтересованному лицу, а в том, что соотношение материального и процессуального в праве на иск есть соотношение между его материальным содержанием (требование истца к ответчику) и процессуальной формой его осуществления (требование, обращенное к суду). Право на иск есть возможность реализации материально-правового требования в исковой форме.¹⁷

     Ошибочность позиций А. Ф.  Клейнмана объясняется, на наш взгляд, тем, что он рассматривает вопрос об иске исключительно с процессуальной точки зрения, изолированно от того, что предшествовало предъявлению иска. Так как процесс начинается с предъявления иска и лишь впоследствии решается вопрос о его предмете, о материально-правовом требовании, то, естественно, на первое место следует поставить обращение в суд. Такова логика рассуждений. При этом игнорируется тот бесспорный факт, что предъявлению иска предшествует, во-первых, возникновение у управомоченного лица самого субъективного права; во-вторых, нарушение этого права со стороны обязанного лица; и, наконец, в-третьих, возникновение у управомоченного лица права на иск, что, следовательно, предъявление иска, если его рассматривать диалектически с точки зрения развития процесса осуществления субъективного гражданского права, вовсе не есть начальный момент этого процесса, а есть лишь один из этапов осуществления материального права - этап принудительного осуществления или защиты нарушенного материального права.

     Вместе  с тем нарушение материального  субъективного права влечет за собой  возникновение материально-правового  требования управомоченного лица к  правонарушителю, которое становится содержанием права на иск лишь в случаях, когда его реализация в соответствии с законом может быть осуществлена в исковой форме. Поэтому право на иск и есть не что иное, как возможность принудительной реализации материально-правового требования управомоченного лица к обязанному лицу в исковой форме.

Глава 2. Отличие самозащиты от способов обеспечения исполнения обязательств и от злоупотребления правом

     Бывает  достаточно трудно найти ту грань, которая  отделяет самозащиту гражданских прав от злоупотребления правом и самоуправства. Нередко имеется сходство между  самоуправством, с одной стороны, и действиями, причиняющими вред в состоянии крайней необходимости, — с другой.

     В ст. 12 Гражданского кодекса Российской Федерации самозащита названа в  числе способов защиты гражданских  прав. Согласно ст. 14 ГК способы самозащиты должны быть соразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения. Помимо необходимой обороны и крайней необходимости, к самозащите гражданских прав цивилисты относят меры оперативного воздействия на должника, которые должны быть предусмотрены в законе или договоре. Самозащита гражданских прав может применяться и при уже нарушенном праве.¹⁸ Такая ситуация представляет собой не нейтрализацию реальной и наличной опасности, возникшей для охраняемых законом интересов, что характеризует крайнюю необходимость, и не пресечение осуществляемого общественно опасного посягательства, что имеет место при необходимой обороне, а восстановление нарушенного права.

     При определенных обстоятельствах деяние по защите уже нарушенного права (в качестве способа их самозащиты) внешне может напоминать самоуправство, но при этом преобладает бездействие лица. Вместе с тем бездействие не может образовывать состав самоуправства как административного правонарушения или преступления. Среди мер, применяемых при уже нарушенном праве, можно выделить удержание имущества, предусмотренное ст. 359 и ст. 360 ГК. Закон относит его к способам обеспечения исполнения обязательств. В общегражданских отношениях можно удерживать вещь должника для того, чтобы побудить его исполнить обязательство, связанное с этой вещью, например, требование компенсации расходов на содержание найденной собаки с ее хозяев в качестве условия ее возвращения, удержание готовой вещи подрядчиком для обеспечения оплаты заказчиком произведенной работы.

     Самозащита  гражданских прав, в том числе  меры оперативного воздействия на должника, представляет собой правомерное  деяние лица по пресечению гражданского правонарушения или минимизации  его последствий. Однако возможно и  злоупотребление правом на защиту, которое предпринимается для достижения таких же целей, но не соразмерно правонарушению. По этой причине оно признается неправомерным и порождает негативные гражданско-правовые последствия. К ним зачастую относится «возникновение обязанности возместить причиненный вред»¹⁹, а также отказ в защите права, принудительное прекращение права и т.п.

     Если  же злоупотребление правом является самоуправством с точки зрения публично-правовых отраслей, то такое деяние влечет административную или уголовную ответственность. Такое межотраслевое регулирование общественных отношений позволяет последовательно осуществлять их всестороннюю охрану, обеспечивает дифференцированный подход к ответственности за деяния, существенно различающиеся по степени общественной опасности.

     Самоуправство совершается для восстановления уже нарушенного или предполагаемого права, т.е. когда вред законным интересам виновного уже причинен (например, ему вовремя не возвращен долг). После этого лицом совершаются самовольные действия, причиняющие существенный ущерб. Отсутствие наличной опасности для интересов лица, действующего самовольно, исключает возможность применения в отношении его положений УК о крайней необходимости или необходимой обороне. Однако в случаях, когда опасность является наличной и реальной, действия, внешне похожие на самоуправство, но совершенные с соблюдением положений ст. 39 УК, осуществляются в состоянии крайней необходимости. Так, сопряженное с угрозой насилием изъятие кредитором у недобросовестного должника суммы денег, не превышающей долг, совершается в состоянии крайней необходимости, если эти деньги требуются для проведения срочной операции тяжело больного ребенка кредитора и устранить опасность для жизни ребенка иными средствами было невозможно.

     Широкое распространение получило мнение об удержании как об одном из способов самозащиты гражданских прав. Сторонники данной точки зрения опираются на то, что действие по удержанию вещи осуществляется кредитором самостоятельно, без обращения за защитой права к юрисдикционным органам.

         Этот подход нашел отражение и в судебной практике: ФАС МО в Постановлении от 04.04.2001 № КГ-А41/1363-01 указал: «Суд апелляционной инстанции, опровергая довод ответчика об удержании результата работ и другого оказавшегося у него имущества и оставляя решение в силе, сослался лишь на недоказанность задолженности истца. Однако в производстве Арбитражного суда МО имеется дело по спору между теми же сторонами о взыскании. Поскольку удержание является самозащитой гражданских прав, в случае подтверждения задолженности судебным актом эта мера оперативного воздействия на должника окажется окончательно утраченной без возможности ее поворота».²⁰