Понятие гражданской правоспособности

    Кстати, гибель плода (выкидыш) нередко наступает  и в случае естественного зарождения человеческой жизни. Если, как предполагает А.В. Чуев, в дальнейшем "можно  будет вести речь" об установлении регистрации момента зачатия  ребенка в качестве акта гражданского состояния, неизбежно возникнет  вопрос о необходимости регистрации  и его гибели в утробе матери. Такая регистрация, на мой взгляд, не только потребует нецелесообразных расходов и усилий, но, что еще  более важно, станет фактором, болезненно травмирующим психику женщины, потерявшей ребенка, которая вынуждена будет  не только сообщать о своей утрате посторонним лицам, но еще и фиксировать  эту утрату в официальных документах.

    Еще один аспект обсуждаемой проблемы: логическим следствием признания правоспособности зачатого, но не родившегося ребенка, как справедливо отмечалось в  интервью, является необходимость решения  вопроса о целесообразности внесения изменений в правила о наследственной трансмиссии, в соответствии с которыми, если наследник, призванный к наследованию после открытия наследства, умер, не успев его принять, право на принятие причитающегося ему наследства переходит к его наследникам по закону или завещанию (ст. 1156 ГК РФ). Данная правовая коллизия (когда зачатый ребенок, признаваемый наследником, погибает в утробе матери) обсуждалась еще в далекой древности, в частности в знаменитом "Causa Curiana" - "Деле Мания Курия" (90 г. до н.э.). Суть дела заключалась в следующем: некто умер и оставил завещание: "Если у меня родится сын и он умрет, то я желаю, чтобы Курий был моим наследником". Зачатый ребенок (сын, как полагал и надеялся завещатель), не родился (погиб в утробе матери), и между Курием, названным в завещании, и родственниками наследодателя возник спор о том, к кому должно перейти не реализованное зачатым, но не родившимся ребенком право на наследство.

При ответе на вопрос о целесообразности внесения в ст. 1156 ГК РФ поправок, устанавливающих  наследственную трансмиссию в случае гибели зачатого, но не рожденного ребенка, А.В. Чуев справедливо утверждает, что, если "неродившийся ребенок умер или был произведен аборт, то всякие разговоры о правоспособности прекращаются, потому что нет уже самого субъекта". Эта позиция не вызывает сомнения, но она еще раз заставляет усомниться в обоснованности предложения о  признании правоспособности за нерожденными детьми, несмотря на его очевидную  гуманную направленность, т.к. еще раз  подтверждает бесспорность положения  о том, что правоспособность может  возникнуть только с момента рождения. Законодательное признание зачатых, но еще не рожденных детей правоспособными  субъектами гражданского права не станет мерой, эффективно охраняющей их права  и интересы, т.к. оно не может в  полной мере защитить права уже родившихся детей, признаваемых действующим законодательством  вполне правоспособными лицами, обладающими  к тому же либо частичной (ст. 28 ГК РФ), либо относительной дееспособностью (ст. 26 ГК РФ). Тем не менее несомненно, что правовое положение зачатых, но еще не рожденных детей нуждается в дальнейшем глубоком анализе с учетом новых достижений во всех сферах медицинской деятельности и опыта законодательной регламентации их статуса за рубежом. Необходимо, в частности, как уже предлагалось в литературе, законодательно определить, с какого момента право на жизнь в полной мере распространяется на внутриутробный плод человека и ограничено ли данное право его физиологическими данными, в частности его жизнеспособностью или болевыми реакциями, т.к. от этих вопросов зависит законодательное разрешение проблем, связанных с распоряжением эмбрионами, их органами и тканями, использованием их в качестве трансплантатов и т.д. Разработка и принятие соответствующего федерального закона, несомненно, станут важным этапом дальнейшего совершенствования гражданского законодательства и важной гарантией охраны прав (в первую очередь - права на жизнь) зачатых, но еще не рожденных детей.

В обсуждаемом  интервью предлагается изменить правила, определяющие момент не только возникновения, но и прекращения правоспособности физических лиц. К сожалению, А.В. Чуев не сформулировал конкретные изменения  или дополнения, которые, по его мнению, должны быть внесены в соответствующие  положения действующего законодательства. Утверждается только, что, "исходя из содержания правоспособности, мы начинаем понимать, что со смертью - с физической смертью человека - жизнь его в  правовом смысле не прекращается", т.к. "могут наличествовать завещания, могут наличествовать договоры". Еще одним фактором, свидетельствующим, по мнению А.В. Чуева, о продолжении  правовой жизни (и, следовательно, правоспособности) умершего лица, должны рассматриваться  закрепленные законом авторские  права на созданные им произведения науки, литературы и искусства (кстати, в соответствии с действующим  законодательством авторское право  действует не 25, как утверждается в интервью, а 50 лет после смерти автора).

При этом, выдвигая предложение о сохранении правоспособности за умершим лицом, автор противоречит самому себе, т.к. чуть позже, рассматривая вопрос о правоспособности ребенка, погибшего в утробе матери, он утверждает, что после гибели плода "всякие разговоры о правоспособности прекращаются. Это действует автоматически, потому что нет уже самого субъекта". Следуя этой логике, необходимо признать, что точно так же, "автоматически", должны "прекращаться и всякие разговоры  о правоспособности" и после  смерти человека, т.к. "нет уже  самого субъекта" - ни в физическом, ни в правовом смысле, поэтому предложения  о признании правоспособными  умерших лиц и об изменении  соответствующих положений ГК РФ представляются необоснованными, а  их реализация - нецелесообразной. Действующее  российское законодательство содержит обширный комплекс норм, детально регламентирующих практически все вопросы, возникающие  после смерти физических лиц ("mortis causa", как говорили римляне) и при  наследовании их имущества, в том  числе имущественных прав на результаты интеллектуальной деятельности. Принятие предложения о сохранении правоспособности за умершими гражданами не решит ни одной практической проблемы, а, напротив, значительно усложнит процедуру  призвания к наследованию наследников  по закону и завещанию и затруднит  процесс реализации ими наследственных прав. Оно не сможет никоим образом  способствовать защите прав умерших  наследодателей, т.к. умерший, то есть несуществующий, субъект никакими правами обладать не может. Древние говорили: "Mortis momentum est ultimum vitae momentum" - "Момент смерти есть последний момент жизни", а  обладать правами можно, только будучи живым.

    Поэтому, на мой взгляд, в глубоком анализе  и всестороннем обсуждении с учетом последних достижений медицинской  науки нуждается правовое положение не умерших, а живых лиц, и в том числе лиц, находящихся на заключительной стадии своей жизни, т.е. умирающих.

    Так, во-первых, в последние годы, в  связи с бурным развитием трансплантации органов и тканей человека, особую актуальность и остроту приобрел вопрос об определении момента наступления  смерти, т.к. даже опытный врач не всегда различает ее отдельные фазы (предагональное состояние, агонию, клиническую смерть) и может ошибочно констатировать наступление биологической смерти, приняв умирающего за умершего. В соответствии с Инструкцией по констатации  смерти человека на основании диагноза смерти мозга, утвержденной Приказом Министерства здравоохранения РФ от 20 декабря 2001 г., биологическая смерть может быть констатирована на основании прекращения  сердечной деятельности (в течение 30 минут), дыхания и функций головного  мозга. Именно с этого момента  в соответствии с действующим  законодательством прекращается правоспособность умершего лица.

    Во-вторых, современная медицина достигла весьма высокого уровня развития и располагает  арсеналом средств, позволяющих  продлевать, порой на довольно длительный срок, жизнь смертельно больных лиц (в международной медицинской  практике их называют терминально больными) путем подключения соответствующего медицинского оборудования. В тех  случаях, когда гражданин находится  в бессознательном состоянии  неопределенно длительный отрезок  времени, может возникнуть целый  ряд сложных правовых вопросов, к  важнейшим из которых, несомненно, относится  вопрос о продолжении искусственного поддержания жизни смертельно больного или о прекращении соответствующих  медицинских мероприятий.

    Эта проблема, имеющая глубокие нравственно-философские  аспекты, в последние годы стала  объектом пристального изучения и обсуждения юристов, медиков, широких слоев общественности, всего мирового сообщества. Так, в 1983 г. Всемирная медицинская ассамблея приняла Декларацию о терминальном состоянии, в которой было установлено, что врач обязан, по возможности, всемерно облегчать страдания пациента, всегда руководствуясь интересами последнего. При этом считается, что врач не продлевает мучения умирающего, находящегося в бессознательном состоянии, прекращая по просьбе его родственников лечение, способное лишь отсрочить наступление неизбежного конца. Такая же позиция была закреплена в специальных Рекомендациях Совета Европы по защите прав и достоинства неизлечимо больных и умирающих, содержащих призыв к государствам признать "право пациентов на самоопределение в отношении дальнейшего лечения"

Но такое "самоопределение" невозможно в  случае бессознательного состояния  терминально больного, а также  в отношении новорожденных, малолетних и граждан, признанных недееспособными. В случае тяжелого состояния таких  больных в соответствии со ст. 33 Основ  законодательства РФ об охране здоровья решение о продолжении медицинских  мероприятий по их жизнеобеспечению принимают их родители или опекуны, и вполне возможны ситуации, когда  они по тем или иным причинам (религиозным, нравственным либо корыстным) настаивают на прекращении лечения, хотя его  бесперспективность еще не очевидна. Это означает наличие сложной  правовой коллизии: правоспособность, включающая в себя в числе других субъективных гражданских прав право  на жизнь (в данном случае - на сохранение, а вернее, продление жизни), признается за любым, даже терминально больным  гражданином до последних мгновений  его жизни, но решение вопроса  о продолжении или прекращении  медицинских мероприятий, искусственно поддерживающих его жизнь, как правило, принимается не самим умирающим, а членами его семьи. Это порождает  вопрос: не может ли такое прекращение рассматриваться в качестве так называемой пассивной эвтаназии, при которой оказание медицинской помощи по жизнеобеспечению терминально больного прекращается с целью ускорения наступления его естественной смерти?

Проблема  разграничения пассивной эвтаназии  с решением о прекращении мероприятий  по жизнеобеспечению терминально больных  в последние годы привлекает внимание многих представителей науки и практики - медиков, юристов, психологов, социологов, философов и религиозных деятелей. Сложность, глубина и значение этой проблемы обусловливают необходимость  ее дальнейшего изучения на базе всестороннего  анализа практического опыта, накопленного в отечественных и зарубежных медицинских учреждениях, с целью  совершенствования отечественного гражданского законодательства и внесения в него дополнений, направленных на обеспечение эффективной охраны и защиты прав терминально больных (умирающих) лиц.

Все сказанное  позволяет подвести некоторые итоги, к сожалению, далеко не исчерпывающие  всей глубины рассмотренных проблем, отличающихся большой сложностью и  важным социальным значением. На мой  взгляд, нельзя согласиться с прозвучавшим в литературе утверждением о том, что "определение момента рождения и смерти не составляет предмета юридической  науки, поскольку речь идет о чисто  физиологических понятиях". Поскольку  эти моменты определяют начало и  конец не только физиологической, но и правовой жизни каждого физического  лица, его существования в качестве самостоятельного и полноправного  субъекта права, все аспекты любой  из множества проблем, связанных  с рождением и смертью человека, нуждаются в самом тщательном анализе и всестороннем обсуждении. Высказанные А.В. Чуевым предложения, хотя и не являются бесспорными, заслуживают  самого пристального внимания, т.к. они  свидетельствуют о стремлении всестороннего совершенствования тех положений гражданского законодательства, которые регламентируют правовой статус физических лиц, и о наличии новых, интересных, нестандартных подходов к решению давних правовых проблем. Такой подход полностью соответствует конституционному положению о том, что человек, его права и свободы являются высшей ценностью и что их признание, соблюдение и защита - обязанность государства (ст. 2 Конституции Российской Федерации). Это положение, имеющее глубокий смысл, должно рассматриваться в качестве основы для дальнейшего совершенствования гражданского законодательства России и внесения в него дополнений, обеспечивающих эффективную охрану и защиту субъективных прав российских граждан на всех этапах человеческой жизни - с момента ее зарождения (в период внутриутробного развития) и на ее завершающей стадии (в терминальном состоянии умирающих лиц).

     ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

В названии гл. 3 законодатель в отличие от ранее  действовавшего ГК 1964 г. использует два  термина - "граждане" и в скобках "физические лица" - как синонимы. Эти понятия довольно близки по содержанию, но не равнозначны. Под гражданством понимается постоянная политико-правовая связь человека с конкретным государством. Понятие "физическое лицо" имеет  более широкое содержание и включает всех людей как участников гражданских  и других правоотношений на территории той или иной страны. Этот термин используется, как правило, в международных  соглашениях и в законодательстве ряда зарубежных стран. Действующий  ГК, используя понятие "физическое лицо", имеет в виду, что кроме  российских граждан - лиц, состоящих  в гражданстве РФ, на территории России могут находиться также и  не граждане РФ - иностранцы и лица без  гражданства, что позволяет при  регулировании имущественных и  личных неимущественных отношений  учитывать некоторую специфику  правового положения указанных  лиц.

Правовое  положение гражданина как участника  гражданских правоотношений определяется такими социально-правовыми свойствами, как правоспособность и дееспособность.

Гражданская правоспособность - способность иметь  гражданские права и нести  обязанности - признается в равной мере за всеми гражданами. Права и свободы  человека и гражданина, согласно ст. 2 Конституции РФ, являются высшей ценностью. Их признание, соблюдение и защита - обязанность государства, которое  гарантирует равенство прав и  свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к  религии, убеждений, принадлежности к  общественным объединениям, а также  других обстоятельств (ст. 19 Конституции РФ).

Правоспособность  гражданина возникает в момент его  рождения и прекращается смертью. Она  сопутствует гражданину на протяжении всей жизни и не зависит от возраста, состояния здоровья, возможности  осуществления прав и обязанностей, жизнеспособности. При этом продолжительность  его жизни не имеет значения. Поэтому  правовые последствия, например возникновение  наследственных правоотношений, закон  связывает даже с непродолжительной  жизнеспособностью ребенка, признавая  его субъектом права. Смерть гражданина определяется в соответствии с Инструкцией  по констатации смерти человека на основании диагноза смерти мозга, которая  утверждена Приказом Министерства здравоохранения  РФ от 20 декабря 2001 г. N 460 (регистрационный N 3170). Хотя правоспособность возникает  в момент рождения, она представляет собой не биологическое, а социально-правовое свойство, т.е. возникает не в силу природы, а приобретается в силу закона и означает юридическую возможность  иметь права и обязанности. Смертью  гражданина признается не только прекращение  его физиологического существования, но и объявление его умершим по основаниям и в порядке, предусмотренных  законом (см. ст. 45 ГК).