Когда миролюбивый  народ подвергается нападению со стороны воинственного врага, он должен оказать сопротивление и  сделать все необходимое, чтобы  отразить нападение. Героические дела, совершенные в такой войне  теми, кто борется за свою свободу  и жизнь, всецело достойны похвалы. Заслужено превозносить мужество и  храбрость таких борцов. Здесь  отвага, неустрашимость и презрение  к смерти похвальны, поскольку они  служат добру. Но люди совершили ошибку, представляя эти солдатские доблести как абсолютные достоинства, как  качества в себе и для себя, без  учета результата, которому они послужили. Тот, кто придерживается такого мнения, должен, если он последователен, таким  же образом признать в качестве благородных  качеств отвагу, неустрашимость и  презрение к смерти грабителя. В  действительности, однако, не существует ничего хорошего или плохого самого по себе. Действия становятся хорошими или плохими только через тот  результат. Даже великий спартанец  Леонид не был бы достоин тех почестей, которые ему воздают, если бы пал  не как защитник родины, а как  предводитель захватнической армии, вознамерившейся  отнять у мирного народа свободу  и земли.

Насколько вредны войны для развития человеческой цивилизации, становится совершенно очевидным, как только становятся понятными  преимущества, происходящие от разделения труда. Разделение труда превращает самостоятельного индивида в ..... [животное политическое -- греч.], зависящего от своих товарищей, социальное животное, о котором говорил еще Аристотель. Акты враждебности между одним животным и другим или между одним дикарем и другим никоим образом не изменяют экономической основы их существования. Дело обстоит совершенно иначе, когда конфликт, который должен быть разрешен посредством оружия, возникает в сообществе, где труд разделен. В таком обществе каждый индивид имеет особую функцию; никто более не занимает такого положения, чтобы жить независимо, потому что все нуждаются в помощи и поддержке друг друга. Самостоятельные фермеры, которые производят на своих собственных фермах все, что нужно им и их семьям, еще могут позволить себе затеять войну друг с другом. Но когда деревня разделяется на группировки, где кузнец на одной стороне, а сапожник на другой, то одной группировке придется страдать от отсутствия обуви, а другой -- от отсутствия инструментов и оружия. Гражданская война уничтожает разделение труда, она вынуждает каждую группу людей существовать самостоятельно, за счет труда своих сторонников.

Если бы возможность  таких столкновений считалась вероятной, то разделение труда никогда бы не смогло развиться до такого уровня, когда в случае действительной войны, пришлось бы терпеть лишения. Углубляющееся  разделение труда возможно только в  таком обществе, где существует гарантия продолжительного мира. Разделение труда  может развиваться только в условиях безопасности. В отсутствие этой предпосылки  разделение труда не распространяется далее пределов деревни или даже индивидуального домохозяйства. Разделение труда между городом и деревней -- когда крестьяне окружающих деревень поставляют зерно, скот, молоко и масло  городу в обмен на товары, произведенные  городским населением, -- уже предполагает гарантию мира, по крайней мере в пределах рассматриваемого региона. Если разделение труда охватывает целую нацию, то гражданская война должна находиться за пределами возможного; если же оно должно охватить весь свет -- должен быть гарантирован продолжительный мир между народами.

Всякий сегодня  счел бы совершенно бессмысленным для  современной столицы типа Лондона  или Берлина готовиться к войне  с жителями примыкающей территории. Тем не менее в течение многих веков города Европы жили под гнетом возможности такой войны, принимали меры как к поддержанию обороны, так и к смягчению возможных экономических последствий. Были города, где оборонительные сооружения изначально сконструированы так, чтобы в случае необходимости они могли выстоять какое-то время, содержа скот и выращивая зерно внутри городских стен.

В начале XIX века подавляющая часть населенного  мира была по-прежнему разделена на ряд более-менее самостоятельных  экономических районов. Даже в наиболее развитых регионах Европы потребности  удовлетворялись большей частью за счет производства внутри региона. Торговля, которая выходила за узкие  рамки границ близлежащей округи, была относительно незначительной и  охватывала только такие товары, которые  не могли производиться на месте  из-за климатических условий. В значительно  большей части мира, однако, собственное  деревенское производство снабжало жителей почти всем необходимым. Для этих деревень нарушение торговых отношений, вызываемое войной, обычно не сопровождалось сколь-либо значительным ухудшением экономического благополучия. Даже жители более развитых стран Европы не особенно жестоко страдали во время войны. Если бы континентальная система, которую Наполеон I ввел в Европе для того, чтобы изгнать с континента английские товары и товары, поступившие в Британию из-за океана, претворялась в жизнь даже более сурово, чем это было в действительности, она все же вряд ли принесла бы жителям континента какие-либо ощутимые лишения. Им бы, конечно, пришлось обходиться без кофе и сахара, хлопка и хлопковых изделий, специй и многих редких сортов дерева; но все эти продукты играли тогда второстепенную роль в домашних хозяйствах широких масс.

Развитие сложной  системы международных экономических  отношений есть продукт либерализма  и капитализма XIX века. Только они  сделали возможной широкую специализацию  современного производства с сопутствующими улучшениями технологии. Для того чтобы снабдить семью английского  рабочего всем, что она потребляет и чего она желает, необходима кооперация народов пяти континентов. Чай к завтраку поставляется из Японии или Цейлона, кофе -- из Бразилии или Явы, сахар -- из Вест-Индии, мясо -- из Австралии или Аргентины, хлопок из Америки или Египта, шкуры для кожаных изделий -- из Индии или России и т. д. И в обмен на эти продукты английские товары идут во все части света, в самые отдаленные и недосягаемые деревни и фермы. Такой процесс стал мыслим и возможен только потому, что с торжеством либеральных принципов люди перестали принимать всерьез идею о том, что когда-либо вновь может разразиться Великая война. В Золотой век либерализма война между людьми белой расы всеми рассматривалась как дело прошлого.

Но события  повернулись иначе. Либеральные  идеи и программы были вытеснены  социализмом, национализмом, протекционизмом, империализмом, этатизмом и милитаризмом. Тогда как Кант и фон Гумбольдт, Бентам и Кобден восхваляли вечный мир, представители следующей эпохи не уставали превозносить войну -- как гражданскую, так и международную. И их успех не заставил себя ждать. Результатом явилась Мировая война,<Первая мировая война, поскольку книга напечатана в 1927г. -- Прим. науч. ред> которая преподнесла нашему веку своего рода предметный урок несовместимости между войной и разделением труда.

4. Равенство

Ни в чем  различие в доводах старого либерализма  и неолиберализма не проявляется яснее, и нигде его нельзя так легко продемонстрировать, как в их отношении к проблеме равенства. Либералы XVIII столетия, движимые идеями естественного права (natural law) и эпохи Просвещения (Enlightment), требовали равенства политических и гражданских прав для всех, потому что они полагали, что все люди равны. Бог создал всех людей равными, наделив их фундаментально одинаковыми способностями и талантами, вдохнув в каждого свой дух. Все различия между людьми являются лишь искусственными, продуктом социальных, человеческих -- скажем так, преходящих, -- институтов. То, что в человеке бессмертно -- его дух -- несомненно, одинаково заложен в богатом и в бедном, в дворянине и в простом человеке, в белом и цветном.

Ничто, однако, не является столь плохо обоснованным, как утверждение о присущем всем членам человеческой расы равенстве. Люди абсолютно не равны. Даже между братьями существуют весьма заметные различия в физических и умственных качествах. Природа никогда не повторяет  своих творений; она не производит ничего массового и ничего стандартного. Каждый человек, выходящий из ее мастерской, несет на себе отпечаток индивидуальности, уникальности и неповторимости. Люди не равны, и требование равенства  перед законом никак не может  основываться на утверждении, что с равными надлежит обращаться одинаково.

Существуют две  причины, почему люди должны быть равными  перед законом. Одна уже упоминалась, когда мы анализировали аргументы  против насильственного рабства. Для  того чтобы труд мог достичь максимальной производительности, работник должен быть свободен, потому что только свободный  работник, наслаждающийся плодами своего собственного усердия в форме  зарплаты, будет полностью напрягать  свои силы. Второе соображение в  пользу равенства всех людей перед  законом -- это поддержание социального мира. Уже указывалось на то, что следует избегать всякого нарушения мирного процесса разделения труда. Но почти невозможно сохранить продолжительный мир в обществе, где права и обязанности различаются в соответствии с классовой принадлежностью. Тот, кто отказывает части населения в правах, должен всегда быть готов к объединенному наступлению тех, кто лишен гражданских прав, на привилегированную часть общества. Классовые привилегии должны исчезнуть, и тогда прекратится конфликт по их поводу.

Следовательно, совершенно не имеет смысла придираться  к формуле, в которой либерализм воплотил свой постулат равенства, упрекая  его в том, что он создал лишь равенство  перед законом, а не истинное равенство. Всей человеческой силы не хватило  бы, чтобы сделать людей действительно  равными. Люди есть и всегда будут  неравными. Именно приведенные здесь  здравые соображения, апеллирующие к полезности, составляют аргументы  в пользу равенства всех людей  перед законом. Либерализм никогда  не был нацелен ни на что большее  и никогда ни о чем большем  не мог и просить. Сделать негра  белым выше человеческой силы. Но можно  дать негру те же самые права, что и белому, и тем самым предложить ему возможность зарабатывать столько же, сколько белый, если он столько же производит.

Но социалисты говорят, что недостаточно сделать  людей равными по закону. Для того чтобы сделать их действительно  равными, нужно также наделить их и одинаковым доходом. Недостаточно уничтожить привилегии, дарованные по рождению и по чину. Надо завершить  дело, покончив с наиболее важной из всех привилегий, а именно с той, которая дается частной собственностью. Только тогда полностью реализуется либеральная программа, а последовательный либерализм, таким образом, ведет в конечном счете к социализму, к уничтожению частной собственности на средства производства.

Привилегии являются институциональным соглашением, дающим преимущество одним лицам или  определенной группе за счет других. Привилегия существует, несмотря на то что она приносит вред некоторым -- возможно, большинству -- и не приносит пользы никому, за исключением тех, для чьей выгоды она была создана. В условиях феодальной системы средних веков сеньоры владели наследственным правом вершить правосудие. Они являлись судьями, потому что унаследовали это положение независимо от того, были ли у них способности и свойства, которые делают человека подходящим на роль судьи. По их мнению, эта должность была не чем иным, как выгодным источником дохода. Здесь правосудие было привилегией благородного по рождению.

Однако если, как в современных государствах, судьи всегда выбираются из круга  тех, кто имеет юридическое образование  и опыт, это не составляет привилегию в пользу юристов. Предпочтение отдается юристам не ради них самих, а ради общественного благополучия, поскольку  люди обычно придерживаются мнения, что  знание юриспруденции есть необходимая  предпосылка для осуществления  правосудия. Вопрос о том, следует  или нет определенное институциональное  устройство считать привилегией  определенной группы, класса или человека, нельзя решать по тому, приносит или  нет оно выгоду этой группе, классу или человеку, а в соответствии с тем, насколько его можно рассматривать как полезное широкой публике. Тот факт, что на корабле в море один человек -- капитан, а остальные составляют его команду и подчиняются его приказам, конечно же, является премуществом для капитана. Тем не менее это не является привилегией капитана, если он имеет способность вести судно меж рифов в шторм и тем самым быть полезным не только себе, но и всей команде.

Для того чтобы  определить, считать ли какое-либо институциональное  устройство специальной привилегией  человека или класса, надо задать вопрос не о том, приносит ли оно выгоду тому или иному человеку или классу, а лишь о том, выгодно ли это  устройство широкой публике. Если мы придем к заключению, что только частная собственность на средства производства делает возможным развитие человеческого общества в сторону  процветания, то ясно, что это равносильно  тому, что частная собственность  не является привилегией владельца  собственности, а является общественным институтом, служащим добру и выгоде всех, несмотря на то что она может в то же время быть особенно приятной и полезной для некоторых.

Либерализм выступает  за сохранение института частной  собственности вовсе не в интересах  владельцев собственности. Вовсе не потому либералы хотят сохранить  этот институт, что его уничтожение  нарушило бы чьи-то права собственности. Если бы они считали, что уничтожение  института частной собственности  будет в интересах всех, они  выступали бы за то, чтобы его  уничтожить, как ни противна была бы такая политика интересам владельцев собственности. Однако, сохранение этого института служит интересам всех слоев общества. Даже бедняк, который ничего не может назвать своим, живет в нашем обществе несравнимо лучше, чем если бы он жил в таком, которое не способно производить даже малую часть того, что производится сегодня.  
 
 

минус - сильное. замаскированное сопротивление движению к прогрессу

либерализм-щит для  спокойной жизни богатых и  нехороших

"по мере того, как либеральная затея по возможности  осуществлялась, сведущие люди догадывались, что даже и в этом виде  идеалы либерала не розами  пахнут. С одной стороны, чересчур  широко задумано; с другой стороны  - недостаточно созрело, к восприятию  не готово. - Невмоготу нам твои  идеалы! - говорили либералу сведущие  люди, - не готовы мы, не выдержим! " Салтыков, который Щ.

Либерализм - это как  раз гармония личностных интересов  и общественных. Ваш перегиб в  сторону общественных интересов  чреват неполноценностью личности, что  и наблюдалось  ранее. 

Нет  ни гармонии. ни баланса. Вообще никаких ограничений нет, кроме "не задевает интересов другого", а это - крайне опасная и расплывчатая формулировка. 

либерализм  может развиваться  только в сторону  личных интересов

»!