Импрессионизм. Клод Моне

геометричность, посадив специфические "садовые" цветы: алтей, георгины, розы,

настурции, гладиолусы; он высаживал их в таком порядке, чтобы цветение их

продолжалось  практически круглый год. Сад  занимал около двух акров, и часть

его раскинулась  по другую сторону дороги. Рядом  был небольшой пруд; Моне

купил его вместе с прилегающей землей в 1893 году. Получив  от местных властей

разрешение, он переделал его в водяной сад, через шлюзы пустив в него воду

близлежащей речки  Эпт. Вокруг пруда он высадил цветы и кустарники: частью

местного происхождения - малину, пионы, остролисты, тополя; частью

экзотические  растения - японскую вишню, розовые  и белые анемоны. Два сада

умышленно противопоставлялись  друг другу. Тот, что был при доме, сохранял

традиционный  французский вид: с аллеями, увитыми  ползучими растениями;

дорожками, идущими  под прямым углом друг к другу, со ступенями, ведущими из

одной части  сада в другую. Сад, что раскинулся по другую сторону дороги и

вокруг пруда, преднамеренно производил впечатление  экзотическое и

романтическое. При его планировке Моне следовал советам японского садовника,

гостившего какое-то время в Живерни: среди скромной привычной растительности

тут выделялись китайские гинкго, японские фруктовые деревья, бамбуки,

японский мостик, словно перекочевавший сюда с гравюры  Хокусая. В пруду

плавали кувшинки, а сад был испещрен лабиринтом вьющихся и пересекающихся

тропинок.

Картина «Сад художника  в Живерни». 1900 г. "Самое прекрасное мое произведение

- мой сад", - говорил Моне. И современники  соглашались с ним. Очень точно

охарактеризовал этот сад Пруст: "Это сад не старого цветовода, а скорее сад

колориста, если я могу его так назвать, сад, где  совокупность цветов не есть

создание природы, поскольку они посажены таким  образом, что одновременно

будут цвести только цветы гармонирующих оттенков, создавая бесконечное поле

голубого или  розового". Как ни странно, но закрадывается  сомнение, а был ли

Пруст вообще в  Живерни (хотя он и говорил Клермон-Тоннеру, с которым он

находился в  Нормандии в 1907 году, что собирается туда поехать). Впрочем,

Октав Мирбо, писатель и критик, никогда не скупившийся на эпитеты, дает этой

усадьбе полное описание: "Весной на фоне цветущих фруктовых деревьев ирисы

поднимают свои закручивающиеся лепестки, украшенные белыми, розовыми,

лиловыми, желтыми  и голубыми оборками с коричневыми  полосками и пурпурными

пятнами. Летом  по обеим сторонам посыпанной песком дорожки ослепительными

гроздьями ниспадают  настурции всевозможных оттенков и  калифорнийские маки

цвета шафрана. Удивительные по волшебству сказочные  маки вырастают на широких

клумбах, забивая увядающие ирисы. Удивительное сочетание цветов, множество

бледных оттенков; великолепная симфония белых, розовых, желтых, лиловых

цветов с дробью светлых телесных оттенков, на фоне которых взрываются

оранжевые, выплескиваются брызги медного пламени, кровоточат и сверкают

красные пятна, буйствуют лиловые, вырываются языки  черного и пурпурного

огня". Моне говорил, что на сад он истратил большую  часть дохода. Но явно

преувеличивал. Он держал садовника и пятерых  работников, и сам постоянно

занимался работами по улучшению и расширению сада. Самым незначительным

мелочам он уделял самое пристальное внимание. Вот  какую инструкцию он оставил

работникам накануне отъезда в Лондон в 1900 году: "Посеять: около 300 горшков

маков, 60 сладкого горошка, около 60 белого репейника, 30 желтого  репейника,

шалфея, капских  кувшинок на клумбы (в теплице), а  также георгины и ирисы

кемпфери. С 15-го по 25-е засыпать георгины до корней. До моего приезда

высадить те, что пустили побеги. Не забыть про  клубни лилий. Если прибудут

японские пионы, высадить их тут же, если позволит погода; но предварительно

позаботиться, чтобы  ростки были защищены и от холода и  от солнцепека. Сделать

обрезку: розы, кроме  тех, что с шипами, обрезать не слишком  коротко. В марте

в теплице посеять  семена травы, высадить небольшие настурции, следить за

глоксиниями, орхидеями, и проч. То же и в парниках".

«Пруд с водяными лилиями (зеленая гармония)» 1899 г.,  «Японский мостик и

пруд с водяными лилиями» 1899 г. и  «Японский мостик в Живерни» 1900 г.

Обращаясь в  префектуру за разрешением на переустройство пруда, Моне писал,

что это необходимо "ради праздника для глаз и  мотивов для живописи".

Фактически же Живерни и его сады не только служили ему мотивами для живописи;

они дали ему  своего рода базу для осуществления  проекта, который должен был

стать делом  его жизни и вершиной которого оказался этот сад.

     3. Время в творчестве художников-импрессионистов

Проблемой времени  на Западе стали интересоваться начиная с эпохи Возрождения.

И уже к концу XIX в. время стало мерой жизни, а изучение жизни в контексте

времени, то есть история, из собрания разрозненных фактов и неточных

сведений, превратилась в нечто среднее между искусством и наукой. Из понятия

о времени выросли  такие крупные историки как Маколей, Фруд, Мишле, Ранке,

Моммзен и другие, и писатели-романтики - Дюма, Скотт  и Гюго. На этой же почве

развились дарвинизм  и марксизм, две самые влиятельные  философские системы

эпохи: выводы о  природе и поведении человека в обеих теориях строились  на

закономерностях прошлых столетий. Это осознание времени привело к тому, что

не только ученые, но и художники занялись проблемой как запечатлеть текущее

время - остановить мгновение и передать его в  понятных неподвижных образах.

Еще с начала XIX века Констебл в своих скрупулезно точных этюдах фиксировал

меняющиеся движения и формы облаков. Аналогичные  эксперименты с временем

проводил и  Тернер. Например, в 1809 году он выставил в Королевской Академии

две картины  с видами Тейбли Хаус в разное время дня. Теодор Руссо объяснял

критику Филиппу  Бюрти, до какой степени "меняющееся дневное освещение

преображает весь облик ландшафта"; сам он написал  несколько пейзажей одного и

того же места  в лесу Фонтенбло в разное время  дня. Стремясь наделить

импрессионизм более глубоким свойством, чем простое  наблюдение природы,

Сезанн хотел  придать предметам и ландшафтам своего рода монументальность,

делающую их более реальными, и приблизить их к тому, что он называл

"искусством  музеев". Моне же, освободившись  от необходимости работать только

на рынок, поставил перед собой не менее честолюбивую цель - изображать

предметы и  ландшафты в их временной перспективе. В 1890 году, купив дом в

Живерни, он принялся воплощать эту идею в жизнь, хотя в зародыше она

содержалась еще  в его ранних работах. Были у него и предшественники: Курбе на

своей персональной выставке в 1867 году показал 13 картин, изображающих один

и тот же кусок  нормандского побережья; Йонгкинд нередко писал варианты одного

и того же объекта (например, Норт-Дам) при разном освещении. Кроме того, был

пример японских художников (Хокусая и других). У Моне в собрании имелось

немало ксилографий  Хокусая с разными видами горы Фудзи, а также две

ксилографии Хирошите "Остров Цукада", на которых дневное и ночное изображение

одного и того же пейзажа получено нанесением на одну печатную форму разной

краски. Места  для пейзажей Моне всегда выбирал  с фанатичной придирчивостью. В

1884 году в  Бордигере, он писал: "Карабкаюсь на гору, спускаюсь и вновь

поднимаюсь. Отдыхая  в перерывах между этюдами, исследую каждую тропинку -

всегда интересно  найти что-нибудь новое... Тут очень  трудно отыскать мотив и

нанести его  на холст: все склоны густо поросли  лесом. Здесь можно нескончаемо

долго гулять под  пальмами, апельсиновыми и лимонными  деревьями и

восхитительными оливами, но совсем другое дело, когда  ищешь подходящий мотив.

Мне бы хотелось написать апельсиновые и лимонные деревья  силуэтно на фоне

синего неба, но обнаружить их в том виде, какой  мне нужен, пока не могу".

Более того, Моне в своих поисках даже штудировал путеводитель "Les motifs

artistiques de Bordighera" ("Художественные виды Бордигеры"), написанный

Шарлем Гарнье, архитектором Парижской Оперы. В результате стоило ему найти

подходящее место, Моне разрабатывал его до конца. Так  было еще в начале 1870-

х, когда он писал бухту Гавра: именно потому, что он нарисовал так много

видов бухты, одному из вариантов он дал название "Впечатление" (см.). Так

было в Ветейе и в Аржантейе, где его особенно привлек железнодорожный мост, и

на скалах Эгрета, и на вокзале Сен-Лазар. Итак, Моне не мог не придти к мысли

писать излюбленное  место при разном освещении. Мысль  стала навязчивой, когда

в Живерни у него появилась постоянная точка видения, с которой он мог

выбирать бесконечное  число "мотивов". Эта мысль стала  превращаться в

целенаправленную  программу в том самом 1890 году, когда он купил имение. Он

начал с того, что нарисовал серию видов  своего поля маков. Клемансо

рассказывал, что "Моне работал одновременно на четырех  мольбертах; как только

менялось освещение, на каждый холст он наносил мощный мазок кистью". Так он

создал первую группу своих "серийных" картин, над  которыми работал всю

оставшуюся жизнь, и перенес первоначальный импульс  импрессионизма в следующее

столетие. В письме к Жефруа от 7 октября 1890 года он писал: "Я взялся

всерьез за серию  с различными эффектами; работаю  с усердием, но в это время

года солнце садится столь внезапно, что угнаться за ним невозможно. Работа

идет так медленно, что я прихожу в отчаяние, но чем дальше я продвигаюсь, тем

яснее вижу, как  много надо сделать, чтобы получить то, что я ищу, -

"мгновенность", и, главное, "оболочку", один  и тот же повсюду рассеянный

свет, и больше, чем когда-либо, мне портят настроение самые простые вещи,

которые обычно даются легко, с первой попытки. Как  бы то ни было, меня все

сильнее захватывает  необходимость выразить то, что я  испытываю, и я молю