Древнеримский скульптурный портрет

     Другие  дошедшие до нас портреты Септимия  Севера близки к мюнхенскому.  Возможно, художникам было предписано  придерживаться определенного образца.  Если изображения Септимия Севера  еще можно рассматривать в  круге искусства поздних Антонинов  и в трактовке их мало нового, то женские портреты этого  периода содержат в себе новые  черты. 

     Их  создатели стремились выделить  наиболее характерное в лице, причем поиски направлены были  на усиление выразительности  образа, особенно в портретах  жены Септимия Севера Юлии  Домны. Юлия Домна, дочь Бассиана, жреца бога солнца Элагабала в Эмесе, в Сирии, была одной из интереснейших женщин того времени. Жестокая, властная, она отличалась блестящим умом и выдающейся красотой. Будучи императрицей, она способствовала проникновению в Рим восточных влияний в области философии и культуры.

     Жизнь  ее, полная драматических событий  – слава, власть и трагический  конец (она стала женой своего  пасынка Каракаллы и после  его убийства покончила с собой), – характерна для этой эпохи.  Облик императрицы запечатлен  в ряде портретов. Портрет Юлии  Домны из Капитолийского музея  в Риме отличается от рассмотренного  нами портрета Септимия Севера  более индивидуальной передачей  характерных особенностей образа.

     Крупные  черты лица, густые волосы на  прямой пробор обрамляют лоб  и спускаются на уши, сзади  масса волос уложена на затылке  в виде широкого плоского узла. Эта прическа характерна для  конца II – начала III века. Выражение  глаз и рта Юлии передает  состояние какого-то внутреннего  беспокойства и озабоченности,  умеряемых внешними формами парадного  портрета: свободной постановкой  головы, строгостью сложной прически, глубокими складками одежды на  груди. 

     Детально  проработанная поверхность волос  и складок одежды, драпирующей  бюст, контрастирует с гладкой  поверхностью лица. В этом портрете  выражена твердость и властность  натуры Юлии Домны, смягченная  высокой внутренней культурой. 

   Другой  бюст Юлии Домны из Мюнхенской  глиптотеки построен по тому  же принципу выделения наиболее  характерного в лице, как и  портрет Капитолийского музея,  но превосходит его по художественным  качествам. (см.приложение 5)Лицо обрамлено тяжелой массой волос, разделенных прямым пробором, спускающихся волнами, закрывая уши и часть щек; сзади волосы сложены плоским пучком на затылке. Довольно низкий широкий лоб, густые сросшиеся брови придают облику индивидуальный характер. Взгляд больших миндалевидных глаз, обращенных влево, недоверчив и печален. Небольшой рот плотно сжат, хотя в тонком рисунке губ сохраняется как будто отблеск улыбки. Этот образ приковывает внимание зрителя своей внутренней одухотворенностью и справедливо может быть отнесен к лучшим портретам начала III века.

  В этих произведениях все внимание мастера обращено на выразительность лица; волосы, как рама, только выделяют его. Усиливаются элементы графичности: брови изображаются насечками и плотная масса волос расчленяется глубокими врезанными линиями. Особенную важность приобретает исполнение глаз с помещенными под верхним веком зрачками. Эти новые художественные приемы усиливают экспрессию портрета.

 В портретных  статуях первой половины III века  сохраняются традиции предшествующего  периода: поиски новых решений  образа сосредоточиваются в изображении  головы и лица и сочетаются  с фигурой, выполненной в классических  формах, восходящих к греческим  статуям V–IV веков до н.э.

2.Портрет Александра Севера.

С точки зрения развития римского искусства период правления Александра Севера интересен  тем, что именно в его время  окончательно вырабатывается тот новый  тип портрета, предпосылки которого наметились при Каракалле. Классицизм Антонинов не мог удовлетворить  художников этой эпохи, когда обнажились все противоречия, разрушавшие римское  общество, прикрытые ранее иллюзией процветания империи .

     Одним  из узловых памятников этого  периода, в котором новые художественные  искания отразились с особенной  силой, является портрет молодого  Александра Севера, хранящийся в  Лувре. ( см. приложение 6)

     Он  изображен очень юным, с крупными  чертами лица, круглой головой,  широким лбом, густыми бровями,  с юношески пухлыми губами  и небольшим подбородком. Передача  структуры головы и лица понимается  как первоочередная задача мастера. 

     Волосы  изображены сплошной густой массой; отдельные мелкие пряди обозначены  насечками. Такая трактовка волос  появляется впервые. Очень индивидуальны  большие уши с отогнутыми мочками.  Глаза помещены в глубоких  орбитах. Лепка головы и лица  говорит о том, что скульптор  остро ощущает пластичность образа.

Исполнение портрета Александра Севера представляет собой  полный контраст с изощренной техникой портрета Элагабала. Оно отличается более обобщенной трактовкой поверхности  и структуры лица, схематизированная  передача волос подчеркивает интерес к лицу, акцентирует его. Суровая простота стиля изображения придает большую выразительность образу.

     Этот  портрет соответствует представлению  об Александре Севере как об  идеальном государе, каким его  рисует Элий Лампридий, его  биограф: [«Телом он был таков, что кроме привлекательности и мужественной красоты, каким мы и доныне видим его в статуях и на картинах, он отличался еще крепостью, соединенной с военной выправкой, и здоровьем человека, который знает свою силу и всегда заботится о ней. Кроме того, он был любим всеми людьми; некоторые называли его благочестивым, а все – безусловно безупречным и полезным для государства» (Элий Лампридий, Александр Север) .]¹²

     Портреты Александра Севера в Лувре знакомят нас с новыми стилистическими приемами, выработанными скульпторами того времени для усиления выразительности образа. Но тогда же в скульптурном портрете появляются в зародыше и другие черты, получающие полное развитие значительно позже. В этом отношении интересен портрет Александра Севера в Капитолийском музее в Риме.

 В произведениях  римских авторов Александр рисуется  человеком образованным, увлеченным  философией и правом. Он был  близок к философу Оригену  из Александрии и интересовался  различными мистическими учениями  и религиями. Элий Лампридий  рассказывает:[ «...в помещении для ларов у него стояли изображения обожествленных государей, только самых лучших, избранных, и некоторых особенно праведных людей, среди которых был и Аполлоний, а также... Христос, Авраам, Орфей и другие подобные им» (Элий Лампридий, Александр Север) . ]¹³

     Хотя  имя Христа, возможно, является позднейшей  вставкой, так как искусство III века н.э. не знало его изображений,  но все же этот рассказ, подтверждаемый  и другими местами жизнеописания  Александра Севера, составленного  тем же автором, отражает характерное  для III века стремление найти  смысл жизни, обрести в духовном  мире, в религии твердую опору  среди неустойчивости, тревог и  волнений реальной действительности.

     Знаменательно  свойственное не только Александру  Северу обращение к самым различным  культам, желание найти какой-то  идеал. Эта сторона его образа  нашла свое отражение в капитолийском  портрете. Преувеличенно большие  глаза с остановившимся взглядом  на худом неподвижном лице; маленький  рот, как бы подчеркивающий  величину глаз. Волосы, образующие  плотную массу, обрамляют лоб.  Небольшая полоска волос, проходящая  от висков вдоль щек, сливается  с короткой бородкой, исполненной  неглубокими врезами. Обобщенная  моделировка лица сочетается  с графической трактовкой волос,  усов и бороды, в ней впервые  намечаются орнаментальность, некоторая  условность изображения, приобретающие  в дальнейшем характер схемы.

     Индивидуальные  черты в капитолийском портрете  Александра, безусловно, сохранились,  но ими не ограничено внимание  художника; в первую очередь  он хочет подчеркнуть одухотворенность, духовную значительность портретируемого.  Может быть, здесь заключен намек  на принадлежность императора  к высоким духовным сферам, недоступным  обычному человеку. Однако эти  черты, впервые появляющиеся именно  в этом бюсте Александра Севера, не получили сразу широкого  распространения в римском искусстве  III века; ближайшие по времени  портреты продолжают линию луврского  бюста этого императора, создавая  выразительные реалистические образы, совершенствуя новые стилистические  приемы, выработанные римскими скульпторами .

     Многие  произведения III века вызывают в  памяти портреты поздней Республики. Это сходство основывается на  общности исходных позиций скульптора, стремящегося к точной фиксации  всех особенностей лица портретируемого.  Но портрет III века стоит на  гораздо более высокой ступени  развития.

     В  задачу художника III века входит  не только точная фиксация  внешнего облика, но и раскрытие  внутреннего образа человека, его  психологического состояния. Поэтому  портреты периода «солдатских»  императоров, которые по силе  выражения можно назвать непревзойденными  человеческими документами, ценнейшими  свидетельствами эпохи, представляют  одну из вершин римского портретного  искусства.  

3. Портрет Гая Юлия  Вера Максимина.

Интересен портрет  императора Гая Юлия Вера Максимина, прозванного Фракийцем (235–238 гг. н.э.; Рим, Капитолийский музей), первого  варвара на императорском троне, сменившего последнего представителя  династии Северов.

  Как историческая  личность Максимин представляет  большой интерес. Источники почти  ничего не сообщают о его  политике, кроме того, что он истреблял  богатых и знатных людей, обогащая  за их счет своих солдат .

     Таким  он и изображен на портрете  Капитолийского музея. У него  большое лицо, характерные, грубые, некрасивые черты, длинный подбородок. Волосы стали короче, они плотно  прилегают к голове, подчеркивая  ее крепкую форму. Отдельные  пряди обозначены короткими насечками.  Две глубокие горизонтальные  морщины перерезают лоб. Брови  слегка сдвинуты, образуя поперечную  складку на переносице и две  резкие вертикальные морщины  над ней. Глаза прячутся под  нависающими бровями. Радужная  оболочка обозначена врезанной линией, зрачок, имеющий форму сердцевидного углубления, помещен ближе к верхнему веку, что придает особую пристальность взгляду.

     Портрет  Максимина Фракийца создан талантливым  скульптором и обладает большой  силой эмоционального воздействия.  Максимин воспринимается как  человек, умудренный большим житейским  опытом, усталый и сумрачный. Портрет  говорит о неримском, варварском  происхождении Максимина. Однако  мастер, показывая этнические особенности  внешности – продолговатое лицо  с крупными грубыми чертами,  глубокие орбиты глаз, прямые  волосы, – не останавливается  на этом и поднимает образ,  подчеркивая в нем черты общечеловеческие.

   [  Бюст Максимина, несомненно, является одной из вершин римского реалистического портрета III века н.э. В нем окончательно выкристаллизовывается свойственный этому периоду стиль, впервые наметившийся еще в портрете Каракаллы и получивший дальнейшее развитие в изображениях времени Александра Севера. Лаконизм, отказ от второстепенных деталей, акцент на выразительности лица, лепящегося крупными четкими массами, позволяют создать запоминающиеся образы суровых людей жестокой, изобиловавшей волнениями эпохи.]¹⁴

Из сохранившихся  портретов Пупиена и Бальбина особенный интерес представляет портрет последнего, очень характерный  для 30-х годов III века .

     Как  и в образе Максимина, здесь  беспощадно обнажена внутренняя  сущность портретируемого. Тяжелая  круглая голова на короткой  толстой шее, жирные щеки, заплывшие  маленькие глазки с беспокойным  выражением, большой полуоткрытый  рот, густая масса коротких  волос и покрытые щетиной небритые  щеки создают образ человека, утратившего душевное равновесие.

     Мастерская  передача фактуры лица сочетается  с графическим характером исполнения  волос и бороды; шероховатая поверхность  волос противопоставлена легкой  полировке лица. Как и в других  портретах того времени, мы  сталкиваемся с острореалистическим  изображением, с достоверной передачей  самого главного в образе, как  его уловил и понял художник.

  В довольно  многочисленных портретах Гордиана III (238–244 гг. н.э.) реалистическая передача  индивидуальных черт сочетается  с некоторой идеализацией образа.

     Один  из лучших находится в Национальном  музее в Риме; он очень важен  для понимания общего хода  развития искусства скульптурного  портрета III века в Риме.

     При  вполне достоверной передаче  продолговатой головы  Гордиана, его больших глаз, полных губ своеобразного рисунка и глубокой ямочки на подбородке в этом портрете в трактовке волос, бровей, двух вертикальных морщин на лбу появляются элементы подчеркнуто правильной симметрии – первые, еще едва заметные признаки отхода от реалистического искусства, превращения живого изображения в орнаментированную схему. Однако это явление лишь намечается в некоторых портретах того времени; для большинства из них характерны острая выразительность, отсутствие идеализации, составляющие их отличительную черту.