Большой популярностью пользовались также изображения разнообразных повозок с запряженными в них парами и тройками лошадей. Одну из них в сочетании со сценой народного гулянья можно видеть на круглой бисерной табачнице. Удивительно, насколько детально переданы ограниченными средствами бисерной вышивки реалии того времени: конструкция экипажа позволяет точно определить его как пролетку, на пассажире надета типичная дорожная шинель с пелериной и цилиндр, на кучере — кафтан, подпоясанный красным кушаком, и круглая шляпа. Интересно сопоставить одежду седока с описанием шинели подобного покроя в книге Р.М.Кирсановой: «каррик со множеством мелких воротничков-пелерин... в нач. 1830-х гг. вышел из моды, сменившись шинелью с длинной пелериной»¹⁰. Это не противоречит датировке бисерной картинки 1830-ми гг., сделанной с учетом характера рисунка, цвета фона и сортов использованного бисера. Обращает на себя внимание и фигура кучера. Сравним это изображение с красочным отрывком из воспоминаний М.М.Богословского: «Любители выездов щеголяли не только породою и красотой лошадей, но также и красотою кучера, составлявшего с лошадьми единую цельную группу. Ценились высокие, сильные, а главное дородные кучера... На голову летом надевалась особого образца “кучерская” шляпа, а зимою меховая шапка. Непременным условием кучерской красоты и достоинства были еще большая окладистая борода и громкий, преимущественно басистый голос...»¹¹

     В некоторых случаях интересную информацию можно получить, рассматривая мундиры  военных, изображенных на вышивках. На бисерной вставке для бумажника изображен офицер в пролетке, запряженной тройкой лошадей. На нем — треуголка с плюмажем, синий мундир с эполетами, длинные белые панталоны. Поскольку эполеты были введены в армии в 1807 г., а треуголки отменены в 1844-м, время создания рисунка для вышивки можно ограничить этими двумя датами. А по заключению знатока русской милитарики Ф.А.Копелевича, здесь изображен штабной офицер или флигель-адъютант времен Николая I. Весьма популярным было в свое время изображение казака, мчащегося во весь опор с пикой наперевес. Удалось найти раскрашенный офорт, на основе которого был, по-видимому, составлен рисунок для вышивки. Он был издан в Берлине и, в соответствии с атрибуцией Копелевича, изображал казака Войска Донского периода 1805—1807 гг. По-видимому, эта картинка была издана в Германии под воздействием потрясения, произведенного первым появлением казаков в Европе во время Наполеоновских войн.

     Тема  наполеоновских войн нашла отражение  во многих вышивках первой половины XIX века. В собрании известного коллекционера Пожарского находилась вышитая бисером картина, на которой в аллегорической форме были изображены Россия и государства Европы, благодарящие Александра I за освобождение от Наполеона. В то время Александр I был одной из наиболее популярных фигур в мировой политике. Недаром в Париже известным театральным художником и коллекционером А.А.Васильевым был обнаружен его портрет, шитый бисером. Теме наполеоновских войн посвящен и маленький бисерный кошелек. На одной его стороне изображен прусский герб и знамена, на другой — пушки с ядрами и имена полководцев, победителей Наполеона в битве при Ватерлоо: Блюхера и Веллингтона.

     Большой энтузиазм вызвала в России и  во всей Европе борьба Греции за свою независимость. После начала восстания, поднятого Александром Ипсиланти в 1821 г., появились изображения многочисленных греческих повстанцев и гречанок.

     Греческое восстание и турецкие войны послужили  источником повышенного интереса к  восточной экзотике в европейском  обществе конца XVIII — первой половины XIX века. В соответствии с этим и сюжеты бисерных вышивок пополняются турками верхом на арабских скакунах или мирно курящими кальян; султанами и возлежащими на подушках одалисками; дамами в тюрбанах и туалетах, очень похожих на модные картинки 1820-х гг. Некоторые из них по той или иной причине привлекают к себе особое внимание. Например, удалось найти литографию первой половины XIX века, послужившую основой рисунка одной из подобных вышивок. Вокруг другой вышивки, изображающей курящего трубку турка и подающего ему кувшин негра, располагается загадочное изречение, напоминающее по стилю надписи на печных изразцах XVIII века: «НЕ ТО ЧТО ЗРИТЕ ВЫ НЕСУ ВАМЪ ЖАРЪ». Еще одна композиция, представляющая собой ряд фигур в восточных костюмах на фоне гавани, была исключительно популярна у вышивальщиц: ее помещали на бумажниках, коврах, дамских сумочках, табачницах. Судя по позе и жестам персонажей, это театральная сцена. В частности, это может быть сценой в гавани из оперы Моцарта «Похищение из сераля» (1782), имевшей в то время большой успех.

     Наряду  со светскими сюжетами встречаются  и вышивки религиозного содержания. Одним из подобных сюжетов, повторяющихся  довольно часто, является вид Троице-Сергиевой  лавры. Основой для соответствующего рисунка послужила книжная гравюра 1820-х гг., однако существует подобная вышивка и с датой 1844 г., а в одном из частных собраний такая же вышивка была датирована 1860-ми гг. Очевидно, этот сюжет воспроизводился не один десяток лет. Возможно также, что это был один из сувениров, продававшихся в лавре. Во всяком случае, в повести И.Шмелева «Богомолье» упоминается о бисерном кошельке с изображением Троице-Сергиевой лавры, купленном во время паломничества. К этому же разряду, наверное, следует отнести и многочисленные изображения различных святых, вышитые бисером по бумажной канве в 1840—1860-х годах. Несколько более ранним является, по-видимому, шитый круглым бисером по холсту образ «Спаса Нерукотворного».

     Большинство перечисленных выше сюжетных вышивок  украшено либо орнаментальной полоской, либо более или менее пышным цветочным узором. Оба эти вида декора могли существовать в бисерных работах и вполне самостоятельно. Более того, букеты, гирлянды, венки из цветов и плодов единодушно признаны шедеврами русского бисероплетения. Если в XVIII веке вышитые изображения цветов носили достаточно условный характер, то в XIX — бисерная флористика обретает исключительно натуралистический характер: цветы легко распознаются с помощью ботанических атласов или определителей растений. Помимо красоты и ботанической точности бисерные букеты и венки заключали в себе зачастую и определенный смысл, котрый мог быть понят в соответствии с общеизвестным тогда «языком цветов».

     Вензели, инициалы и надписи типа «На память», «Къ памяти», «Кого люблю, того дарю» нередко встречаются на бисерных вышивках. Бывают и несколько более развернутые посвящения. В частности, на портфельчике с бисерными вставками, подаренном А.Ахматовой, имелась надпись: «Дарю сей дар той, кого сердечно люблю и много почитаю»¹². Прелестно наивное стихотворение и на бисерной тесемке для шейного креста: «На заре птичка воспевала, А я сию тесемочку работала; Работаяши размысляла — Каво подарить — Сердце отвечала — Каво люблю, таво дарю — Сие тесемка». На двух заготовках для бумажника трогательное изображение супругов с ребеночком в «ходунках» сопровождается стандартным изречением: «В знакъ любви дарю», которое дополняется на другой стороне надписью: «Наши сердца навекъ нераз.», вышитой над всадником и двумя сердцами. В первой части надписи у вышивальщицы не уместилась последняя буква, и она вышита над строкой, а во второй части — не хватило места на последнюю часть слова, и читать, очевидно, следует — «неразлучны». В собрании музея Царицыно имеется бисерный подстаканник «с красивой цветочной гирляндой и надписью, идущей в два ряда по нижнему краю: «Подарок сей непышный но Бог видит Всевышний в знак памяти дарю что я тебя люблю». А в одной частной коллекции находится бисерная картинка, изображающая грустную девушку с венком и на фоне пейзажа. Внизу вышивки помещены несколько переиначенные стихи Пушкина:

     Под буряю судьбы жестокой

     Увял  цветущий мой венец

     Живу  несщасна одинока

     И жду придет ли мой конец.

     Потомки этих мастериц долго хранили память об их искусстве. Вот, например, как  вспоминает о своей бабушке Елизавете Егоровне Барбот дочь художника Федора Толстого: «Бабушка моя — умная женщина, прекрасная мать и большая рукодельница. И если бабушка не умела рисовать кистью, то она производила иголкой и шелком по полотну “a petits points”¹³ такие пейзажи и цветы, что им дивиться надо. Это и я могу подтвердить, потому что работы ее сохранились у меня до сих пор... бабушка была художница в душе, и ее только влиянию надо приписать то диво, что в те времена в графской семье мог развиться такой художник, как мой отец»¹⁴. Такие мемориальные вышивки свято сохранялись в различных секретерах, шкатулках, бюро и служили вещественным напоминанием о давно ушедших родных. Никогда не видевшая родителей отца Е.А.Сабанеева вспоминает: «Я очень поздно начала помнить, чтобы в семье поминали о родителях батюшки. Впрочем, именно в этом бюро, вместе с портфелем, где хранилась его дворянская грамота, лежал небольшой пакет, на который я долго не обращала большого внимания, но однажды батюшка показал мне, что лежало в этом пакете, сказав: “Вот работа моей матушки — единственное, оставшееся мне о ней воспоминание”. Работа эта была такая изящная и художественная, что после я никогда в жизни не встречала ничего подобного. То был кисет для табаку из белого атласа, по сторонам которого были вышиты волосами в тень два наивные ландшафта»¹⁵. Наверное, много воспоминаний будили когда-то и трогательные вышивки волосами начала XIX века. На одной из них, датированной 1816 годом, изображены Амур и «Псиша», на другой — девушка, вырезающая на дереве слова «Pense a moi»¹⁶. А на бумажнике представлена развернутая композиция на излюбленный сюжет того времени: «Торговля амурами». В этих вещицах и материал вышивки, и сюжет, и вложенный в них труд — все являлось выражением нежных чувств вышивальщицы. Не забывали о подобных мемориях и в XX веке. Вот что пишет своим родным в 1931 г. высланный в Сыктывкар С.А.Аскольдов: «У меня в старости появилось то, чего и тени не было в молодости: привязанность к своим вещам, особенно к старым, “заслуженным”, или присланным от семьи; свой столовый “семейный” нож, вилка, стакан с подаренным бисерным чехлом и т.п.»¹⁷.

     И даже теперь, в XXI веке, мы продолжаем помнить  о тех, кто оставил нам эти  милые бисерные вещицы. Сейчас они  воспринимаются как дошедшие до нас  некие послания, которые могут быть объединены надписью, вышитой на одном из бисерных кошельков: «Руки работали, а сердце дарит». А еще сказать об этих милых вещицах можно словами А.И.Куприна: «...над этими почтенными древностями трудились целыми годами, с любовью и терпением, прилежные мастера, вложившие в них очень много вкуса, знания и красоты, ... из поколения в поколение сотни глаз смотрели на них с удовольствием и сотни рук прикасались к ним бережно и ласково, ... в их причудливых оболочках точно еще сохранились незримо тончайшие частицы давно ушедших душ». 

  3. Женские головные уборы.

     К русскому костюму в северных губерниях  России надевали головной убор, украшенный шитьем русским жемчугом, золото-серебряными  нитями, колотым перламутром. Этими  же материалами расшивали нагрудные украшения.

     Свадебные и праздничные головные уборы  Русского Севера и центральных губерний России XVIII -XIX отличаются разнообразием  форм и отражают местные особенности, возрастные различия и социальную принадлежность.

     О широком использовании бисера и стекляруса с конца XVIII века в народной одежде, и в особенности, в головных уборах свидетельствуют многочисленные бисерные дополнения, сделанные на вещах, украшенных первоначально одним жемчугом. Одновременно появляются отделки только бисером. Не случайно в этот период возникло название "бисерник" в применении к девичьим головным повязкам.¹⁸ Девушки также украшали себя ожерельями, а в косы вплетали бисерные кисти и ленты, низанные бисером. Женщины носили головные уборы, унизанные бисером, с бисерными же сетками на лбу и на затылке. Головной убор являлся главным, завершающим предметом всего наряда, на него обращалось особое внимание: при его исполнении не жалели ни усилий, ни материальных затрат.

3.1 Девичьи головные уборы.

     На  Руси существовал общий для славян древний обычай, по которому всюду девичий головной убор отличался от убора замужней женщины, так же как и прическа. Девушка могла носить волосы распущенными или заплетать их в одну косу, а замужняя женщина должна была заплетать две косы и по обычаю не имела права показываться с непокрытой головой. Отсюда специфические формы головного убора - у женщины покрывающие волосы, у девушек оставляющие их открытыми.

     В каждой местности жили свои формы  праздничного девичьего убора. В  некоторых местностях они имели вид широкой ленты, обнимающей голову. Иногда в середине убора помещалось сплошь зашитое коническое поле, придававшее девушке рост, делавшее ее стройнее. Налобник в виде цепи прямоугольников, заполненных розетками или кругами, заканчивался поднизью из низанных петель, число которых увеличивалось к середине убора. Белый бисер оживлялся запонами с разноцветными стеклами. Иногда повязки, покрытые золотистой фольгой и галуном, имели вид высокого цилиндра. Надо лбом проходила полоса орнамента из звезд и розеток, шитая на проем белым бисером, ниже фестонами опускалась поднизь из параллельных низок, скрепленных полукружьями. В начале праздника девушки красовались в таких повязках перед жителями своего селения в полной неподвижности: "Девка в большом наряде - это икона", - говорили старики.¹⁹ Парни, не смея прикоснуться к своей милой, забрасывали внутрь повязки орехи, пряники и другие лакомства. Полюбившейся девушке приходилось выдерживать на голове килограмма два таких приношений.

     Другой  тип праздничного девичьего убора - венцы. Они имели несколько форм. Главное их различие заключалось в том, что одни были сплошными, твердыми, а другие - прорезными, гибкими. Твердые венцы в виде подковы обрамляли девичье лицо подобно нимбу. Как правило, все они украшались вышивкой жемчугом или белым бисером приемом саженья по бели.

     Самым торжественным из всех девичьих уборов была коруна - твердый венец в  виде хора (выпуклого обруча) с прорезным  узором. Она имеет околыш, чаше всего  галунный. Узор выкладывался белью, по ней сажался жемчуг или бисер. Последний использовался в корунах уже в XVIII веке. Название узора безусловно происходит от слова "корона".Распространение этого вида венца весьма широко, околыши корун декорировались различно: золотым шитьем и бисером, как белым, так и цветным, применялся и стеклярус.

3.2. Женский головной убор к сарафану.

     Наиболее  распространенный вид праздничного головного женского убора -"кокошник" - род плотной твердой шапочки. Его носили с сарафаном. Кокошники XVIII - начала XIX вв. искусно расшиты речным жемчугом, украшены плетеными жемчужными и перламутровыми поднизями, золото-серебряным шитьем, цветной фольгой, гранеными стразами. Головные уборы также хранились в семьях, передавались по наследству их поколения в поколение и были непременной частью приданого зажиточной невесты. Формы кокошников необычайно своеобразны и самобытны: двурогие в виде полумесяца, островерхие с шишками, маленькие плоские шапочки с ушками, и другие, тесно связанные с обычаями и эстетическими представлениями народа. Свадебные и праздничные головные уборы покрывали платками, часто искусно вышитыми золотными металлическими нитями. Праздничный северный костюм, а также костюм центральных губерний дополняли сережки, низанные из жемчуга, украшения в косу, расшитые золото-серебряной нитью, перламутром.