Глобальные и региональные тенденции в проектной культуре

       а) на присущие культуре каждого этноса черты, отличающие ее от культур других этносов (культурное разнообразие);

       б) на способность данной культуры влиять на другие этнические культуры и, в свою очередь, испытывать их влияние (межкультурное взаимодействие);

       в) на самотождественность этносов  во времени и других значимых измерениях, достигаемую через преемственность их культуры и средовых черт (участие в родовой подлинности).

       Этнокультурная  идентичность предполагает наличие  всех трех особенностей этнической культуры и потому является динамичным качеством бытия этноса, которому присуща специфическая историчность, обеспечиваемая механизмом «трансляции/инновации».

       Для проектной культуры дизайна методологически  важна ориентация именно на этнокультурную идентичность, поскольку она допускает, что корни и ветви дизайна находятся, во-первых, в «большой истории» (там, где в рефлектированном виде никакого дизайна, как считается, не было), а во-вторых, в пространственной, вещной и образной среде в целом, а не только в сфере, отведенной для промышленно производимых изделий, которые обычно и считаются предметом дизайна,

       Наблюдаемый ныне возврат к осознанию непреходящего значения вечных ценностей каждой культуры, рост осознания этнокультурной идентичности отнюдь не альтернативны стремлению обновить среду и образ жизни. Процесс сохранения народом своей исторически непрерывной идентичности, переживаемой как цепь «возрождений» и «новых жизней», равно объемлет как глубину постоянств, так и новизну изменений.

       Стоит отметить, что культурно-экологические  проблемы были в центре внимания в нашей стране и в застойные времена. О состоянии природы, культурном наследии, народной жизни и тогда говорили не только как об «отдельных недостатках» или «временных трудностях». Усилиями многих писателей, художников, деятелей науки и культуры экологическое движение в нашей стране, многими нитями связанное с аналогичными международными движениями, приобрело ярко выраженный культурно-экологический и этнокультурный характер. Сегодня наше общественное сознание в большей степени сконцентрировано вокруг тех ценностей, которые, благодаря процессу демократизации, наконец-то, становятся всенародным достоянием. Может быть, именно волнение, связанное с новым переживанием этих ценностей, мешает в полной мере отдать себе отчет в том повороте сознания и воли, который произошел в 70-е гг., в повороте от «производственнического», однобоко-прогрессистского, авангардистски окрашенного и равнодушного к традиционным и классическим ценностям сознания—к сознанию «воспроизводственному», природе- и культуросберегающему, сохраняющему свои исторические связи не только в «малом историческом времени» (20-е, 60-е гг., например), но и в «большом историческом времени», существующем в масштабах столетий и тысячелетий. Многие, следуя духу времени, а может быть, моде, не замечают этого поворота даже в себе, не желают отдавать себе в этом отчета. Но ценностные интонации общественного сознания уже явно изменились. Произошло это в 70-е гг., и общая тенденция возникших тогда концепций может быть определена как культурно-экологическая.

       Нерв  этнокультурной проблематики—это соотношение  модернизации, обновления и перестройки образа жизни, с одной стороны, и его преемственности, ценностной непрерывности, с другой.

       Становление научной технологии как новой  исторической силы, основанной на коэволюции исследовательского, проектного, организационного и производственного процессов, благодаря чему образ жизни становится все более динамичным, изменчивым и разнообразным, дает свои плоды в «реальном времени», в течение жизни одного поколения. Никогда еще поток нововведений самого разного рода не был столь плотным и интенсивным; никогда еще он не стимулировал столь энергичный процесс смены стилей и образов жизни, переоценки всех ценностей; никогда не грозил такой радикальной трансформацией социальной и трудовой этики и даже самого облика человека,. эмоционально-ценностной основы его личности.

       Критический подход к стратегии развития, основывающейся исключительно на экономических  и технологических ориентациях, разделяется сегодня многими  исследователями, политиками, деятелями  культуры. «Так называемая индустриальная цивилизация, давшая нам столько благ, может при соблюдении только экономических приоритетов, констатировал генеральный директор ЮНЕСКО Ф. М. Сарагоса,—пагубно сказаться на состоянии окружающей среды, этого бесценного сокровища, о котором несколько десятков лет назад никто и не думал... мы настолько ослеплены, что не сознаем нависшей над нами угрозы и не понимаем настоятельной необходимости радикального переосмысления будущего науки (и техники – О.Г.) на основе общечеловеческих этических принципов. Мы должны постоянно помнить о ее негативных сторонах, проявляющихся тогда, когда пути ее использования расходятся с основополагающими требованиями развития культуры...» .

       Опасения  вызывает не только направленность развития, но и его интенсивность, темпы претерпеваемых изменений — все то, что составляет содержание процесса модернизации производственных, коммуникативных, социальных структур образа жизни. Его известные и пока еще не известные, но возможные «расхождения с основополагающими требованиями развития культуры» заставили обратить внимание на условия совместимости интенсивной модернизации, с одной стороны, и культурной преемственности образа жизни, с сохранением исторически достигнутого уровня духовного развития, с другой. Такова суть проблемы культурной (социально-культурной, этнокультурной, культурно-антропологической) идентичности, широко обсуждаемой и практически отрабатываемой в последнее десятилетие.

       Модернизация, реконструкция, а по-русски говоря, обновление и перестройка—это процесс внедрения в жизнь нового поколения технологических, организационных, информационных и прочих структур. Эти новые, заимствуемые или проектируемые, структуры составляют мощный поток предлагаемых моделей жизни, изменяющих многое в ее прежнем облике, вызывающих потребность в переоценке ее привычных ценностей. И это естественно, поскольку новое качественное состояние общества— это состояние, характеризующееся интенсивным развитием, динамизмом всех общественных процессов. Однако чем более мощным и разнообразным будет этот поток предлагаемых изменений, тем острее будет стоять вопрос о преемственности образа жизни, о сохранении или утрате нашей человеческой и культурной идентичности, о ценностных ориентирах идентификации.

       В пользу такого прогноза говорит и  опыт модернизации образа жизни в развитых странах (в разные эпохи), и взгляд на собственную новую и новейшую историю. Существующая опасность деградации природы и культуры под воздействием технологических и социально-организационных новаций, поиск путей к сбережению жизненных и духовных благ, делающих человека человеком,—одна из ключевых тем мировой гуманитарной науки и публицистики. Заботясь о перспективах дизайна в перестраивающемся, модернизирующемся обществе, о новом этапе развития его проектной культуры, целесообразно, на наш взгляд, обратить особое внимание на его культурно-экологические основы, на проектный смысл проблемы культурной идентичности.

       В условиях интенсивной модернизации стратегия дизайна, выполняющая  лишь функцию  компенсации социокультурных последствий технологического или организационного развития, уже не соответствует требованиям жизни. В связи с этим сегодня становятся актуальными по меньшей мере две расширенные стратегии «компенсаторного дизайна».

       Прежде  всего, сам дизайн стал источником своеобразного средового отчуждения. Дизайнерски проработанная среда, если она однообразна, если она ставит человека вне образов традиционной художественной и духовной культуры, вызывает эффекты средового напряжения, утомления и, в конце концов, отчуждения. Так, усредненный «интернациональный стиль», восходящий к раннему «сильному» функционализму, наиболее быстро и легко усваиваемый всеми молодыми течениями дизайна (через образование, пропедевтику), довольно скоро вызывает обратную реакцию. В. Папанек, совершенно справедливо связав этот стиль с тенденцией «рационализации культуры», с «раскол-дованием мира» (по Максу Веберу), подчеркнул своеобразную «обездушенность» этого среднемирового течения дизайна. Во всех развитых течениях дизайна в определенное время вырастает альтернативный дизайн. Его называют по-разному: антифунк-ционалнзмом, метафорическим дизайном или новым дизайном. Однако дело не в названии, а в его новых социокультурных функциях: сегодня помимо способности дизайна к инновациям, к порождению новых эстетических, функциональных и поведенческих качеств усиленно подчеркивается его способность, говоря. языком классической эстетики, к мимесису, к воссозданию в структуре среды каких-то традиционных функций, качеств жизни, бытовых и художественных ценностей.

       Во-вторых, заглядывая в будущее, следует признать, что судьба дизайна во многом будет  зависеть от того, сумеет ли он стать  активной творческой и гуманистической  силой, способствующей созданию гармоничной структуры образа жизни человека и окружающей его среды. В поисках этой позиции важно отталкиваться не «от последствий», а «от предпосылок» современной технологической культуры, важно не поддаваться соблазнам технофобии и прогрессофобии, а напротив, в методологических основах проектной культуры, в поэтике дизайна вернуться к его потенциальным возможностям и далее выполнять свою гуманистическую миссию.

       Это путь сближения художественного  проектирования с творчеством вообще (и не только с художественным творчеством), с наследованием ценностей художественной и духовной традиции; это понимание проекта как замысла о создании более гармоничного образа жизни. Но это не отказ от дизайна как формы проектной деятельности, а развитие его проектных начал, гуманизация самой проектной культуры. Сегодня, когда так часто вспоминают о генетических связях дизайна с народным искусством, с ремеслом, важно сохранить вкус к проектности, не порвать те тонкие нити, которые связывают дизайн с техническим мышлением, техническим воображением, ибо на вершинах духовного развития техническая мысль и гуманитарное воображение едины.

       Сказанное о художественно-проектном освоении техники в полной мере относится  и к культурно-экологической проблематике дизайна. Здесь важно выбрать концептуальные основания, позволяющие вскрыть проектный смысл культурно-экологических проблем, увидеть в них новую перспективу саморазвития проектной культуры.

       Предлагаемые  технологическим, социально-экономическим  или информационно-интеллектуальным развитием структурные инновации  каждый раз выступают как вызов, ставящий перед этносом новые исторические задачи. В связи с этим можно сформулировать историко-экологическнй императив этнокультурной идентичности во всех возможных мирах. Суть его можно видеть в том, что в любых предполагаемых обстоятельствах развития, при любых возмущающих воздействиях, условиях и условностях нужно соблюдать основное правило проектной культуры: искать и находить такой поворот событий, такую стратегию проектного освоения предлагаемых обстоятельств, которые служили бы усилению, развитию, а не ослаблению этнокультурной идентичности. Ни одна сторона жизни не должна заведомо исключаться из проектной культуры. Во всем и везде нас должны интересовать сила, а не слабость, преимущества, а не недостатки, средства, а не препятствия, ибо, как сказано, «...от избытка сердца говорят уста». Ссылаясь на употребленное Л. Н. Гумилевым определение исторической судьбы народа, сформулированный императив этнокультурной идентичности можно трактовать также как принцип неизменности исторической судьбы народа в любых предлагаемых обстоятельствах.

       При таком подходе понятие региональности приобретает отчетливый проектный смысл. Регион буквально есть область обитания, область жизни, а в переносном, метафорическом смысле—почва, «дом бытия», как выразился М. Хайдеггер о языке. В этом втором качестве региональность вовсе не предполагает фиксированное в прошлом времени-пространстве, но означает—при всем постоянстве оседлой жизни—развертывающееся в истории вновь-обретение существа жизни, его проектное переосвоение (редизайн). Это способность возрождаться, вновь рождаться на своей же собственной почве, прививаться в ней и, прорастая, зреть и плодоносить. Заметим, что идея возрождения соединяет в себе мотив вечного возвращения с мотивом исторической новизны и своеобразия. В типологии норм проектной культуры этой идее соответствует миметический дизайн. С экологической же точки зрения совершенно ясно, что возрождение — единственная альтернатива вырождению, что оно есть экологически адекватная форма исторического бытия народа.

       Миметический  дизайн, как культурно-экологический  вариант дизайна, главную свою цель видит в способности воссоздавать в облике среды, в ее социально-функциональном устройстве те стили и образы жизни, которые свойственны той или  иной региональной, этнокультурной традиции. В этом, на наш взгляд, и состоит смысл часто обсуждаемого сегодня—как на страницах мировой, так и отечественной дизайнерской периодики— вопроса о национальном своеобразии дизайна, об этнокультурной идентичности среды.

       Еще один актуальный ныне смысл региональности, тесно связанный с предыдущим, заключается в истории культурной жизни региона. К этому слою региональности относятся собственно памятники природы, истории, культуры, обычаи и нравы, устойчивые, архнтипнческие схемы самосознания—словом, псе то, что теперь часто концептуализируется в терминах аксио-логии и образует, следовательно, своеобразную духовную, мысленную среду обитания внутреннего «я» человека, личности, среду, необходимую для его произрастания и во многом независимую от социально-экономических факторов и уровня развития региона.

       Что более всего важно в этом культурно-экологическом  слое региональности? Его прямая связь  с гуманитарными и художественными проблемами проектной культуры. На этом уровне рассмотрения признается, что среда является не только вещественным, пространственно выраженным условием жизни населения, но и условием реализации весьма и весьма глубоких сторон человеческой природы. «Каждый человек имеет право на такое пространственное и визуальное окружение, которое обеспечивало бы ему полное развитие и учитывало бы специфику культуры, его породившей» .