Учения мыслителей о государстве и праве

Необходимо рассмотреть, кого следует называть гражданином и что такое гражданин. Ведь часто мы встречаем разногласие в определении понятия гражданина: не все согласны считать гражданином одного и того же; тот, кто в демократии гражданин, в олигархии часто уже не гражданин.

Аристотель считал, тех, которые получили название граждан в каком - либо исключительном смысле, например принятых в число граждан, следует оставить без вниманиях. Гражданин является таковым также не в силу того, что он живет в том или ином месте: ведь и метеки и рабы также имеют свое местожительство наряду с гражданами, а равным образом не граждане и те, кто имеет право быть истцом и ответчиком, так как этим правом пользуются и иноземцы на основании заключенных с ними соглашений (таким именно правом они пользуются). Что касается метеков, то во многих местах они этого права в полном объеме не имеют, но должны выбирать себе простата. [2]

Таким образом, они не в полной мере участвуют в этого рода общении.

И о детях, не достигших совершеннолетия и потому не внесенных в гражданские списки, и о старцах, освобожденных от исполнения гражданских обязанностей, приходится сказать, что и те и другие — граждане лишь в относительном смысле, а не безусловно; и к первым придется прибавить «свободные от повинностей» граждане, а ко вторым — «перешедшие предельный возраст». Мы же ставим своей задачей определить понятие гражданина в безусловном смысле этого слова, в таком значении, которое не имело бы никакого  недостатка, требующего исправления; иначе пришлось бы задаваться вопросами и разрешать их и по поводу лиц, утративших гражданские права, и по поводу изгнанников.

Лучше всего безусловное понятие гражданина может быть определено через участие в суде и власти. Некоторые из должностей бывают временными: один и тот же человек либо вообще не может занимать их вторично, либо может занимать, но лишь по истечении определенного времени; относительно же других ограничения во времени нет — сюда относится участие в суде и в народном собрании.  Однако, пожалуй, кто-нибудь заметит, что судьи и участники народного собрания не являются должностными лицами и что в силу этого они не принимают участия в государственном управлении, хотя, с другой стороны, было бы смешно считать лишенными власти именно тех, кто выносит важнейшие решения. Но это не имеет никакого значения, так как речь идет только о названии. В самом деле, общего обозначения для судей и участников народного собрания не существует; пусть эти должности и останутся без более точного определения, лишь бы были разграничены понятия. Мы же считаем гражданами тех, кто участвует в суде и в народном собрании. Примерно такое определение понятия гражданина лучше всего подходит ко всем тем, кто именуется гражданами.

Между тем государственные устройства представляют собой видовые различия, и одни из них заслуживают этого наименования в меньшей, другие — а большей степени; ведь основанные на ошибочных началах и отклоняющиеся от правильных государственные устройства неизбежно стоят ниже тех, которые свободны от этих недостатков (что мы разумеем под отклоняющимися видами, выяснится впоследствии).

Таким образом, и гражданин должен быть тем или иным в зависимости от того или иного вида государственного устройства. Тот гражданин, о котором сказано выше, соответствует преимущественно гражданину демократического устройства; к остальным видам государственного устройства это определение подходить может, но не обязательно.

При некоторых видах государственного устройства демоса нет, нет и обыкновения созывать народные собрания, за исключением чрезвычайных случаев, и судебные полномочия поделены между разными должностными лицами; так, например, в Лакедемоне (Спарта) различного рода гражданские дела разбирает тот или иной из эфоров[3], уголовные — геронты[4], другие дела — также какие-нибудь другие должностные лица. То же самое в Карфагене, где но всем судебным делам выносят решения определенные должностные лица. Значит, паше определение понятия гражданина нуждается в поправке: при других государственных устройствах участником народного собрания и судьей является не поддающееся определению должностное лицо, а лицо, наделенное определенными полномочиями: из них или всем, или некоторым

предоставляется право быть членами совета и разбирать либо все судебные дела, либо некоторые из них. Что такое гражданин, отсюда ясно. О том, кто имеет участие в законосовещательной или судебной власти, мы можем утверждать, что он и является гражданином данного государства. Государством же мы и называем совокупность таких граждан, достаточную, вообще говоря, для самодовлеющего существования.

На практике гражданином считается тот, у кого родители — и отец и мать — граждане, а не кто-либо один из них. Другие идут еще дальше в этом отношении и требуют, например, чтобы предки гражданина во втором, третьем и даже более отдаленном колене были также гражданами. Но при таком необходимом в государственных целях и поспешном определении иногда возникает затруднение, как удостовериться в гражданском происхождении предка в третьем пли в четвертом колене.[12]

«Среднее» и идеальное государство в понимании Аристотеля

Все исторические формы государственного устройства у Аристотеля везде разные, везде имеют те или другие преимущества или недостатки. По мнению философа, наилучшим государственным строем будет тот, где господствуют люди и не очень богатые, и не очень бедные. Элементы этого «среднего» строя можно находить в самых разнообразных государствах: монархии, аристократии, олигархии, демократии. Скорее всего, это будет умеренно-аристократический строй. Однако Аристотель приходит к выводу, что этот «средний» строй редко когда осуществлялся в Греции. Иллюзией является то, что Аристотель находит осуществление «среднего» строя в тех многочисленных городах, которые строил Александр Македонский во время своих мировых завоеваний.

Государство, по Аристотелю, должно быть фактическим осуществлением добродетели. Добродетель и красоту философ понимает как серединную гармонию между двумя крайностями.

Высокая мораль и разум свойственны у Аристотеля только высшему классу. Она не свойственна ни ремесленникам, ни рыночным торговцам, ни поденщикам.

У рабов вообще не существует рассудка. Наиболее разумным и максимально доступным государственным строем является, по мнению Аристотеля, не тот, в котором господствуют только разумные и моральные люди, но и не тот, который создается хамами и всякой низовой сволочью. Надо придумать нечто третье, «где мораль господ осуществлялась бы реально, а безнравственность низов получала бы известного рода преобразования и приобщалась бы к общегосударственной добродетели и разуму»[13]. Эта аристотелевская иллюзия отражает общегреческий идеал умеренности и гармонии.

Если в государстве, по мысли Аристотеля, имеется только один муж, обладающий предельной добродетелью, то пусть он и будет единственным управителем государства, его волей и законом. Если таких правителей окажется несколько, то власть должна принадлежать всем им, и это будет аристократия.

Самым резким образом Аристотель критикует тиранию. Не меньшей критике подвергаются у Аристотеля фактические аристократии, которые он наблюдает в своих исторических изысканиях и в своей современности.

В идеальном государстве Философ признает только два сословия. Это военные, они же и установители законов и жрецы, а также и судьи. Они не могут заниматься ремеслами или земледелием, но только пребывают в состоянии досуга, заполненного науками или искусствами для умножения своей добродетели.

Другое сословие - это ремесленники, земледельцы и рабы. Им, как и всем гражданам, должна быть свойственна добродетель, но эта добродетель заключается в повиновении и подчинении высшему сословию. Учить их не для чего, ибо у них нет ума. Кроме государственной земли, на которой они работают, они могут иметь и собственную землю - в пределах своей рабской добродетели. Их цель - кормить и содержать все государство.

В качестве идеального государства Аристотель обрисовывает такое, которое является нерушимой автаркией[5], осуществляет высшую моральную ценность эвдаймонию. Эвдаймония это наивысшее состояние ума, наивысшее его сосредоточение, полное уподобление божескому существованию: «...всякий наилучший полис должен пользоваться эвдаймонией и проявлять прекрасную деятельность».[14]

Представление Аристотеля о праве

У Аристотеля тесно связаны два понятия: государство и право. Полис - это «правовое государство». В полисе должно господствовать право, а не люди. Благодаря своему общему характеру законы свободны от страстей, они представляют собой уравновешенный разум. Им не мешают симпатии, антипатии, эмоции.

Право - это нормы, регулирующие общественную жизнь, придающие ей определенную форму и стабильность. Аристотель говорит в «Политике»: «порядок и есть своего рода закон»[15].

Важнейшим признаком закона является его принудительная сила. Большинство людей несклонны поступать добродетельно. Поэтому необходимо принуждение на правовой основе.

Право, по мнению Аристотеля, тождественно справедливости. В доклассовом обществе представление о справедливости выражало нравственную оценку общиной поступков человека. Первоначально круг приложения понятия справедливости ограничивался родом или племенем. С развитием родового строя понятие справедливости стало распространяться и за пределы племени.

Древние греки оставались еще враждебными к варварам, они не признавали за ними справедливых прав. Мысль о том, что всякий человек имеет право на гуманное отношение, была чужда им. Однако уже начался прогресс в нравственных представлениях людей о справедливости.

Смягчалась жестокость войн. Первоначально всех побежденных мужчин убивали, впоследствии убийство военнопленных стало считаться постыдным. У Ксенофонта уже встречается мысль, что мирных жителей побежденной страны необходимо щадить.

В мифах Гомер описал «воздающую» справедливость богов. Их кара настигает виновного, его родственников и потомков. Вина властителя переносится на судьбы государства. Так троянцы расплачивались за грехи Париса.

Справедливость изменяется на протяжении всей истории человечества. Появление частной собственности изменило людей и их представления о справедливости. С расколом общества на классы и появлением государства понятие справедливости приобретает классовое содержание. Например, представители высших классов не считали раба человеком и не признавали наличия у него нравственных добродетелей, включая чувство справедливости. Плутарх считал, что воровство, ложь, невоздержанность, склонность к чувственным наслаждениям являются специфическими качествами, присущими только рабам.

Аристотель убежден, что справедливое и законное должно совпадать. Цель права - общая польза, общее благо. Право регулирует отношения свободных и равных людей, отношения властвования и подчинения. Отношения между рабовладельцами и рабами не является предметом права.

В праве Аристотель выделяет несколько пластов. Он говорит о естественном праве, которое не нуждается в законодательном оформлении. Кроме того, философ выделяет условное право, то есть нормы, установленные людьми в форме законов и соглашений.

Он различает писаный и неписаный закон, или обычай. В Греции, как в любом древнем обществе, обычай, традиции регулировали все стороны жизни.

Аристотель - сторонник стабильного права. Он уважает обычаи, не одобряет расширения государственного регулирования и законотворчества, не считающегося с традициями. Искусство законодателя состоит в том, чтобы создавать законы, соответствующие государству, а не подгонять государственный строй к придуманным законам.

Даже несправедливый закон имеет обязательную силу иначе в обществе не будет порядка. Проведение грани между идеалом и действительностью в праве делает возможным их совершенствование.

Аристотель выделяет справедливость уравнивающую и распределительную. Первая основана на равенстве, вторая предполагает неравенство и оправдывает его.

Если несколько человек вкладывают деньги в общее дело, то прибыль следует поделить между ними в соответствии с долей капитала каждого из них. Это справедливо.

Тот же принцип должен применяться и при организации полиса. Цель полиса - общее благо. Чтобы обеспечить справедливое распределение власти, почестей, прав и обязанностей, нужно учесть вклад каждого в общее благо.

Вклад подданных не определяется только их состоянием и тратами на общественные нужды. Следует учитывать участие в вооруженных силах, в управлении, в образовании, и интеллект, и опыт, и богатство.

Политическая организация представляется Аристотелю сферой не уравнивающей, а распределяющей справедливости. Важным показателем справедливости Аристотель считает отсутствие крайностей между бедностью и богатством, золотую середину.[16]