Социальная природа власти

2. Политические  репрессии, рэкет, организованная преступность — к инструментам прямого жесткого контроля.
3. Действие конституции и уголовного кодекса — к инструментам прямого мягкого контроля.
4. Экономические санкции международного сообщества — к инструментам косвенного жесткого контроля.

   Кроме того, в организациях (учреждениях  и на предприятиях) существуют: общий и детальный контроль.

Примеры:

1. Если менеджер дает подчиненному задание и не контролирует ход его выполнения, то он прибегает к общему контролю.
2. Если менеджер вмешивается в каждое действие, поправляет, одергивает и т. п., он использует детальный контроль.

   Детальный контроль называют также надзором. Надзор осуществляется не только на микро-, но и на макроуровне общества. В последнем случае его субъектом становится государство, а сам он превращается в неосновной социальный институт. Постепенно надзор разрастается до размеров крупномасштабной социальной системы, покрывающей всю страну. В такую систему входят:

• сыскные бюро,
• детективные агентства,
• полицейские участки,
• служба осведомителей,
• тюремные надзиратели,
• конвойные войска,
• суды,
• цензура.

Соблюдение норм

   Организация и общество в целом могут быть перегружены огромным количеством норм. Если президент страны и законодательные органы выпускают тысячи постановлений, законов, указов, к которым присоединяются десятки тысяч распоряжений и нормативов, издаваемых ведомствами и министерствами, краевыми и 330   областными органами власти, местной администрацией, дирекцией завода и даже начальником цеха, то у рядовых граждан, вынужденных всем им подчиняться и все их знать, возникает информационная перегрузка.

   Занормированность общества так же плоха, как и недостаток или отсутствие социальных норм. Население отказывается выполнять нормы, а власти неспособны проконтролировать каждую мелочь. Однако давно замечено: чем хуже исполняются законы, тем больше их издается.

   Между нормами и санкциями существует объективное уравнение, которое звучит примерно следующим образом:

каждая  норма должна покрываться  соответствующим числом санкций и количеством агентов контроля.

   Если  у вас не хватает налоговых  инспекторов, или они не наделены соответствующими властными полномочиями, то не следует издавать массу постановлений и законов в области налогообложения: их все равно не выполнят.

   От  нормативных перегрузок население  защищается их неисполнением. Если большинству  людей, на которых рассчитана данная конкретная норма, удается обойти ее, считайте, что она мертва. Люди обязательно  увильнут от закона или соблюдения нормы в двух случаях:

• если эта норма им невыгодна, противоречит их интересам, причиняет больше вреда, чем пользы;
• если нет строгого и безусловного для всех граждан механизма контроля исполнения закона.

   Одним из первых вопрос о том, как подчиненные  обходят законы, поставил и изучил выдающийся дореволюционный статистик А. Кауфман. Исследуя русскую общину, он установил интересную особенность: царское правительство издало несколько десятков законов и постановлений об устройстве русской общины, порядке землевладения и землепользования, но крестьяне приняли только два-три закона, которые лучше других соответствовали их традиционному образу жизни и привычкам, были более понятны и выгодны им. В результате новые законы, по существу, не изменили привычные формы хозяйствования.

   Еще конкретнее выразился А. Солженицын, который сказал: «В России нет закона, есть столб, вокруг балкон, чтоб обходить закон». В незаконопослушном обществе искусство обходить закон очень  развито. Со временем в нем формируется самобытная культура непослушания — совокупность передающихся по наследству традиций, которым молодые поколения обучаются, приглядывая за тем, как ведут себя в различных ситуациях старшие. В основе культуры непослушания лежат неформальные нормы, передаваемые через каналы распространения слухов и общественного мнения. Она формируется стихийно как оппозиция формальной культуре послушания. Кто из них окажется сильнее, тот и определит морально-психологическую атмосферу общества.

   Если  культура непослушания формируется  снизу, то укрепляется она действиями тех, кто стоит наверху. Если высокопоставленные чиновники, нарушив закон, легко  уклоняются от правосудия, то рядовые  граждане, чувствуя несправедливость нормативно-судебной системы, обязательно найдут лазейки и для себя. Когда начальство ворует по-крупному, подчиненные непременно будут воровать по-мелкому. Но если высокопоставленных чиновников прощают за крупные преступления, то это вовсе не означает, что с еще большей легкостью суды станут прощать за мелкие проступки. В этом случае существует т. н. асимметрия преступлений и возмездия. В авторитарном обществе гораздо чаще прощают топ-менеджеров, совершивших крупные преступления, нежели рядовых исполнителей, проштрафившихся по мелочам.

   В работе «История Флоренции» (1532) уже  упоминавшийся нами Н. Макиавелли проанализировал психологию и тактику поведения высших менеджеров, избрав в качестве примера предводителя знаменитого восстания чомпи (Флоренция, 1378) — одного из первых в Европе восстаний рабочих. Обращаясь к толпе, предводитель восставших призывал «идти до конца», раз уж люди взялись за оружие и учинили массовые погромы. Если бы нам пришлось решать сейчас, браться за оружие и опустошать дома граждан или нет, — говорил вождь, — то я был бы первым, кто посоветовал не торопиться, предпочтя мирную нищету братоубийственной войне. Но оружие поднято, и теперь уже речь идет о том. как избежать наказания за содеянное зло и при этом добиться большей свободы.

Асимметрия  преступления и возмездия. В авторитарном обществе гораздо чаще прощают топ-менеджеров, совершивших крупные преступления, нежели рядовых исполнителей, проштрафившихся по мелочам.

   Что делать, если все— население, власть— объединились против нас? Мы должны не покоряться, а удвоить зло, умножить пожары и грабежи, вовлекая в преступления, повязывая злом все новых и новых людей. Ибо там, где ошибаются многие, не наказывают никого. Нельзя наказать всех, так как виновных слишком много. И еще: карают, как правило, за мелкие проступки, за крупные же — награждают. Когда страдают все, мало кто захочет мстить, ведь общую обиду переносить легче, чем частную. Умножая зло, не бойтесь упреков совести за содеянное, потому что победа не вызывает позора, какой бы ценой она ни была одержана. Победителей не судят; из рабства помогает выйти только измена и отвага. Когда люди начинают пожирать друг друга, участь слабого с каждым днем ухудшается. Когда обстоятельства не благоприятствуют человеку, он может положиться только на собственные силы.

   Когда правительство видит, что подданные  не соблюдают строгие законы, то первой его реакцией является не желание ослабить эту строгость, а, напротив, усилить ее. Типичный пример -г- социалистические методы планирования и наведения жесткой дисциплины. Появились они в 30-е гг. XX в., когда Политбюро приходилось принимать специальные постановления буквально по любому поводу, в частности, предписывающие ставить буксы под железнодорожные вагоны. Но усиление карательных мер — пусть даже и вполне эффективное на коротком отрезке времени — не приводит к долговременному успеху. Важно помнить о цене подобного эффекта — хроническом страхе, который воспитывается у подчиненных. Стоит ему ослабеть, как уклонение от закона станет нормой. Так и произошло в 1980-е годы, когда социализм обвалился под накопившимся грузом запретительных бюрократических норм и неспособности быстро реагировать на изменяющиеся условия жизни.

   Психология  уклониста — это, по существу, «психология временщика». Спускаемые сверху законы все равно остаются чужими для тех, кто их соблюдает. В них заинтересована только одна сторона — стоящие наверху пирамиды.

   Чувство страха и чувство ответственности  внешне схожи, но представляют собой  совершенно разную социальную базу управления. Ответственность при исполнении закона возникает лишь в том случае, если граждане: а) равны перед законом, несмотря на статусные различия, и б) заинтересованы в действии данного закона.

   Скажем, ограничение скорости в пределах городской черты до 80 км в час будет соблюдаться скорее, чем ограничение до 60 км, если оно позволит экономить время водителей и избегать столкновений. Такое ограничение выгодно всем участникам дорожного движения. Точно так же гибкий график работы выгоден и начальству, и подчиненным. А посему он будет выполняться с большим тщанием, нежели традиционный — для большинства организаций — режим прихода на работу всех сотрудников одновременно. Взаимовыгодные законы, постановления, приказы и вообще социальные нормы удобны тем, что исполняются добровольно и не требуют содержания дополнительного штата контролеров.

   Итак, если общество устроено нормально, то максимальная власть наверху равна максимальной ответственности. Это означает, что за крупными проступками должно следовать крупное наказание, которое не смягчается, а, напротив, ужесточается, если провинившийся занимает высокий пост. Отсюда вытекает ряд следствий:

1) чем выше пост в иерархии, тем строже должно быть

наказание даже за мелкое нарушение.

   Пример  — импичмент в США, который  может последовать даже за амурные увлечения президента;

2) чем крупнее чиновник, тем с большим количеством 
благ и привилегий он должен расставаться, сомшая 
преступление.

   Страх потерять достигнутое и накопленное  за десятилетия служебной карьеры способен, как показывает исторический опыт, остановить самых вельможных мздоимцев.

   В конечном счете, та организация, где  оба следствия нарушаются, а функции  сменяются дисфункциями, погибает. Скажем, если с увеличением поста  в иерархии мера наказания за нарушение уменьшается, люди будут стремиться занять более высокие посты хотя бы для того, чтобы уйти от ответственности. К сожалению, в нашей стране подобное имело место раньше и случается сегодня: в народные депугаты некоторых округов баллотируются кандидаты, имеющие по одной, две и даже три судимости. К дисфункции приводит и нарушение второго следствия.

   Почему  на Западе большинство граждан законопослушны? Может быть, они более сознательны или культурны? Нет. Но почему они работают на совесть, не пьют, приходят на службу вовремя и соблюдают дисциплину? А потому, что они боятся, что их лишат самого главного — работы. Убери страх — и не будет чувства ответственности. Таким образом, страх — это одновременно и хорошо, и плохо.

   Для многих власть— это освобождение от страха. Если за управленческие ошибки вельможных лиц расплачиваются их заместители, если за одни и те же преступления вторых карают сильнее первых, если прощают тем чаще, чем выше должность, то нет ничего удивительного в том, что для большинства здравомыслящих людей высокая власть привлекательна постольку, поскольку является чем-то вроде тихой гавани, где можно укрыться от ненастий. Если человек всю жизнь положил на то, чтобы достичь ее, сгибаясь перед власть имущими, постоянно боясь оступиться, отталкивая конкурентов, забывая об отдыхе и семье, то, добравшись до самого высокого поста, он постарается навластвоваться всласть.