Социальная аномия как дисфункция общественной жизни

В этой ситуации имеются  два важных момента.

Во-первых, такое антисоциальное поведение в известном смысле «вызывается к жизни» некоторыми общепризнанными ценностями культуры и классовой структурой, сопряженной с различным доступом к возможностям законного, придающего престиж достижения обусловленных культурой целей. Отсутствие высокой степени интеграции между средствами и целями, как элементами культуры, и данная классовая структура, взятые вместе, способствуют более частым проявлениям антисоциального поведения в таких группах. Не меньшее значение имеет и второе положение. Обращение к первой из возможных реакций, а именно к использованию законных усилий, ограничено тем фактом, что реальное продвижение в сторону достижения символов успеха по общепризнанным каналам является вопреки отстаиваемой нами идеологии открытых классов, относительно редким и затруднительным для тех, кому мешает недостаточное формальное образование и скудные экономические ресурсы. Доминирующее влияние существующих и группе стандартов успеха приводит, вследствие этого, к постепенному вытеснению законных, однако сплошь да рядом неэффективных попыток его достижения и ко все большему использованию незаконных, но более или менее эффективных средств аморального и преступного характера. Требования культуры, предъявляемые к лицу в подобном случае, несовместимы между собой. С одной стороны, от него требуют, чтобы оно ориентировало свое поведение в направлении накопления богатства; с другой — ему почти не дают возможности сделать это институционным способом. Результатом такой структурной непоследовательности является сформирование психопатической личности и (или) антисоциальное поведение, и (или) революционная деятельность. Равновесие между определяемыми культурой средствами и целями становится весьма неустойчивым по мере того, как усиливается акцент на достижении имеющих значение для престижа целей любыми средствами. В этом контексте Каноне воплощает триумф безнравственного интеллекта над предписанным нормами морали «банкротством», когда каналы вертикальной мобильности закрыты или сужены в обществе, которое высоко оценивает экономическое процветание и социальное продвижение для всех своих членов.[6]

Это последнее положение  имеет первостепенную важность. Из него вытекает, что если мы хотим  понять социальные причины антисоциального поведения, то наряду с особым акцентом на денежном успехе, следует учитывать и другие фазы социальной структуры. Многие случаи поведения, отклоняющегося от нормы, порождаются не просто «отсутствием возможностей» или преувеличенным подчеркиванием значения денежного успеха. Сравнительная жесткость классовой структуры, феодальный или кастовый порядок могут ограничивать возможности подобного рода далеко за пределами того, что имеет место в американском обществе сегодня. Антисоциальное поведение приобретает значительные масштабы только тогда, когда система культурных ценностей превозносит, фактически превыше всего, определенные символы успеха, общие для населения в целом, в то время как социальная структура общества жестко ограничивает или полностью устраняет доступ к апробированным средствам овладения этими символами для большей части того же самого населения. Иными словами, наша идеология равенства по сути дела опровергается существованием групп и индивидуумов, не участвующих в конкуренции для достижения денежного успеха. Одни и те же символы успеха рассматриваются в качестве желательных для всех. Считается, что эти цели перекрывают классовые различия, не ограничены ими, однако в действительности социальная организация обусловливает существование классовых различий в степени доступности этих общих для всех символов успеха. Неудачи и подавленные устремления ведут к поискам путей для бегства из культурно обусловленной невыносимой ситуации; либо желания, не получившие удовлетворения, могут найти выражение в незаконных попытках овладеть доминирующими ценностями. Характерное для Америки придание чрезвычайного значения денежному успеху и культивирование честолюбия у всех приводят таким образом к возникновению преувеличенных тревог, враждебности, неврозов и антисоциального поведения.

Этот теоретический анализ можно распространить на объяснение меняющихся соотношений между преступностью и бедностью. Бедность не представляет собой изолированной переменной. Она включена в комплекс взаимозависимых переменных социального и культурного характера. Рассматриваемая в таком контексте, бедность представляется в совершенно ином аспекте. Бедность как таковая и сопутствующее ей ограничение возможностей сами по себе недостаточны для того, чтобы обусловить заметное повышение коэффициента преступного поведения. Даже часто упоминаемая «бедность среди изобилия» не ведет с необходимостью к такому результату. Только в той мере, в какой нищета и соединенные с ней невзгоды в конкурентной борьбе за овладение ценностями, одобренными культурой для всех членов данного общества, связаны с восприятием обусловленного культурой акцента на значении денежного накопления как символа успеха, антисоциальное поведение представляет собой «нормальный» исход. Так, бедность в гораздо меньшей степени связана с преступностью в юго-восточной Европе, чем в Соединенных Штатах. Возможности вертикальной мобильности в этих зонах Европы, по-видимому, ниже, чем в нашей стране, так что ни бедность сама по себе, ни ее сочетание с ограниченностью возможностей не достаточны для объяснения различий в корреляциях. Только в том случае, если мы будем рассматривать всю конфигурацию, образуемую бедностью и ограниченностью возможностей, а также общую для всех систему символов успеха, мы сможем объяснить, почему корреляция между бедностью и преступностью в нашем обществе выше, чем в других обществах, в которых жесткая классовая структура сочетается с различными для каждого класса символами продвижения.

Таким образом, в обществах, подобных нашему, давление, оказываемое  стремлением к успеху, связанному с завоеванием престижа, приводит к устранению эффективных социальных ограничений в выборе мер, применяемых для достижения этой цели. Доктрина «цель оправдывает средства» становится ведущим принципом деятельности в случае, когда структура культуры излишне превозносит цель, а социальная организация излишне ограничивает возможный доступ к апробированным средствам ее достижения. Другими словами, положение такого рода и связанное с ним поведение отражает недостаточность координации, существующей в системе культуры. Результаты недостаточной интеграции в этой области очевидны в сфере международных отношений. Акцент на национальном могуществе не сочетается должным образом с неудовлетворительной организацией законных, то есть определенных и принятых в международном масштабе средств достижения этой цели. Результатом этого является тенденция к аннулированию международного права; договоры становятся лоскутом бумаги, «необъявленная война» служит технической уловкой, бомбардировка гражданского населения получает рациональное обоснование совершенно так же, как в подобной же ситуации в обществе расширяется применение незаконных средств во взаимоотношениях между отдельными лицами.

Описанный нами социальный порядок с неизбежностью порождает  это «стремление к распаду». Давление, оказываемое этим порядком, действует  в направлении опережения конкурентов. Выбор средств в пределах институционного контроля продолжает существовать до тех пор, пока эмоции, поддерживающие систему конкуренции, то есть проистекающие из сознания возможности опередить своего конкурента и тем самым вызвать благоприятную реакцию со стороны других, распространяются на все области человеческой деятельности, а не сосредоточены исключительно на достижении конечного результата. Для поддержания стабильности социальной структуры необходимо равномерное распределение эмоций в отношении составляющих ее частей. Когда происходит сдвиг от удовлетворения самим процессом соревнования в сторону озабоченности почти исключительно успехом в этом соревновании, возникает напряжение, ведущее к выходу из строя регулирующей структуры. Вместе с умалением в результате этого роли институционных императивов возникает ситуация, похожая на ту, которую утилитаристы ошибочно считают типичной для общества в целом, когда расчет на ожидаемую выгоду и страх перед наказанием являются единственными результатами. В такого рода ситуации, как заметил Гоббс, насилие и обман становятся единственными добродетелями ввиду их относительной эффективности для достижения целей, которые для него, конечно, не проистекали из системы культуры.

Следует иметь в виду, что преподанные выше соображения  изложены не в плане морализации. Каковы бы ни были чувства автора или  читателя в отношении этической  желательности координации целей  и средств, как фаз социальной структуры, следует согласиться  с тем, что недостаточность такой  координации ведет к аномии. Поскольку  одной из наиболее общих функций  социальной организации является создание основы для прогнозируемого и  регулируемого поведения людей, эффективность этой функции все  более ограничивается по мере того, как разъединяются указанные элементы /312/ социальной структуры. В крайних случаях прогнозируемость полностью исчезает и наступает то, что с полным основанием можно назвать культурным хаосом или аномией.

Наше изложение, будучи кратким, вместе с тем и неполно. В него не включено исчерпывающее рассмотрение различных структурных элементов, предрасполагающих лицо к той, а не к другой из числа возможных для него альтернативных реакций; мы оставили без рассмотрения, не отвергая их значения, факторы, определяющие конкретное распределение этих реакций; здесь не были перечислены различные конкретные реакции, образуемые комбинациями специфических величин, аналитических переменных; мы опустили или лишь косвенно затронули вопрос о социальных функциях незаконных реакций; мы не использовали в полной мере «объяснительные возможности» нашей аналитической схемы путем исследования большего числа переменных, показывающих в различных группах частоту поведения, отклоняющегося от нормы и подчиняющегося правилам; в статье не было уделено достаточного внимания мятежному поведению, стремящемуся к радикальному изменению социального устройства; здесь не было исследовано значение, которое конфликт между нормами различных культур имеет для анализа разъединения между определяемыми культурой целями и институционными средствами. Мы считаем, однако, что эти и другие смежные проблемы могут быть, подвергнуты плодотворному анализу на основе этой схемы.

Глава III. Прикладные исследования данной проблематики

3.1. Оценка нравственности  современной России

Несмотря на экономические успехи, внутриполитическую стабилизацию и другие позитивные тенденции последних лет, общее состояние современного российского общества выглядит неблагополучным. Основная причина этого -  прогрессирующая аномия российского общества, которая выражается в девиациях, различного рода деликтах и падении нравственности сегодня. 
 
Психологический портрет российского общества.

Количество убийств на 100 тыс. жителей в нашей стране на период 2006 г. почти в 4 раза больше, чем в США (где ситуация в данном отношении тоже очень неблагополучна), и примерно в 10 превышает их распространенность в большинстве европейских стран. По количеству самоубийств наша страна в 3 раза опережает США, занимая второе место в Европе и СНГ не только среди населения в целом, но и среди молодёжи в возрасте до 17 лет (в данном случае – после Казахстана). При этом по ряду причин, таких как стремление родственников представить самоубийство в качестве несчастного случая, недоучет самоубийств в российских регионах составляет порядка 13%. Наблюдаются и такие тревожные тенденции, как снижение среднего возраста совершающих самоубийства, совершение их все более жестокими способами и др. По индексу коррупции за шесть лет (с 2002 по 2008 гг.) наша страна перебралась с 71-го на 147-е место в мире, а общий объем коррупционного оборота в России оценивается экспертами в 250-300 млрд. долларов в год. Численность жертв несчастных случаев, таких как случайные отравления алкоголем и ДТП, свидетельствуют если не о массовом нежелании жить (психоаналитическая интерпретация подобных ситуаций), то, по крайней мере, о безразличном отношении многих наших сограждан к своей и к чужой жизни. Ежегодное количество жертв ДТП в современной России превышает потери нашей страны за все годы Афганской войны, а ситуация на наших дорогах характеризуется как «война на дорогах», «гражданская война» и т.п.  
 
 
Таблица 1. Индикаторы российского общества, 2006 г.

 
Перечисленные в таблице показатели дополняются и другими данными, демонстрирующими, какое общество мы построили под красивыми лозунгами свободы и демократии:  
• ежегодно 2 тыс. детей становятся жертвами убийств и получают тяжкие телесные повреждения;  
• каждый год от жестокости родителей страдают 2 млн. детей, а 50 тыс. – убегают из дома;  
• ежегодно 5 тыс. женщин гибнут от побоев, нанесённых мужьями;  
• насилие над жёнами, престарелыми родителями и детьми фиксируется в каждой четвёртой семье;  
• 12% подростков употребляют наркотики;  
• более 20% детской порнографии, распространяемой по всему миру, снимается в России;  
• около 1.5 млн. российских детей школьного возраста вообще не посещают школу;  
• детское и подростковое "социальное дно" охватывает не менее 4 млн. человек;  
• темпы роста детской преступности в 15 раз опережают темпы увеличения общей преступности;  
• в современной России насчитывается около 40 тыс. несовершеннолетних заключённых, что примерно в 3 раза больше, чем было в СССР в начале 1930-х годов.[7]

Об улучшении ситуации не свидетельствуют и последние  исследования в этой области (июнь 2010): наше общество, пренебрегая нравственными ценностями, пришло в тяжелое состояние: Россия занимает одно из первых мест в мире по употреблению тяжелых и смертоносных наркотиков; до недавнего времени она являлась единственной страной, в которой абортов было больше чем родов - правда, положение несколько меняется в последние год-два. России принадлежит одно из первых мест в мире по количеству разводов. В нашей стране самая высокая в Европе смертность от убийств, и самая высокая в мире - от алкогольных отравлений. Самый высокий процент детей - социальных сирот опять же в России. 229,2 тыс. подростков отбывают наказание в 62 колониях. Алкоголь употребляют 80% подростков и молодежи, употребление спиртного резко возрастает в 14-15 летнем возрасте. По данным МВД России, около 80% преступлений несовершеннолетние совершают в состоянии алкогольного опьянения. По данным Роспотребнадзора, курение в подростковой среде выросло с советских времен в 3 раза - с 20 до 60%, средний возраст первой пробы табака снизился с 15 до 11 лет, уровень наркомании среди подростков с 80-х годов прошлого века вырос в 20 раз, средний возраст смерти российского наркомана - 27 лет. Ежедневно 250 молодых людей становятся наркоманами в нашей стране. Согласно соцопросам, за последние 15 лет обесценились такие понятия как «нравственность», «совесть», «долг».[8]

Вывод: При всем разнообразии подобных явлений, а также процессов, характеризуемых приведенными выше статистическими данными, их можно подвести под общий знаменатель, которым служит моральная деградация современного российского общества или, используя известное выражение Э.Гидденса, «испарение морали». Закономерно, что согласно результатам социологических опросов, падение нравов воспринимается нашими согражданами как одна из главных проблем современной России, они констатируют «порчу нравов» в качестве одной из худших тенденций.