Социальная аномия как дисфункция общественной жизни

 

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ  И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ГОУ ВПО «АЛТАЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕНЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ

УНИВЕРСИТЕТ им И.И. ПОЛЗУНОВА»

кафедра Теоретической и прикладной социологии

                                                                    Курсовая работа защищена с оценкой

ББК 60.56.19                                                         _______________________________  

Руководитель работы                

к.c.н. доц. Мелехин В. А.

                                                                    подпись, должность, и.о. фамилия

 

Социальная  аномия как дисфункция общественной жизни

(тема курсовой работы)

 

 

ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА  К КУРСОВОЙ РАБОТЕ

По дисциплине «Социология»

КР 040 101.19.000

обозначение документа

Работу выполнил В.В. Новикова

Студент СР-91 подпись

 

Нормоконтролер                                                             к.с.н., доц. Мелехин В.А.

                                                                         подпись, должность, и.о. фамилия

 

 

 

СОДЕРЖАНИЕ

Введение...................................................................................................................3

Глава I. Основные теории социологии девиантного поведения………………..

1.1 Дюркгейм Э. Норма и патология.....................................................................5

1.2. Социологический метод Э.Дюркгейма и современная теория

девиантного поведения...........................................................................................9

Глава II. Теории среднего уровня, посвященные явлению аномии

в обществе………………………………………………………………………….

2.1. Социальная структура и аномия...................................................................14

Глава III. Прикладные исследования данной проблематики…............................

3.1. Оценка нравственности современной России…………………………….29

Заключение……………………………………………………………………….34

Список использованной литературы...................................................................35

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Введение

Аномия тесно связана  с девиантностью. Настолько тесно, что оба явления объясняет один и тот же круг научных теорий.

Т.Парсонс называл аномию истинно социологической категорией. Сегодня большинство социологов мира согласны с ним. Однако прошло достаточно долгое время с того момента, как в 1838 г. О.Конт провозгласил о рождении новой науки, прежде чем европейские, а затем и американские социологи обратили на аномию серьезное внимание. М.Вебер вообще обошел ее стороной, уделяя свое время совсем другим понятиям и проблемам. Первым в ряду гигантов социологии заговорил об аномии Э.Дюркгейм на рубеже двух веков. Но он уделял ей хотя и постоянное, но не очень значительное внимание. Скорее аномия была в числе дополнительных категорий, необходимых ему для анализа куда более важных проблем, связанных с общественным разделением труда, коллективным сознанием, религией и самоубийством. Тем не менее последующие поколения социологов, и прежде всего Р.Мертон, считали аномию одним из центральных понятий социологии, помогающей ей объяснить социальные деформации в современном обществе.

Возможно, аномия уносит нас  в далекие времена, когда человеческое общество еще не сформировалось в  стройное и процветающее целое, когда  бесформенные массы господствовали над островками покоя и изобилия, когда отношения между людьми не регулировались никакими нормами, а подчинялись безумной стихии чувств, дремлющих в глубине человеческого подсознания и в роковые минуты прорывающихся на поверхность.

Возможно, что аномия - отсутствие твердо установленных норм, своего рода нестабильное состояние общественной материи - является закономерным и необходимым моментом социальной динамики. Общества возникают и гибнут, народы приходят и уходят, структуры создаются и разрушаются. Подъем обязательно сменяется спадом, а на место кризиса со временем приходят стабильность и процветание, а затем все меняется, именно поэтому эта тема актуальна, поскольку ее изучение позволяет предвидеть изменения в обществе и избежать их возможные негативные последствия.

Проблема исследования состоит в том, что отклонение (девиация) в сознании и поведении  людей  обычно  созревает постепенно и поэтому обращает на себя внимание исследователей, гораздо, позднее момента своего возникновения.

Цель – рассмотреть явление социальной аномии как дисфункцию общественной жизни.

Задачи:

- рассмотреть явление  социальной аномии на примере  общей социологической теории;

- изучить некоторые социологические  теории среднего уровня, посвященные  данной проблематике;

- выяснить причины возникновения  социальной аномии;

- выделить особенности протекания явления аномии в обществе;

- определить основные  последствия изучаемого явления  для общества;

- подтвердить полученные  выводы результатами эмпирических исследований.

Объект исследования: общество в своем историческом развитии и сегодня.

Предмет исследования: социальная аномия в обществе.

Методы исследования:

- изучение критической  литературы;

- анализ;                     

- эмпирические исследования.

 

 

 

                                                                                                                                       

Глава I. Основные теории социологии девиантного поведения. 1.1.Дюркгейм Э. Норма и патология

Аномия часто трактуется как «незаконное», «нестабильное», по этому, прежде, чем приступить к изучению явления аномии, на наш взгляд, необходимо разобраться с понятиями «нормы» и «патологии».

Преступления совершаются  не только в большинстве обществ  какого-либо одного определенного типа, но во всех обществах всех типов. Не существует общества, не сталкивающегося с проблемой преступности. Ее формы меняются; деяния, квалифицируемые в качестве преступных в одном месте, не являются таковыми везде; однако всегда и повсюду есть люди, которые ведут себя таким образом, что это навлекает на них уголовное наказание. Если бы по мере того, как общество переходит от низших форм к высшим, уровень преступности, то есть соотношение между числом ежегодно совершаемых преступлений и количеством населения, обнаруживал тенденцию к снижению, можно было бы полагать, что преступность, оставаясь нормальным явлением, постепенно теряет этот характер. Однако у нас нет оснований считать, что такое снижение действительно происходит. Нет никакого другого феномена, который обладал бы столь бесспорно всеми признаками нормального явления, ибо преступность тесно связана с условиями жизни любого коллектива.

Допустить, что преступность представляет собой форму проявления социальной патологии, значило бы согласиться  с тем, что патология не есть нечто  случайное в жизни общества, а, напротив, в определенных случаях  она вырастает из основной конституции  живого организма; результатом этого  было бы стирание всякого различия между физиологическим и патологическим. Нет сомнения, что сама по себе преступность может принимать ненормальные формы, как это имеет место, например, в тех случаях, когда ее уровень необычно высок. Такого рода превышение нормы, безусловно, имеет патологический характер. Проще говоря, нормальным является само существование преступности при условии, что она достигает, но не превышает уровня, характерного для общества определенного типа; этот уровень, быть может, не невозможно установить.[6] 
 Здесь мы сталкиваемся с выводом, казалось бы, совершенно парадоксальным. Не будем впадать в ошибку. Относя преступность к явлениям нормальной социологии, мы вовсе не хотим сказать, что это неизбежное, хотя и вызывающее сожаление явление, обязанное своим существованием неискоренимому злонравию людей. Мы хотим подчеркнуть, что преступность является одним из факторов общественного здоровья, неотъемлемой частью всех здоровых обществ. На первый взгляд такое заключение поражает, и мы сами долгое время были озадачены этим. Однако как только это первое чувство проходит, нетрудно найти доводы, объясняющие, почему преступность следует отнести к числу нормальных явлений, и в то же время подтверждающие эту мысль. 
 Прежде всего, преступность — нормальное явление потому, что общество без преступности совершенно невозможно. Преступление заключается в совершении деяния, наносящего ущерб очень сильным коллективным чувствам. В обществе, в котором более не совершается преступлений, чувства, страдающие от преступлений, должны были бы обнаруживаться в индивидуальном сознании всех без исключения членов общества, и они должны были бы проявляться в той же степени, в какой проявляются противоположные им чувства. Если даже предположить, что такого рода условие может быть реализовано, то и в этом случае преступления не исчезнут; они только изменят свою форму, ибо та самая причина, которая устранит указанным образом источники преступности, немедленно создаст новые источники. 
 Следовательно, поскольку не может быть общества, в котором индивидуумы не отличались бы в большей или меньшей степени от среднего коллективного типа, постольку неизбежно, что среди такого рода отклонений существуют и отклонения преступного характера. Такой характер они приобретают не в силу каких-либо внутренне присущих данному деянию качеств, а в связи с определением, которое дает этому деянию коллективное сознание. Если общественное сознание становится сильнее, если оно обладает достаточным авторитетом, чтобы подавить эти отклонения, оно само становится вместе с тем более чувствительным, более взыскательным и, выступая против малейших отклонений с энергией, проявляемой до этого только в отношении более значительных нарушений, это сознание придает им столь же серьезное значение, какое раньше придавалось преступлениям. Другими словами, оно определяет их в качестве преступных. 
 Итак, преступность необходима; она прочно связана с основными условиями любой социальной жизни и именно в силу этого полезна, поскольку те условия, частью которых она является, сами неотделимы от нормальной эволюции морали и права. 
 Действительно, сегодня невозможно более оспаривать тот факт, что право и мораль изменяются с переходом общества от одного социального типа к другому, ни тот факт, что они эволюционируют в пределах общества одного и того же типа, если подвергаются изменениям условия жизни этого общества. Однако для того, чтобы эти трансформации были возможны, коллективные чувства, составляющие основу морали, не должны быть враждебны переменам и, следовательно, должны обладать умеренной силой воздействия. Если они будут слишком сильны, они утеряют гибкость. Каждая установившаяся система является препятствием для развития новой системы в той степени, в какой установившаяся система лишена гибкости. Чем более совершенна структура, тем больше проявляет она здорового сопротивления любым переменам; и это в одинаковой степени верно в отношении как внутренней, так и функциональной организации. Сели бы не было преступности, это условие не могло бы быть выполнено, ибо такого рода гипотеза предполагает, что интенсивность коллективных чувств возросла до уровня, не имеющего примера в истории. Ничто не может быть хорошим безгранично и бесконечно. Сила воздействия морального сознания не должна быть чрезмерной, в противном случае никто не осмелится критиковать его и оно легко примет застывшую форму. Чтобы был возможен прогресс, индивидуальность должна иметь возможность выразить себя. Чтобы получила возможность выражения индивидуальность идеалиста, чьи мечты опережают время, необходимо, чтобы существовала и возможность выражения индивидуальности преступника, стоящего ниже уровня современного ему общества. Одно немыслимо без другого. 
 Но это не все. Помимо такой косвенной пользы, преступность сама по себе играет немаловажную роль в этой эволюции. Преступность не только предполагает наличие путей, открытых для необходимых перемен, но в некоторых случаях и прямо подготавливает эти изменения. Там, где существуют преступления, коллективные чувства обладают достаточной гибкостью для того, чтобы принять новую форму, и преступление подчас помогает определить, какую именно форму примут эти чувства. Действительно, сколь часто преступление является лишь предчувствием морали будущего, шагом к тому, что предстоит! Согласно законам Афин Сократ был преступник и его осуждение имело бесспорное основание. Однако вменяемое ему в вину преступление, а именно независимость мысли, послужило на благо не только человечеству, но и его собственной стране. Оно помогло сложиться новой морали и вере, в которой нуждались жители Афин, ибо традиции, в соответствии с которыми они жили до этого, не соответствовали более существовавшим условиям жизни. Случай с Сократом не единственный; такого рода случаи периодически повторяются в истории. Свобода мысли, которой мы пользуемся ныне, была бы невозможна, если бы запрещавшие ее правила не нарушались вплоть до того момента, когда они были торжественно отменены. Однако до этого нарушение этих правил считалось преступлением, ибо оно посягало на чувства, с особой силой переживавшиеся средним сознанием. И все же это преступление было полезно как прелюдия к реформам, которые с каждым днем становились все более необходимыми. Либеральная философия имела своих предшественников в лице всякого рода еретиков, которые в силу закона наказывались гражданскими властями на протяжении всех средних веков и до начала нашей эпохи.[6] 
 С этой точки зрения основополагающие факты преступности предстают перед нами в совершенно ином свете. В отличие от ходячих представлений, преступник уже не кажется нам совершенно непригодным для общества существом, своего рода паразитическим элементом, чуждым и враждебным организмом, введенным в среду общества. Напротив, он играет определенную роль в социальной жизни. И само преступление уже нельзя понимать как зло, которое необходимо подавлять всеми возможными средствами. Если преступность падает заметно ниже среднего уровня, нам не с чем поздравить себя, ибо мы можем быть уверены в том, что такой кажущийся прогресс связан с определенной социальной дезорганизацией. Так, число нападений никогда не бывает столь низким, как во время нужды. Падение уровня преступности влечет за собой пересмотр или необходимость пересмотра теории наказания. Если преступление действительно болезнь, то наказание за него является лекарством и не может пониматься иначе. Вследствие этого цель всех дискуссий, возникающих в связи с преступлением,— это решить, каким должно быть наказание, способное выполнить роль лекарства. Если преступление вовсе не патология, то целью наказания не может быть излечение и подлинную функцию наказания следует искать в каком-то ином направлении.

1.2.Социологический метод Э.Дюркгейма и современная теория

девиантного поведения         

В становлении социологии как науки заметную роль сыграло  изучение социальной патологии. Особенно отчетливо это можно проследить на примере творчества Эмиля Дюркгейма. Как известно, из четырех книг, изданных непосредственно при жизни автора, одна - "Самоубийство" (1897) - целиком посвящена данной проблематике, а в "Методе социологии" (1895) правилам, относящимся к различению нормального и патологического, отведена III глава.  
        Вопросам метода Дюркгейм придавал чрезвычайно важное значение. Причем метод, говоря сегодняшним языком, частной социологической теории, вытекал из общих посылок, а именно из специфики собственно социологического подхода к анализу действительности.  
        И в "методе социологии", и в социологическом этюде "Самоубийство" эти общие основания выглядят следующим образом. Смысл социологии состоит в изучении социальных фактов, находящихся "вне" индивида. Сами же социальные факты следует рассматривать как физические предметы, как вещи. Это могут быть институты, нормы, ценности, законы, коллективные представления и прочее. Каждый индивид и каждое новое поколение встречаются с определенным набором социальных фактов, которые обладают свойствами вещи постольку, поскольку осуществляют внешнее давление на индивида. Они одновременно и делают возможными определенные типы поведения, и управляют ими. «Такова, стало быть, категория фактов, отличающихся весьма специфическими свойствами; ее составляют способы мышления, деятельности и чувствования, находящиеся вне индивида и наделенные принудительной силой, вследствие которой они ему навязываются. Поэтому их нельзя смешивать ни с органическими явлениями, так как они состоят из представлений и действий, ни с явлениями психическими, существующими лишь в индивидуальном сознании и через его посредство. Они составляют, следовательно, новый вид, и им-то и должно быть присвоено название социальных» [2] . Важную роль в учении Дюркгейма играют разработанные им правила различения нормального и патологического, необходимые для "управления поведением" (выражение самого автора). Как отмечает известный французский социолог Р.Арон, значимость для Дюркгейма этого различения определялась его реформаторскими устремлениями, в частности, надеждой учредить своеобразные "советы действия" по объективному и научному изучению феноменов, результаты деятельности которых служили бы определенным промежуточным звеном между наблюдаемыми фактами и установлением предписаний. И если некий феномен признается нормальным, то у общества нет оснований стремиться к его устранению; если же признается патологическим - общество располагает существенными аргументами в пользу необходимости реформ.[1]   
        Для Дюркгейма главным и решающим признаком нормальности факта выступает частота его проявлений. "Социальный факт нормален для определенного социального типа, рассматриваемого в определенной фазе его развития, когда он имеет место в большинстве принадлежащих к этому виду обществ, рассматриваемых в соответствующей фазе их эволюции".[3]  Отсюда - раз в любом обществе совершается определенное число преступлений, самоубийств и т.д. и, следовательно, они относятся к регулярно совершаемым действиям, - то такие факты не являются патологическими феноменами. Патология начинается тогда, когда увеличивается средний для данного общества показатель.  
        Причины социальных феноменов следует искать в социальной среде, в природе самого общества. Объяснить социальный феномен - значит отыскать действенную причину его возникновения, отыскать предшествующее явление, неизбежно его порождающее. Причем, считает Дюркгейм, социолог располагает лишь одним средством доказать, что одно явление служит причиной другого - сравнением случаев, когда они одновременно присутствуют или отсутствуют. "Научное исследование не может достигнуть своей цели иначе, как сравнением фактов, и у него тем более будет шансов на успех, Чем увереннее оно будет, что собрало все явления, которые можно с пользой сравнить между собой".[3]    
        С этих позиций Э.Дюркгейм осуществляет одно из первых фундаментальных исследований суицидального поведения ("Самоубийство"). Им используется метод совпадающих изменений, т.е. анализируются изменения уровня самоубийств среди разных групп населения. Итогом рассмотрения статистических корреляций становится определение основных социальных типов самоубийств: эгоистического, альтруистического и аномического. Применяемые статистические методы достаточно просты: определяются статистические корреляции между частотой самоубийств и социальными характеристиками (пол, возраст, брачность, детность, конфессиональная принадлежность и т.д.)  
        Дюркгейму характерен структурно-функциональный подход к анализу общества как органического целого, в котором каждый институт играет определенную функциональную роль. Именно в этом контексте рассматриваются им причинно-следственные связи и взаимодействия.  
        Такой подход в анализе самоубийств позволил выявить систему сдержек и факторов риска, в терминах Дюркгейма "коэффициент предохранения" и "коэффициент обострения". Был сделан также вывод, что "суицидальное течение" в первую очередь увлекает два противоположных типа людей - тех, кто слишком оторван от общественных групп (эгоизм), и тех, кто не может мыслить себя вне каких-либо групп (альтруизм).  
        Однако наибольший интерес у Э.Дюркгейма вызывает третий тип - аномический, выявляемый с помощью статистических корреляций между частотой самоубийств и фазами экономического цикла. Была обнаружена тенденция роста частоты самоубийств в периоды экономических кризисов, а также в периоды "чрезмерного благополучия".  
        Рост числа самоубийств в периоды оживления общественной жизни подсказал Э.Дюркгейму идею экономического самоубийства. В этой связи большую озабоченность у него вызывает рост патологических проявлений суицидального поведения, обусловленный, как считал Дюркгейм, кризисом современного ему общества, проявляющемся в социальной дезинтеграции и ослаблении связей между индивидом и группой. Жизнь в таком обществе не регламентирована обычаем: индивиды постоянно соперничают друг с другом, их преследуют страдания, возникающие из диспропорции между ожиданиями и их удовлетворением.  
        Коротко же главный вывод можно сформулировать следующим образом. Самоубийства (как, впрочем, и другие формы девиаций) - это индивидуальные феномены, причины которых в основном социальные. Иначе говоря, Дюркгейм различает девиацию как конкретное действие конкретного человека и девиацию как относительно массовое и устойчивое социальное явление, объяснять которое следует на его собственном уровне, т.е. соотнося с другими социальными фактами, а не психологическими, что в свою очередь может привести к редукционизму (сведению к биологическим или биохимическим факторам). "Могут сказать, что так как, единственными элементами, из которых состоит общество, являются индивиды, то первоисточник социологических явлений может быть только психологическим. Рассуждая таким образом, можно также легко доказать, что биологические явления аналитически объясняются явлениями неорганическими".[4]     
        Социальное, по мысли Дюркгейма, может быть с успехом выявлено в заведомо самом индивидуальном. Все, вплоть до выбора между продолжением жизни или сведения счетов с ней, оказывается управляемым и формируемым социальными силами.  
        Разумеется, не все из приведенных выводов Э.Дюркгейма выдержали проверку временем, но вместе с тем нельзя не признать и того вклада, который он внес в основание современной социологической теории девиантного поведения.  
        В первую очередь это касается идеи общего генезиса различных форм девиации, исторически преходящего характера социальных норм и неизбежности определенного уровня социальной патологии в любом обществе, а также взаимосвязи уровня социальной патологии и социальной дезорганизации.  
        Кроме того, разработанные Дюркгеймом и ставшие классическими методы установления корреляций между социальными отклонениями и экономическими, социальными, демографическими, культурными и др. характеристиками были широко использованы (отчасти уточнены и пересмотрены) учеником и последователем метра Морисом Хальбваксом и активно применяются в исследованиях различных форм девиаций до сих пор.  
        Многое из творческого наследия Дюркгейма, в частности введенная им в научный оборот категория аномии, дающая ключ к пониманию процессов, происходящих в переходные и кризисные периоды развития общества, послужило источником вдохновения для Роберта Мертона, одного из самых значительных представителей социологии отклоняющегося поведения в нашем столетии.  
И сегодня понятие аномии плодотворно используется не только в социологии, но и психологии, криминологии, юриспруденции.  
        С другой стороны, в рамках интеракционистского подхода к анализу девиантного поведения до сих пор имеют место примеры достаточно резной критики применяемой Дюркгеймом методологии исследования феноменов отклонения. "Социологическое рассмотрение феномена отклонения исходило из выпячивания д е й с т в и я вместо того индивида, который действие производит".[5]  При этом Дюркгейм отнюдь не ставил перед собой цель "принизить" значение психологии, но, отталкиваясь от собственной методологии, хотел более четко определить границы именно социальной реальности.  
        В любом случае Дюркгеймовская социологическая традиция сосуществует наряду с другими школами и направлениями и продолжает сохранять свою актуальность, особенно применительно к обществам, переживающим радикальные социальные изменения.

Глава II. Теории среднего уровня, посвященные явлению аномии

в обществе

2.1. Социальная структура и аномия

 

  В социологической теории существует заметная и настойчивая тенденция относить неудовлетворительное функционирование социальной структуры в первую очередь на счет присущих человеку повелительных биологических влечений, которые недостаточно сдерживаются социальным контролем. С этой точки зрения социальный порядок — всего лишь инструмент для «регулирования импульсивных действий», «социальной переработки» напряжений. Следует отметить, что эти импульсивные действия, прорывающиеся сквозь социальный контроль, рассматриваются в качестве проявления биологически обусловленных влечений. Предполагается, что стремление к неподчинению коренится в самой природе человека. Подчинение, таким образом, представляет собой результат либо практического расчета, либо механического кондиционирования. Эта точка зрения, не говоря уже о ее прочих недостатках, явно не дает ответа на один вопрос. Она не дает основы для определения тех условий небиологического характера, которые стимулируют отклонения от предписанного типа поведения. В настоящей работе мы исходим из предположения, что определенные фазы социальной структуры порождают обстоятельства, при которых нарушение социального кодекса представляет собой «нормальный» ответ на возникающую ситуацию.

  Принципиальная схема, которую следует разработать, должна обеспечить последовательный систематический подход к изучению социально-культурных источников отклоняющегося от нормы поведения. Мы намерены в первую очередь показать, как некоторые социальные структуры оказывают определенное давление на отдельных членов общества, толкая их скорее на путь неподчинения, чем на путь поведения, сообразующегося с общепринятыми правилами. Многие вопросы, связанные с этой схемой, мы не сможем обсудить; нередко нам придется ограничиваться простым упоминанием проблем без подробного их анализа.[6]

Среди элементов социальной и культурной структуры особую важность для нас имеют два элемента. Аналитически они разделимы, хотя в конкретных ситуациях они нераздельно переплетаются. Первый элемент состоит из целей, намерений и интересов, определяемых данной культурой. Они составляют сферу устремлений. Указанные цели более или менее интегрированы и включают в себя различные степени престижа и эмоций. Они составляют основной, но не единственный компонент того, что Линтон удачно назвал «схемой группового существования». Некоторые из этих определяемых культурой устремлений имеют отношение к первичным влечениям человека, однако они не определяются ими. Вторая фаза социальной структуры определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей. Каждая социальная группа обязательно сочетает свою шкалу желаемых целей с моральным или институционным регулированием допустимых и требуемых способов достижения этих целей. Этого рода регулятивные нормы и моральные императивы не обязательно совпадают с нормами, определяющими техническую целесообразность или эффективность этих способов. Многие способы, которые отдельным лицам представляются наиболее эффективными для достижения желаемых ценностей, также как незаконные операции с акциями нефтяных компаний, кража, мошенничество, исключены из институционной сферы дозволенного поведения. Выбор подходящих средств ограничен институционными нормами.