Смерть человека как феномен культуры

Нынче мы живем  в обществе, которое отталкивает  смерть, заставляя человека умирать  в одиночестве. Между тем смерть - это то, что должно подготавливать нас, эмоционально и духовно, к видению  мира в своей соответствующей  перспективе. Умирающий человек  становится, таким образом, центром  необходимой и полезной драмы, важной частью изучения жизни. Больницы иногда помогают закрывать личность от живой  связи с семейством и друзьями, делая более трудным окончание жизни из-за отсутствия выражений любви.

Сегодняшняя модель смерти определяется популярным словом "privacy", ставшим еще более жестким и требовательным, чем раньше. И рядом с этим идет желание уберечь умирающего от его собственных эмоций, до последнего момента скрывая от него его состояние. Врачи тоже приглашаются, а в некоторых странах даже обязуются, соучаствовать в этой любящей лжи.

К счастью, сказанное  выше относится к так называемой западной цивилизации, а некоторые  другие культуры дают нам образцы  иного культурного отношения  к смерти.

Над современным  цивилизованным миром веют настроения о том, что смерть - простой переход  в лучший мир: в счастливый дом, где  мы вновь обретем наших исчезнувших  близких, когда придет наш час, и  откуда они, в свою очередь, являются навестить нас. Таким образом комфортность жизни на Западе просто проецируется и на мир загробный. К тому же каждый четвертый житель Центральной Европы верит в переселение душ. Об этом недавно заявила немецкая исследовательница Ютта Бургграф, выступая на XXII Международном теологическом симпозиуме.

Европейцы охотно верят в реинкарнацию, словно хотят оставить за собой "шанс попробовать еще раз". За последние сорок лет учение о переселении душ распространилось по всему западному миру, поскольку оно кажется очень привлекательным для тех умов, которые отказываются смотреть в "глаза смерти". Если мы с такой легкостью меняем место жительства, профессию, супруга, то почему бы не считать, что и жизнь сменится другой? Хотя с точки зрения христианских богослов (равно католических или православных) спасение возможно сразу для тела и души, отчего восточные доктрины о переселении душ не представляются чем-то необходимым.

Итак, человек  не является чисто смертным существом. Хотя он и знает, что когда-то умрет, он все же постоянно отодвигает эту  мысль о смертности на задний план сознания и думает, в основном, о  жизни, о том, что он делает и что  собирается делать.

Отодвигая на задний план мысль о смерти, человек, естественно, выводит на авансцену сознания мысль  о нескончаемом существовании, т.е. фактически о бессмертии. И это  резонно. Ведь многое в жизни человек  делает с расчетом на долговременное, неопределенно долгое существование  самого себя и уж тем более плодов своей деятельности, того, что он породил, создал, порождает и создает (детей, материальные и духовные ценности).

2. Менталитет русской  культуры

Понятие mentalite утвердилось в ХХ в. Mentalite означает нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный источник мышления, идеологии, веры, чувств, эмоций.

В настоящее  время обнаруживаются две основных тенденции в понимании сущности менталитета: с одной стороны, менталитет настолько широко трактуется, что  включает в себя уклад жизни, особенности  народных реалий, обрядов, стиль поведения, нравственные заветы народа, самоидентификацию  человека в социальном мире, с другой стороны, под менталитетом понимается только самоидентификация этноса: менталитет - это самопонимание группы, о нем можно говорить только при исследовании группового поведения; Р. Шпрандель выделяет в качестве конституирующих ментальную сферу представления о человеке, о собственной группе. Берк представляет ментальность не как единую систему, а как сумму или пересечение разных “сеток” (микропарадигм, стереотипов), которые взаимно увязаны и могут вступать в противоречия.

Исторический  аспект. Обзор европейской истории  изучения понятия “менталитет” представляет Л.Н. Пушкарев, останавливаясь лишь на его общепринятых в Европе определениях: менталитет - это своеобразные установки  сознания, неясные, невербализованные (т.е. невыраженные в словах понятия) его структуры. Менталитет включает в себя основные представления о человеке, его месте в природе и обществе, его понимание природы и Бога как творца всего сущего; менталитет - эта манера мышления, его склад, его своеобразие. Это эмоциональные и ценностные ориентации, коллективная психология, образ мышления и человека, и коллектива; Менталитет - это совокупность идей и интеллектуальных установок, присущих индивиду и соединенных друг с другом логическими связями или же отношениями веры.

По итогам обзора Л.Н. Пушкарева можно выявить, очевидно, несколько направлений:

- менталитет - это  иррациональное подсознание человека;

- менталитет - это  вера;

- менталитет - совокупность  явлений духовной жизни человека, духовный мир;

- менталитет - это  мировидение;

- менталитет - логическое  мышление и т.д.

Как видим, под  менталитетом в европейской традиции понимаются явления и свойства различной  природы. Интегративным компонентом  всех концепций менталитета является признание его сущности в психофизиологической и интеллектуальной природе человеческой индивидуальности, обусловленной культурой, образом жизни, способом существования  социальных систем и под.

Многие зарубежные историки идут по пути определения  сущности менталитета как феномена, состоящего из нескольких компонентов, последовательное описание которых, якобы, выявляет суть не только исторического  менталитета как такового, но и  менталитета конкретных исторических общностей людей. Однако такая совокупность различных явлений духовной жизни, признаваемая менталитетом, не определяет специфики ни отдельных явлений, ни духовной жизни в целом. Так, П. Динцельбахер определяет исторический менталитет как совокупность способов и содержания мышления и восприятия, характерная для определенного коллектива в определенное время менталитет - это больше, чем история духа либо идеи, больше чем идеология и история религии, чем история эмоций и представлений, чем история культуры и быта. Л.Н. Пушкарев, критикуя такой подход к определению сущности менталитета, тем не менее, понимает под ним совокупность чувств, впечатлений, образов, представлений и т.д. об окружающем мире как отдельного человека, так и любого коллектива.

Философский аспект. Несмотря на то, что в отечественной  философской литературе еще не выработано универсальной концепции менталитета, ментальности, существует множество  попыток ее создания.

Так, И.К. Пантин в своих философских выступлениях в качестве рабочей гипотезы предлагает следующее определение менталитета: это своеобразная память народа о прошлом, психологическая детерминанта поведения миллионов людей, верных своему исторически сложившемуся “коду” в любых обстоятельствах не исключая катастрофические. В его гипотезе акцентируется прежде всего психологическая основа существования исторического опыта у людей в форме определенных культурных стереотипов, хотя неясно, в чем заключается сущность памяти народа, какие компоненты она включает и каким образом функционирует, регулируя поведение людей.

А.П. Огурцов  под ментальностью понимает духовно-исторический феномен культуры, лишенный этнонациональной специфики. Потому ментальность должна стать предметом исследования не этнической или национальной психологии, а культурологии. В действительности же ментальность в настоящее время изучается в различных аспектах, и этнонациональный аспект занимает едва ли не ведущее положение, поскольку специфика менталитета выявляется прежде всего с учетом этнических, национальных, антропологических характеристик, а затем уже - с учетом различного рода социокультурных черт нации. Как отмечает ученый, менталитет базируется на инвариантных структурах сознания, на культурных автоматизмах, т.е. стереотипах и поведенческих паттернах, которые обусловливаются, в свою очередь, культурой нации. Однако философ не учитывает, что, напротив, глубинные слои сознания обусловливают культуру народа, являясь психическим выражением врожденных физиологических особенностей.

Социально-философский  анализ ментальности представлен в  диссертационном исследовании Ф.Т. Аутлевой. Утверждается, что ментальность представляет собой комплекс устойчивых свойств индивида, влияющих на его поведение, вырастающих на биологической, интеллектуальной и психологической основе и вытекающих из воздействия культуры и структуры его общества. Правда, неясно, что понимается под устойчивыми свойствами индивида и каким образом они могут влиять на его собственное поведение. Хотя очевидно воздействие социокультурных факторов на формирование ментальных структур индивида. Между тем, абсолютизация этих процессов в онтогенезе неоправданна. Воздействие социокультурных факторов играет решающую роль лишь в диахронии, в процессе формирования этноспецифических свойств той или иной человеческой общности.

Поскольку культурные архетипы недоступны непосредственному  наблюдению, то их можно изучать  следующими способами.

Архетипы функционально  рассматриваются как первичные, архаичные формы адаптации человека к окружающей реальности. Поэтому изучать культурные архетипы можно путем реконструкции влияния этой реальности (географической, геополитической, хозяйственной, социальной, политической, религиозной, культурной и т.п.) на их формирование.

Культурные архетипы имеют символическую природу  и обнаруживаются в области смысловых, ценностных ориентации. Это позволяет истолковывать и типизировать архетипы через «постижение» области символического.

Культурные архетипы особенно отчетливо проявляются  в комплексах-аффектах, вызванных  ситуациями-раздражителями или словами-раздражителями и являющихся формами субъективного  проживания человеком своих архетипических структур. Интерпретация реакции человека на эти раздражители также дает возможность для выявления культурных архетипов.

Большое влияние  на формирование русского культурного  архетипа оказало принятие в Х  в. христианства, которое пришло на Русь из Византии в православной форме.

Принятие той  или иной религии в качестве государственной  и национальной влечет за собой далеко идущие последствия не только в сфере  веры, но и во всей духовной жизни.

Давно замечено, что любая национальная культура заимствует только те элементы чужих  культур, к восприятию которых она  уже подготовлена всем ходом собственного развития, то есть имеет некий горизонт культурных ожиданий.

Православие, включив  в свою сферу все слои русского народа, все общество, не захватывало  человека целиком. Проникновение православия  в толщу народной жизни не было всеобъемлющим. Оно руководило лишь религиозно-нравственным бытом русского народа, регулировало времяпрепровождение  и праздничное настроение, семейные отношения, слабо отражаясь в  ежедневном обиходе, не оставляя заметных следов в его будничных привычках  и понятиях, предоставляя во всем этом свободный простор самобытному  национальному творчеству, основанному  на языческой экзальтации почвы  и духа.

Восточно-христианское влияние в большей степени  обнаружилось в Московский период русской  истории, в XV-XVI вв., когда сама Византия уже пала под ударами турок. Это  воздействие осуществлялось прежде всего через культуру, Византия, утонченная и порочная, соединявшая в себе богословие с оргиями, создала уникальную культуру. Взяв важнейшие моменты человеческого бытия - рождение, смерть, обращение души к богу, - она окружила их такой высокой поэзией, возвела их к такому великому смыслу, к какому они дотоле нигде не возводились. (В.Розанов).

В восточно-христианской культуре земное существование человека, рассматривавшееся как эпизод на пороге вечной жизни, не представляло самоценности. Поэтому жизненно основной задачей была подготовка человека к смерти, которая расценивалась как начало этой жизни. В качестве смысла земного существования человека признавались духовные стремления к смирению и благочестию, ощущение собственной греховности и аскетизм.

Отсюда в православной культуре появилось пренебрежение  к земным благам, поскольку земные блага ничтожны и скоротечны, отношение  к труду не как к средству созидания  и творчества, а как к способу  самоуничижения и самодисциплины.

На основе противопоставления божественного (скрытого) и земного (доступного непосредственному восприятию) в византийской культуре особенно отчетливо  обнаруживалось стремление к вскрытию истинного (мистического) смысла явлений. Из иллюзорного обладания истиной  вытекала нетерпимость, закрепленная в православном культурном архетипе, ко всякого рода инакомыслию, которое трактовалось как ересь, как уклонение от благого пути.

Рассматривая  свою культуру как высшую, византийцы сознательно ограждали себя от иноземных  влияний, в том числе и культурных. Эта нормативно-ценностная автаркия на уровне «коллективного бессознательного»  порождала в православном культурном архетипе черты мессианизма.

С православием на русскую почву была перенесена и идея соборности, под которой  обычно подразумевается коллективное жизнетворчество и согласие, единодушное  участие верующих в жизни мира и церкви.

В этом смысле соборность противопоставлялась индивидуальному  мудрствованию с его рассудочной, по православным представлениям, абстрактной  спекуляцией.

Соборное переживание  и поведение ориентировалось  не на рассудок, а на «движение сердца»  и эмоции, - но в то же самое время стремилось всегда к конкретности, осязательности религиозных актов, к их согласованию с обычаем, «исконными» привычками, а не с отвлеченными принципами.