Российский период научного творчества П.А. Сорокина

Российский  период научного творчества П.А. Сорокина

 
Российский период становления П.  Сорокина начался в 1910-х гг. и закончился в 1922 г. высылкой ученого из страны. Этот период имеет для нас особый интерес: он менее всего известен на Западе и в Америке и, по-видимому, совсем "не участвовал" в становлении  всемирной известности Сорокина. Для "американского" социолога  П.Сорокина "русский период" творчества является своего рода инкубационным  периодом, "годами учения", очень  замечательными и по-своему продуктивными, но — не более того. 
Однако именно за эти десять лет у Сорокина созрели замыслы всех дальнейших его тем и, что особенно важно, наглядно обозначились те этапы его творческой эволюции, которые он и проделал в течение своей последующей жизни, хотя эта эволюция и растянулась на сорок с лишним лет. 
В самом общем и схематичном виде эту эволюцию можно охарактеризовать типично русской формулой "от марксизма к идеализму", хотя и с целым рядом оговорок. И все же, несмотря на эти оговорки, эволюция Сорокина представляет собой, может быть, самое замечательное явление в истории русской социальной мысли и позволяет яснее понять общий путь ее развития. 
Трудно сказать, какие факторы оказались решающими для творческой эволюции П.Сорокина. Но, несомненно, сильнейшим "фактором", приведшим к своего рода "перерождению убеждений", у Сорокина явилась революция. "В 1918 г., — пишет в одной из своих книг П.А.Сорокин, — правители коммунистической России объявили на меня охоту. В конце концов я был брошен в тюрьму и приговорен к расстрелу. Ежедневно в течение шести недель я ожидал смерти и был свидетелем казни моих друзей и товарищей по заключению. В течение следующих четырех лет, пока я оставался в коммунистической России, мне довелось испытать многое; я был свидетелем беспредельного, душераздирающего ужаса от царящей повсюду жестокости, смерти и разрушения. И именно тогда я занес в свой дневник — в качестве "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет" — следующие строки: 
"Что бы ни случилось со мной в будущем, я уверен, что три вещи навсегда останутся убеждениями моего сердца и ума. Жизнь, как бы ни тяжела она была, — это самая высшая, самая прекрасная, самая чудесная ценность в этом мире. Превратить ее в служение долгу — вот еще одно чудо, способное сделать жизнь счастливой. В этом я также убежден. И наконец, я убежден, что ненависть, жестокость и несправедливость не могут и никогда не смогут построить на земле Царство Божие. К нему ведет лишь один путь: путь самоотверженной творческой любви, которая заключается не в молитве только, а прежде всего — в действии" [1, V]. 
Теперь же, после пережитого нравственного переворота, Сорокину предстояло в конце концов занять место в одном ряду с ними. Но "убеждения сердца" не сразу пришли в гармонию с "убеждениями ума". Еще и в 1920 г. П. А. Сорокин предлагал изгнать философию из области социологии. 
Он еще много книг написал словно по инерции, как верный ученик своих учителей — М. М.Ковалевского и Е.В. де Роберти (чему в немалой степени способствовал его переезд из Европы в США, где почва для русской религиозно-идеалистической философии была гораздо менее благоприятной, чем, скажем, во Франции, и где она, тем более на английском языке, пожалуй, только и могла пробиться в "социологической" упаковке) 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

 
2.1. СОЦИОЛОГИЯ РОССИЙСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

 
Многое, написанное Сорокиным в 1919—1922 гг., написано как бы по инерции. Несомненной заслугой Сорокина-социолога является глубокое осмысление русской революции, которой он посвятил книгу "Современное состояние России" (Прага, 1923) и статью "Россия после НЭПа". Но и в них он все еще стоит, по-видимому, на позициях просветительского гуманизма. Рассмотрим, однако, его "социологию революции" подробнее. Наиболее краткую ее версию Сорокин дал в своей автобиографии. 
"Всякая революция, — пишет он здесь, — описывая полный цикл своего развития, проходит три типичных фазы. Первая фаза, как правило, быстротечна. Она отмечена радостью по поводу освобождения от гнета старого режима и великими надеждами на реформы, которые обещают все революции. Эту первоначальную стадию можно назвать лучезарной: ее власть гуманна и великодушна, действия мягки, нерешительны и довольно бессильны. В человеке начинает просыпаться "звериное начало". Эта короткая увертюра сменяется обычно второй, разрушительной фазой. Революция превращается теперь в неистовый ураган, который разрушает все без разбору на своем пути. Он безжалостно выкорчевывает не только устаревшие, но и полнокровные институты, которые он разрушает наравне с мертвыми или отжившими свое ценностями; он убивает не только паразитарную старорежимную властвующую элиту, но также и множество творческих личностей и групп. На этой стадии революционная власть безжалостна, тиранична и кровожадна. Ее действия в основном разрушительны, ее методы - насилие и террор. Если ураганная фаза не разрушит нацию до основания, революция постепенно перерастает в третью, конструктивную фазу. Все контрреволюционные силы уничтожены, начинается строительство нового порядка, новой культуры, нового человека. Этот новый порядок создается не только на основе революционных идеалов, но предусматривает и реставрацию наиболее жизненных дореволюционных институтов, ценностей и тех особенностей быта, которые на время были разрушены во второй фазе революции и которые оживают и восстанавливаются независимо от желаний революционной власти. Таким образом, послереволюционный порядок обычно представляет собой смешение новых порядков и нового образа жизни со старыми, жизненными и продуктивными порядками дореволюционного времени. Примерно с конца 20-х годов начался переход русской революции к этой продуктивной фазе, которая в настоящее время достигла своего полного развития" [7, с. 105-106]. 
В теоретическом плане с приведенными соображениями трудно не согласиться. "Три фазы" действительно просматриваются в любой великой революции, если она проходит полный цикл своего развития. Но попытаемся применить эту абстрактно-теоретическую схему к конкретной ситуации — русской революции 1917 г. 
По мнению Сорокина, ее первую фазу нужно отсчитывать с событий февраля-марта, в результате которых к власти пришло Временное правительство, большевистский октябрьский переворот знаменует наступление второго этапа, и, наконец, начало третьей фазы совпадает с введением НЭПа. 
Однако такая периодизация вызывает возражения. Из истории великих революций, описавших полный цикл своего развития, мы знаем, что переход от второй фазы к третьей обязательно связан с победой контрреволюции и более или менее длительным периодом реставрации, коим НЭП, конечно же, не являлся. Вместе с тем Сорокин чутко уловил подлинный парадокс русской революции, парадокс столь же знаменательный, сколь и актуальный. "История, — пишет он, — поистине сыграла злую шутку с коммунистами. Она заставила их собственными руками вводить снова капитализм, так усердно разрушавшийся ими. И они увидели наконец, что коммунизм привел к полному развалу всей хозяйственной жизни, и им стало понятно, что коммунистическая система не в состоянии возродить хозяйство, и что без капитализма нет спасения" [8, с.130]. 
Описав так четко и однозначно сущность нэпа, Сорокин тем не менее считает, что именно отсюда берет начало третья стадия революции, которая "предусматривает реставрацию наиболее жизненных дореволюционных институтов, ценностей". Но, как нам хорошо известно, ничего подобного в результате "временной передышки" не произошло. “Уже через год после введения нэпа, — с явным удовлетворением отмечается в "Кратком курсе", — на XI съезде партии, Ленин заявил, что отступление кончено, и выдвинул лозунг: "Подготовка наступления на частнохозяйственный капитал"” [9, с. 245]. 
Явное противоречие между реалистической оценкой нэпа и связанными с ним же упованиями на скорое падение власти большевиков можно, конечно, объяснить сугубо "психологическими" причинами, которые побуждают порой принимать желаемое за действительное. Но была еще одна (причем, капитальная) причина такого обольщения. Дело в том, что оценка Сорокиным общего состояния России тоже может показаться если не противоречивой, то, по крайней мере, двойственной, если не сказать — двусмысленной. 
С одной стороны, он рисует картину полной разрухи, деградации и одичания России, с другой - подмечает каждый, пусть даже самый незначительный, росток "нового", переносит на него все свои упования, предсказывая скорое падение большевизма и возрождение России. Хотя с расстояния семи десятков лет эти предсказания кажутся утопичными, тем не менее их стоит рассмотреть. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2.2. ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ СИСТЕМА СОЦИОЛОГИИ 
 
У Сорокина мы находим, по сути дела, три варианта будущего развития России. Первый: власть "еще несколько лет просуществует, но при условии дальнейшей эволюции в сторону капитализма и правового строя. Иначе — она будет сброшена насильственно", — и второй: "Если эта революция будет — в конце ее власть ожидает тоже падение, но более мягкое". Оба эти сценария предусматривали крах большевизма. Что касается третьего варианта — описанной выше ситуации "белого бычка", когда "капитализм" и "коммунизм" попеременно сменяют друг друга, — то его сам Сорокин считал, по-видимому, лишь теоретической моделью, неосуществимой на практике. 
Вероятно, худший вариант развития Сорокин отвергал в силу присущей гуманистическому сознанию веры в социально-экономический прогресс. Согласно гуманистической (точнее, позитивистской) иллюзии прогресса, худшее — позади, а лучшее — впереди. Проистекает эта иллюзия не столько от прекраснодушной наивности (в данном случае о ней и вовсе не может быть речи), сколько от того, что гуманизм в первую очередь озабочен судьбой Добра. Зло же рассматривает как своего рода математический минус, или, если воспользоваться формулой В.С.Соловьева, "естественный недостаток, несовершенство, само собою исчезающее с ростом добра". Такой тип сознания способен самое большее персонифицировать Зло, которое в конечном счете все равно функционирует по законам Добра. Между тем законы функционирования Зла принципиально отличны от аналогичных законов Добра. Кажется, впервые на это указал декабрист Н.И.Тургенев в одном из писем к П.Я.Чаадаеву: "... Зло, чтоб не погибнуть, должно, так сказать, быть осуществлено, с одной мысли оно жить не может; добро же, напротив того, живет не умирая, даже и в свободной идее, независимо от власти человеческой" [10, с. 414]. Отсюда проистекает и другое фундаментальное различие: Добро в качественном отношении статично. То, что было Добром тысячу лет назад, то и сейчас Добро и останется таковым, пока стоит мир. Зло, напротив, должно постоянно разнообразиться, постоянно наращивать свою мощь. 
Будучи очевидцем революции, гражданской войны, голода, разрухи, Сорокин, вероятно, считал, что всякую меру зла большевики уже превзошли: большего быть не может. Новая экономическая политика, как бы половинчата и непоследовательна она ни была, привела к относительному оживлению экономики страны и без чудовищного насилия над народом не может быть сломлена. Для этого понадобится уничтожить несколько десятков миллионов человек, а страна и без того обескровлена, обезглавлена и разорена дотла. Мало кто из современников Сорокина мог предвидеть в то время, что способность большевиков к насилию безгранична, что для сохранения и распространения своей власти они готовы уничтожить не только половину населения всей России, но и всего мира.  
Но писал все это о революции уже другой Сорокин, не тот, или, по крайней мере, не совсем тот — автор "Преступления и кары" (1913). 
В феврале 1922 г. Сорокин выступил на торжественном собрании в честь 103-й годовщины Петербургского университета. Обращаясь к молодежи, он заявил, что "вера отцов" оказалась банкротством. “... Их опыт в форме традиционного мировоззрения интеллигенции оказался недостаточным, иначе трагедии бы не было. От берега этого мировоззрения волей-неволей Вам приходится оттолкнуться: он не спас нас, не спасет и Вас. Он надолго исчез в зареве войн, в грохоте революций и в темной бездне могил, все растущих и умножающихся на русской равнине. Если не мы сами, так эти могилы вопиют о неполноте опыта "отцов" и ошибочности их патентованных рецептов” [5, с. 245]. 
Советуя молодежи обрести "новую веру", Сорокин прежде всего рекомендует ей "взять с собой в дорогу" знание, чистую науку, любовь и волю к производительному труду.

 
Уезжая навсегда из России, П.А.Сорокин увозил с собой и тот внутренний разлад, который образовался у него между сердцем и разумом. - Знал он одно, верил в другое... Привести свой внутренний мир в гармоничное состояние, прийти к выводу о том, что Истина неотделима от Добра и Красоты, предстояло уже другому Сорокину — американскому социологу. 
 
 
 
 
 
 
 

Американский  период научного творчества А.П. Сорокина

Уже 23 сентября 1922 года тридцатитрехлетний Сорокин и его жена навеки покидают страну.

Когда он покидал  родину, все свое имущество он увозил в 2-х чемоданах, которые были заполнены  самыми ценными для него вещами - экземплярами собственных книг, статей и восемью рукописями.

Как можно относится  к факту депортации? С одной  стороны, она сыграла положительную  роль, сохранив от физической гибели множество  первоклассных умов. Однако, В.В. Сапов  подчеркивает, что оценивание высылки 1922 года как «акта гуманизма» ошибочно, что депортация интеллигенции есть одно из первых условий сталинизма: «Неисчислимые, хотя и не всегда очевидные  беды принесла высылка 1922 года и русскому народу. На долгие годы наш народ  остался, по выражению Гегеля, храмом без святыни, т.е. без национального  самосознания. Неудивительно, что семь лет спустя Сталин вполне убедился в том, что перед ним - народ, сознание которого подобно чистому листу  бумаги, где можно писать любой  иероглиф…» . В это время страну покинул 161 ученый (по другому источнику  число высланных до сих пор  неизвестно, сами высланные считали, что их было 50 или 60, однако цифра  поднялась до нескольких сот, предельное число - около 300 ) по Постановлению ВЦИК РСФСР от 10 августа 1922 года, дающему  право ОГПУ высылать, без проведения судебного разбирательства, за границу  лиц, которые подозревались в  антисоветской деятельности. Осенью «хранителей культурных заветов  России « два немецких парохода - «Оберюргермейстер Хакен» и «Прейссен» - привезли в Германию .

После продолжительного пребывания в Берлине чета Сорокиных  по приглашению президента Чехословакии Б. Массарика, с которым они познакомились  в Петербурге во время своего бракосочетания, отправляется в Прагу. Там Сорокин  очень активно работает: участвует  в организации журналов «Деревня»  и «Крестьянская Россия», читает лекции в сельскохозяйственном институте, подготавливает к печати часть книг чисто академического содержания, а  также книгу «Современное состояние  России», где дан социологический  анализ изменений, которые претерпела Россия в 1917- 1922 годах. Значительно поправив свое здоровье в непривычно спокойной  для него обстановке, он приступает к написанию нового фундаментального труда - «Социология революций» (вышедшего  в начале 1925 года).

Из Праги по приглашению Эдварда Хейеса и  Э.А. Росса он осенью 1923 года приехал  в США для чтения лекций о русской  революции . Прибыв в колледж Вассар, он занялся английским языком. Менее  года понадобилось Сорокину для культурной и языковой акклиматизации. Посещая церковь, публичные собрания, университетские лекции и много читая, Сорокин довольно быстро обрел свободный разговорный язык. Затем он объехал друзей в штатах Среднего запада, читая лекции и подыскивая работу. Уже летним семестром 1924 года, благодаря усилиям Росса и Ф.С. Шэпина, он приступает к чтению лекций в Миннисотском университете, сотрудничая при этом с университетами в Иллинойсе и Висконсене. Проработав там 6 лет, он опубликовал шесть своих книг «Страницы русского дневника» (1924 г.), «Социология революции (1925 г.), «Социальная мобильность» (1927 г.), «Современные социологические теории» (1928 г.), «Принципы сельской и городской социологии» ( с Карлом Циммерманом,1929 г.) и первые три тома «Систематической хрестоматии сельской социологии» ( с Карлом Циммерманом и Ч. Гэлпиным, 1929 г.).

Интересные данные этого периода его жизни можно  обнаружить в переписке Питирима Сорокина с профессором Самюэлем Харпером (1882 - 1943) одним из первых американских специалистов по России, преподавателем русского языка в университете Чикаго, неофициальным советником ряда американских послов в Москве, автором многочисленных книг о России. Питирим Александрович  очень ценил его работы, статьи и книги, посвященные России: «… я должен честно признаться, что  он представляет собой очень счастливое исключение из большого числа американцев, пишущих о России. Ваша характеристика спокойна, но совершенно адекватна. Будучи русским, выражаю Вам свою глубокую благодарность за такую правдивую  информацию для американцев о  моей стране». Переписка относится  к 1923 - 1930 годам и включает шесть  писем С. Харпера и 14 писем Сорокина. Общение профессионалов и коллег, начатое посредством эпистолярного  жанра, постепенно переросло в дружеские  отношения. С. Харпер помогал Сорокину в организации различных его  лекций в Чикаго, в основном посвященных  революции в России, а также  общей теории социологии революций. Они обменивались информацией о  положении в России, обсуждали  книги, газетные и журнальные статьи, касающиеся России, также взаимно  обменивались собственными трудами.

Хотелось бы особенное внимание уделить двум фактам, которые представляются нашему вниманию благодаря этой переписке. В письме от 22 января 1924 года Сорокин  сообщает С. Харперу: «Как любопытную личную новость, я должен совершенно конфиденциально  сообщить Вам, что другой редактор «Крестьянской  России» ( Сорокин был редактором этого сборника вместе с А.А. Аргуновым, А.Л. Бемом и С.С. Масловым) и я  получили неофициальное приглашение  от Советского правительства «вернуться в Россию и беспрепятственно продолжить издание журнала, а также экономическую  и культурную организацию крестьянства». Разумеется, ответ был единодушным  и отрицательным. Мы хорошо знаем, что  значит такое предложение. Но этот факт снова подтверждает, что как кажется, положение правительства не очень хорошее. Оно теперь пытается заполучить обратно, чтобы держать в узде и, наконец, усилить свою базу, большое количество людей, глубоко отличных от нынешних правителей».