Автор: Пользователь скрыл имя, 10 Ноября 2011 в 10:39, монография
Книга Леонида Ионина «Социология культуры» производит неоднозначное впечатление. С одной стороны эта книга содержит ряд достаточно интересных сюжетов, но, с другой стороны, читая ее все время задаешься вопросом: «А при чем здесь эти сюжеты?»
Российский государственный университет
инновационных технологий и предпринимательства
Пензенский
филиал
МОНОГРАФИЯ
НА КНИГУ
Л.Г.
ИОНИНА «СОЦИАЛОГИЯ
КУЛЬТУРЫ»
Выполнил: ст. группы
Пенза,2009г.
Книга Леонида Ионина «Социология культуры» производит неоднозначное впечатление. С одной стороны эта книга содержит ряд достаточно интересных сюжетов, но, с другой стороны, читая ее все время задаешься вопросом: «А при чем здесь эти сюжеты?»
Недоумение возникает уже при знакомстве с оглавлением книги, в ней 7 разделов: глава 1. «Культура и науки о культуре» где речь идет об антропологической революции и логике модернизации, глава 2. «Культура в социологической традиции» - о жизненном мире и принятии роли другого, глава 3. «Логика и история повседневности» - о механизмах повседневной типизации и эволюции конституирующих элементов повседневности, глава 4. «Ритуал - Символ – Миф»- о мифологической символизации и науке как мифе и ритуале, глава 5. «Традиция - канон – стиль»- об идее жизненной формы и культурном фундаментализме, глава 6. «Инсценировки в культуре»- об идеологии как культуре и case-study о казаках и политиках, глава 7. «Культура и социальная структура» - о марксизме и модернизме и новой парадигме социоструктурного подхода. Уже из перечисления названий глав очевидно, что в данной книге речь идет о тотальности культуры. По сути дела автора интересуют результаты взаимодействия людей и особенность этого взаимодействия, рассматривается автором как культура.
Закономерно встает вопрос, а почему он это называет социологией культуры и какая тогда, по этой логике, может быть еще социология, кроме социологии культуры? Неужели понимание культуры как тотальности задает понимание самой дисциплины «социология культуры» как тотальной социологической дисциплины? Если это так, то социология культуры синонимична и тождественна самой социологии, выступая как метадисциплина по отношению к другим социологическим дисциплинам. Именно это и заявляет автор: « . . . нынешние изменения в организации и восприятии человеком его мира заставляют иначе ставить вопрос о социологии культуры. Я бы даже назвал эту новую дисциплину не социологией культуры, а культурной социологией (по аналогии с культурной антропологией) или культурным анализом. Культурный анализ, о котором и будет идти речь в настоящей книге - это не столько научная дисциплина, сколько направление теоретического исследования . . .».
Позиция автора не нова: в свое время была сформулирована социология знания как метасоциологическая дисциплина на том основании, что процессы знания атрибутивны для любой человеческой деятельности. Тогда социология знания выступила уже не как отраслевое направление в социологии, а как подход. Анализируемая нами работа продолжает ту же практику. Для Леонида Ионина социология культуры видится не как отраслевая дисциплина в социологической науке, а как подход к изучению любых социальных феноменов. Только так можно понять почему в рамках одной работы рассматриваются и повседневное теоретизирование и ритуализированный характер любых типов действия и новые социальные неравенства в российском обществе. Но тогда встает вопрос: «А что в этом подходе нового?» Можно предположить, что этот текст нужен был автору для того, чтобы высказать все то новое, что до него никто не говорил. И это понятно, ибо всякий раз, когда Вы формулируете новый подход, то формат свободного и эклектичного изложения наиболее удобен для демонстрации результатов своих наблюдений. Удобен для автора, но не для читателя и, прежде всего, для студента. Последнее немаловажно, ибо книга была рекомендована госкомитетом Российской Федерации по высшему образованию в качестве учебного пособия для вузов. Против чего автор и не возражал, рассматривая свою работу именно как учебник . И в этом подвох его позиции. Нигде в работе не сказано четко, что перед нами не книга по одному из направлений отраслевой социологии, а плод авторских размышлений по интересующим его вопросам. Мало того он подчеркивает, что западные учебники по этой дисциплине плохи тем, что «написаны разных теоретических позиций и отражают не столько . . . состояние дисциплины, сколько личные пристрастия . . . авторов». Но, как было указано нами выше, автор, по сути дела, отказывается писать учебник по социологии культуры и признает, что его интересует иное - культурный анализ, являющийся не столько научной дисциплиной, сколько теоретическим направлением. А это уже игра не по правилам. Нельзя под видом учебного пособия выдавать то, что интересно самому автору, игнорируя при этом уже имеющийся в социологии задел по данной теме. На страницах, анализируемой работы, можно прочитать, что автор не высоко оценивает отечественный задел в социологии культуры, сводя его к работам Л. Н. Когана и С. Н. Плотникова, и предпочитает опираться на зарубежные исследования. И действительно в книге читателям даются ссылки и цитаты из весьма авторитетных ученых: Б. Малиновский, Клод Леви-Стросс, С. Хантингтон, М. Вебер, Дж. Мид, А. Шюц, Э. Гуссерль, Ф. Тенбрук, К. Маркс, Хабермас, У. Бек. Однако эти ученые работали в весьма разных отраслевых направлениях этнографии, антропологии, социологии, философии. Напрашивается вопрос о методологической оправданности объединения столь разных по своим подходам исследователей.
Можно говорить о методической оправданности этого подхода только в том случае, если вся культура понимается как результат социальных практик, как способ социальной жизни. И тогда действительно задача исследователя состоит в том, чтобы отслеживать типичные образцы поведения (паттерны) в повседневной жизни. Это и делает наш автор: к примеру, он достаточно интересно написал о ритуалах и, в частности, ритуалах перехода у архаичных народов, анализируя то, какие поведенческие образцы лежат в основе их повседневной коммуникации. Ход автора прост: особенность коммуникации и особенно ритуальной коммуникации между членами того или иного племени и составляет культуру этого племени. Все здесь логично и возразить тут нечего и не зачем. Но такой подход к понятию «культура» предельно абстрактен, чересчур широк, т. к. не отражает той функции культуры, которую она приобрела по ходу общественного разделения труда.
Человек, в подходе предложенном Леонидом Иониным, выступает носителем культуры в той степени в какой он воспринимает коммуникацию. И в этом смысле каждый человек - человек культуры. Показательно что один из разделов в книге так и назван: «Человек как культурное существо». При таком - антропологическом - подходе культура может рассматриваться как форма человеческого общежития, где все множество социальных связей рассматривается как равноправное и задача исследователя сводится к нахождению той связи, которая является основанием данной общности.
Такой абстрактный подход к пониманию культуры рассматривает любую форму человеческого объединения как самодостаточную (не случайно автор пишет об антропологической революции в науках о культуре). А если подходить еще более строго, то можно сказать, что на этом уровне общества как такового еще нет, а есть лишь социальность, то, что существует помимо индивидуального бытия. Если же здесь и используется сам термин общество, то им обозначается совокупность индивидов, и не более. Такого рода объединения людей можно рассматривать как социальную общность, образуемую на основе тех структур, которые принадлежат индивиду: и для понимания этой общности достаточно понять как функционирует индивид.
Встает
вопрос о методической и эвристической
достаточности столь
Чем вызвано такое невнимание к столь важному понятию в науке о культуре? Кратко возможно ответить так: текущим состоянием отечественных исследований в области культуры. Но у нас в стране так было далеко не всегда. Мало того, тема творчества в 1960-80-е годы была весьма популярной в отечественной философии и социологии. И если бы идеологическая ситуация позволяла бы полноценно заниматься социологией, то социология культуры как социология творчества имела бы блестящие перспективы.
Можно сделать именно такое предположение, ибо в советский период тема творчества занимала центральное место в идеологии культуры: было представление о том, что первоисточником культуры является талант - и следовательно, творчество является основным способом созидания культуры. В советском понимании творцом мог стать каждый, не зависимо от статуса и профессии: не случайно понятие творческой интеллигенции существенно отличалось от всех других статусных категорий. Творец в советский период был лишен всяких наследуемых статусных атрибутов, обязательно присущих всем остальным. Подразумевалось, что талант как самородок распределяется хаотически, принадлежит некоей почве – «девственным» социальным массам, и легальные социальные институты призваны дать пути легитимации этого таланта. Согласно такой идеологии, талантливый самородок должен неизбежно попадать на институциональные траектории становления «деятеля культуры». Этой идеологии соответствовала вполне определенная технология превращения творческого потенциала в социальный капитал. Технология состояла в строгом выполнении двух условий: первое - настоящий талант должен быть действительно «девственным», «естественным», то есть возникать случайно, как бы из ничего, как дар. Второе условие - дар должен был стать инвестицией, и притом легитимной: он должен быть предан в институциональное лоно, быть освященным им с самого начала его превращения. Само превращение могло происходить лишь в том единственном институте, который был санкционирован властью специально для «ковки» таланта - институте формирования, «становления» «деятеля культуры». Любое отклонение от формальных траекторий воспринималось как болезнь роста, раз и навсегда пятнающей сам талант, обесценивающей его.
В советском обществе были социальные слои, существование которых было признано и легитимно. Можно было по наследству получить статус крестьянина, рабочего, инженера, т. к. принадлежность к этим слоям не рассматривалась как результат социальной мобильности, а вот принадлежность к творческой интеллигенции обязательно трактовалось через призму социальной мобильности, то есть как результат описанного выше становления «деятеля культуры». Признавалась, что принадлежать к творческой интеллигенции мог каждый, у кого есть талант, а не только сын или дочь творца.
Сейчас для развития социологии творчества невыигрышное время, потому что сменилась идеология культуры. В советский период творчество рассматривалось как нечто принципиально важное для культуры, сейчас культура осмысляется не как результат творчества, а как результат накопления некоего капитала, который принято называть культурным. Современная идеология культуры гласит: культурный капитал, а не творчество лежит в основе культуры и поэтому можно говорить о культуре сети Интернет, о культуре рейв-монтажа на дискотеке, о культуре нудизма т. д. Но это уже антропологический подход к пониманию культуры, тут уместно собирать редкости, рассматривать культуру как кунсткамеру, паноптикум, музей. При таком подходе нет никакой методологической разницы в исследованиях, допустим, субкультуры нудистов и творческих сообществ определенного направления в поэзии. И там и там исследуются способы коммуникации, ролевое поведение и не исследуется, точнее не может исследоваться, тот продукт, который может обретать ценность и вне рамок субкультуры поэтов: поэзия.
Знаменательно,
что когда на рубеже 1980-90-х годов
имел место переход к
Кстати в книге Леонида Ионина есть указание на возрастание роли аскриптивных характеристик и соответствующих форм поведения
Сегодня перед нами не только новая социальная ситуация, но новый способ творческой деятельности. Современная творческая практика рассчитана на эстетическое восприятие иного рода чем раньше: мгновенное эстетическое впечатление, а не длящееся глубинное переживание. И такое мгновенное эстетическое впечатление становится более ценным, чем длящийся поток переживаний не случайно, ибо конечная цель этого впечатления - вызвать бесконечный поток комментариев. Причем, речь идет о комментариях с разных сторон, поэтому и символический капитал образуется сразу у многих, но, прежде всего, сам творец становится центром дискурса. Творец должен некий процесс публичного обсуждения и в этом случае его символический капитал становится существенно высок. Сам акт презентации, столь популярной ныне, изначально рассчитан на весьма конкретную реакцию: реакцию, в ходе которой осуществляется публичная вербализация впечатления. Такая реакция существенно отличается от реакции глубинного переживания, т. к. последняя не предусматривает публичного обсуждения увиденного или услышанного - все расходятся в молчании и сам автор для публики мало интересен, если только он не признанный классик. В новой, публично вербализуемой реакции создается не просто публика, а активная публика - комментаторы. Комментарий гарантировано создает имя творцу, ибо комментарий - это реакция по факту создания нового, а не пассивное довольствование тиражированием и воспроизводством того, что уже есть. Задача творца состоит в том, чтобы привлечь к себе внимание, создать факт, достичь максимального мгновенного впечатления. Величина мгновенного впечатления - это величина значимости факта. Факты в таком случае измеряются количеством комментаторов, втянутых в процесс обсуждения этого факта. Задачи такого эстетического восприятия уже иные: привлечь к себе интерес и уже затем ввергнуть зрителя или читателя в бесконечный поток комментария. И задача-максимум произведения искусства состоит в том, чтобы послужить поводом бесконечного потока комментариев. Сейчас жанр комментария стал самым главным и доминирующим, и это объясняется тем, что он свободен от предмета: текст комментария определяется отнюдь не предметом, а самим комментатором, и таким образом возникает возможность бесконечного комментария. Именно поэтому ныне жанр комментария достиг такого профессионализма, профессионализм в этом жанра выражается в снятии отраслевого деления среди комментаторов как актуального деления. Кстати у самого Ионина в его работе и это присутствует: он весьма пространно, на протяжении пятидесяти страниц, комментирует роман «Мастер и Маргарита», используя его «как экспериментальную модель реальности и источник эмпирических данных, на основе которых можно сформулировать некоторые категории, понятия и обобщения, вводящие в своеобразную область социологии культуры, которую можно назвать социологией повседневности» .
Информация о работе Монография на книгу Л.Г. Ионина "Социология культуры"