Феноменологическая социология Щюца

Реферат: Феноменологическая социология  А.ШЮЦА                           

Шюц в своем основном труде «Феноменология социального

мира» (1932) выдвинул собственную  концепцию понимающей социологии, пытаясь

решить применительно  к сфере социального знания поставленную Гуссерлем

задачу - восстановить связь абстрактных научных понятий с жизненным миром,

миром повседневного  знания и деятельности.

Эта новая социология оказалась, по сути дела, систематическим описанием, с

точки зрения действующего индивида, структур социального мира, каким он

является в ходе и посредством самой этой деятельности, или, другими словами,

она оказалась систематическим  описанием познания социального  мира в процессе

деятельности. Подходя  с этой последней точки зрения, социологию Шюца по

сраведливости можно назвать социологией познания. Шюц проводил свою позицию

весьма последовательно, прослеживая процесс социального познания от

субъективно подразумеваемого смысла изолированного действия до претендующих

на объективность понятий социальных наук. Тем самым он пытался связать науку

со здравым смыслом, с миром повседневного знания и опыта (некоторые из

вариантов феноменологической социологии, основывающиеся на идеях  Шюца, не

случайно носят  имя "социологии повседневности"). Выявление такой связи крайне

важно, но в то же время  и опасно, ибо оно лишает науку  свойственной ей ауры

объективности и исключительности и показывает, что обыденное и научное

познание социального мира в принципе неразделимы. Научное познание тем самым

релятивизируется. В обнаружении, систематическом анализе и изложении этого

достаточно двусмысленного факта состоит главная заслуга  Шюца в области

теоретической социологии.

Из многочисленных философских и социологических  концепций Шюца остановимся на

трех, оказавших наибольшее влияние на позднейшее развитие. Первая — это

концепция природы  объективности социального мира, вторая — концепция

рациональности социального  взаимодействия, третья — концепция  повседневной

реальности как  реальности высшего порядка.

Размышления о природе  объективности социального мира Шюц начинает с

констатации кардинального  факта несовместимости позиций, точек зрения Я и

другого. Каждая индивидуальная позиция определяется тем, что Шюц именует

биографической ситуацией  индивида. Биографическая ситуация определяется

обстоятельствами  рождения, взросления, воспитания, разнообразными

религиозными и  идеологическими воздействиями и т.д. Для каждого индивида она

уникальна, и именно она превращает "мир вообще", как общую для всех живущих

реальность, в "мой  собственный мир" каждого конкретного  человека. Кроме того,

биографическая ситуация создает для каждого особенную  перспективу видения,

где индивид оказывается  как бы центром мира, "отсчитывающим" и организующим

каждую интерпретацию, каждый акт понимания, исходя из и  относительно этого

центра.

Вместе с тем  все биографические ситуации имеют  между собой нечто общее: ведь

они представляют собой  продукт истории не только индивидуального  ознакомления

с миром, но и усвоенной  в ходе образования и воспитания "всеобщей истории"

предметно-смыслового освоения мира. Поэтому, как говорит Шюц, каждый из

моментов моего  опыта, "осажденного" в биографической ситуации, с самого

начала типичен, т.е. заключается в горизонте возможных подобных этому

моментов опыта. А  уже разделение индивидуального  и общего, отбор типизирующих

признаков, вообще видение  чего-то в качестве общего, а чего-то в качестве

особенного — это задача моей собственной активности. Источником этой

активности, согласно Шугну, является мой практический интерес и

"релевантность"  явления, с точки зрения моих  практических целей, которые,  в

свою очередь, определяются перспективой моих отношений с миром, моей

уникальной биографической ситуацией.

Таким образом, индивид  видит мир частью обобщенно (по терминологии Шюца, в

типических его  характеристиках), частью — в его индивидуальных свойствах. Но

в каждом случае видение  в целом уникально и неповторимо  и (это главное) не

гарантирует надежное взаимосогласованное протекание сложных человеческих

взаимодействий.

Тем не менее, сложнейшие взаимодействия имеют место и  протекают успешно.

Повседневное мышление, пишет Шюц, преодолевает различия индивидуальных

перспектив с помощью  двух главных идеализации.

1. Идеализация взаимозаменяемости  точек зрения: «Я считаю само  собой

разумеющимся и  предполагаю, что другой считает  также, что, если я поменяюсь с

ним местами и его "здесь" станет моим, я буду находиться на том же самом

расстоянии от объектов и видеть их в той же самой типичности, что и он в

настоящий момент, более  того, в пределах моей досягаемости будут находиться

те же самые вещи, что у него сейчас»

2. Идеализация совпадения  систем релевантности: «До тех  пор, пока не доказано

обратно, я считаю само собой разумеющимся — и полагаю, что другой считает

также, — что различие перспектив, порождаемые нашими уникальными

биографическими ситуациями, несущественны с точки зрения наличных целей

любого из нас, и  что он и я (т е "мы") полагаем, что отбираем и

интерпретируем потенциально и актуально общие объекты и их характеристики

тем же самым или, по крайней мере, "эмпирически тем  же самым", т.е. тем же

самым с точки зрения наших практических целей способом».

Согласно Шюцу, эти две идеализации являются орудием типизации объектов с

целью преодоления  и "снятия" черт своеобразия личного  опыта. Ее постоянное

применение порождает  такое представление об объектах, которое лишено

"перспективной"  природы, свойственно каждому, т.е. никому в частности. Это

анонимное, ничье знание. Оно же воспринимается участниками  взаимодействия как

объективное, т.е независимое от меня и моего партнера, от того, как мы по-

особенному видим мир, от нашей биографической ситуации и наших практических

целей.

Другими словами, в  результате применения этих идеализации  возникает ощущение

объективности воспринимаемого  и концептируемого, общего мне и моим партнерам

мира. Это и есть мир повседневной жизни в его  самых общих характеристиках,

как он воспринимается в согласии подавляющим большинством социальных

индивидов. Это наш  привычный "социокультурный мир". По своему генезису наши

представления о нем  имеют социально (т.е. посредством  межчеловеческих

взаимодействий) детерминированный  характер. Но в сознании самих индивидов он

выступает как объективный, независимо от них самих существующий мир. Поэтому

можно сказать, что  объективность социального мира есть рефлексивный,

социально организованный феномен.

Социальным взаимодействием, следовательно, будет являться то взаимодействие,

которое основывается на представлениях, имеющих определенный уровень

типичности. Типизируются мотивы участников, типизируются, согласно мотивам,

личности участников, само взаимодействие воспринимается его участниками как

типическое. В повседневной жизни в большинстве случаев мы имеем дело не с

людьми, а с типами.

"Я предполагаю,  — пишет Шюц, — что мое действие (скажем, я опускаю в почтовый

ящик правильно  адресованное и снабженное маркой письмо) побудит некоего

анонимного партнера (почтового служащего) совершить типичное действие

(выемку почты) на  основе типического мотива (выполнение должностных

обязанностей). Я также  предполагаю, что мое представление  о типе деятельности

другого в основе своей совпадает с его типологическим представлением о самом

себе, причем в последнее  включено и типическое представление  о моем (его

анонимного партнера) типичном поведении, основанном на типичных мотивах ...

В моем собственном  типическом представлении обо мне  самом, как о клиенте

почтового ведомства, я строю свои действия так, как этого ожидает типичный

почтовый служащий от типичного клиента".

Чем выше степень анонимности  и типичности взаимодействий, чем  более они

стандартизованы, тем  более согласованно, успешно, "гладко" протекает

повседневная жизнь  в целом.

Такой образ социального  взаимодействия и социальной жизни  в целом может

казаться чересчур рациональным. Но, как показывает Шюц, нормальность,

правильность, разумность, предсказуемость поведения в повседневной жизни

имеет мало общего с  рациональностью. Классическая характеристика

рационального поведения  дана Максом Вебером, на нее и ссылается Шюц:

"Рациональное действие  предполагает, что деятель ясно представляет цели,

средства и вторичные  последствия его, включая сюда рациональные

представления о средствах  для достижения цели, о соотношении  избранной цели с

другими возможными результатами применения этих средств, наконец, об

относительной важности различных возможных целей".

Для того, чтобы действие отвечало критериям рациональности, Действующий

должен проанализировать (а) ситуацию начала деятельности, в том числе в ее

специфическом биографическом преломлении, (б) состояние дел, которое

предполагается в  качестве цели, в том числе место предполагаемой цели в

иерархии своих  планов, совместимость ее с другими целями, их возможное

воздействие друг на друга (в) средства, возможности их использования, их

совместимость с целями, их совместимость со средствами, привлекаемыми для

реализации других планов и т.д. Ясно, что действие вызовет  реакцию других

людей. Тогда не только эти другие должны выполнить все предписания

рациональности (а, б, в), но и сам действующий должен учесть в своих расчетах

все их расчеты, чтобы  суметь реализовать свои цели.

Таковы явно невыполнимые — и явно невыполняемые в каждом конкретном случае —

условия рационального  поведения. Тем не менее повседневная жизнь почти

полностью состоит  из дийствий, которые понятны, разумны, предсказуемы и в

этом смысле рациональны. А это значит, что повседневная рациональность

отличается от идеальной, логической рациональности, как она описывалась М.

Вебером и многими  другими. Она основывается не на "исчислении" средств-

целей, а на априорно данных типических структурах, которые не анализируются

и не рассчитываются, а приняты на веру. Они представляют собой нормальную

объективную среду  повседневной деятельности. Эта нормальность есть