Становление религии

Вследствие этого  Иудеи исключительно преданы  своим обрядам, так что, по выражению  одного собственного их ученого, для  Иудеев вера не существует, а существует только закон, т. е. обрядовый (см. предыдущее примечание). Но надобно еще прибавить, как странен, мелочен, ничтожен в  своих неисчислимых предписаниях и  установлениях этот закон! Например, на основании одной заповеди Божией: да не сотворишь всякого дела в  день субботний (Исх. 20:40), теперь существует 949 раввинских предписаний, из которых  одно “запрещает Еврею даже плевать  по воздуху в субботу, потому что  действие похоже на веяние неочищенной  ржи. (Хаие Адам — Авраама Данижга, о постановлениях субботних)” На основании запрещения Божия не есть квасного в Пасху (Исх. 12:20) измышлено 265 постановлений, из которых одно гласит, что если бы 10000 Евреев, в день Пасхи, варили пищу в воде, почерпнутой  из одного колодца, в котором вскоре после того найден какой нибудь ячмень, то все они обязаны приготовленную пищу, вместе с посудой, сжечь или  бросить в реку. Об этих запрещенных  яствах существует слишком 3000 различных  постановлений; об одном обряде умовения рук — до ста, а о солении  мяса — до двух сот; если даже определение  касательно способа обрезывания  ногтей... На основании заповеди Моисея, запрещающей варить козленка в молоке его матери (Исх. 23:19; Втор. 14:21), талмудисты запретили: а) варить в молоке какое  бы-то ни было мясо; б) употреблять даже сосуд, в котором изготовляется  мясная пища, на изготовление в нем  пищи молочной; и в) определили принимать  молочную пищу не ранее, как по истечении  шести часов после принятия пищи мясной, а мясную после молочной не ранее, как через час. И пусть  бы еще исполнение всех таких мелочей  отдано было на произвол каждого; напротив, талмуд все обряды возводит в догматы, и требует самого строгого исполнения относящихся к ним постановлений  и правил. (см. Еврейские секты  в России, Григорьева, также Авраама  Данижга).

Сами, более рассудительные, Иудеи сознаются, что в их талмуде  и кабалле много басней, которые, буквально взятые, противоречат и  здравому смыслу, и самим себе, и  совершенны недостойны ни Бога, ни человека. Но чем же думают это оправдать? —  Тем, будто эти басни надобно  объяснять в смысле аллегорическом, духовном: вынужденная уловка, когда  сказать ничего более не остается!

В ряде случаев существуют отличия в  роли и месте миссионерской деятельности в контексте общего существования  Церкви и секты. Известны секты, не ведущие  вообще никакой миссионерской деятельности, например, Амиши. При этом пополнение рядов секты происходит за счет естественного  прироста (рождение детей от сектантов-родителей). В противоположность этому в  Международной Церкви Учеников Христа все вероучение организации построено  вокруг важности и необходимости  ведения миссионерской деятельности, а обращение новых членов является центральным и постоянным критерием  членства индивида в группе. То есть член секты—только тот, кто регулярно  приводит новых людей в организацию. Однако подобные секты составляют скорее исключение, чем правило, и, следовательно, критерий места и роли миссии также  не является существенным.

Секта может отличаться избранием конкретного, вполне специфического субъекта и объекта  миссионерской деятельности. Иначе  говоря, секта нередко точно определяет, кто может вести миссионерскую  работу, и на кого конкретно она  должна быть направлена. В первом случае вербовка новых адептов входит в  обязанность вполне конкретной прослойки  в иерархии секты и/или является обязательной/возможной ступенью для  перехода на новый этап посвящения в группе. Во втором случае все силы направляются на вербовку какой-либо конкретно  заданной категории населения, например, преимущественно на женщин, молодежь, государственных чиновников, учителей, бывших или настоящих наркоманов, преступников и т.д. Миссия Церкви обращена ко всем и вся. К сожалению, в современном  мире каждый член Церкви, вне зависимости  от его желания и понимания, вынужден выполнять функции миссионера. Хуже всего, когда эта ситуация нами не осознается. Такое узкое определение  субъекта и объекта миссии присутствует далеко не во всех сектах, что снова  лишает нас оснований для проведения различий. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Заключение.

Все вышесказанное  принуждает нас к переходу на новый  уровень постановки вопроса: «Есть  ли разница в целях миссионерской  работы Церкви и секты?» Секта  практически всегда стремится любыми путями обратить как можно большее  количество новых адептов. К сожалению, подобное же мнение относительно главной  цели миссии Церкви существует и в  православной среде. Секты могут  предложить человеку все, что он только пожелает, все, до чего только сможет додуматься его разум, кроме одной-единственной вещи—свободы. Секта по определению  не может раскрыть перед человеком  всех масштабов и перспектив этого  неизмеримо ценного сокровища, дарованного  человечеству Богом, и полнота осознания  которого может прийти только в Церкви. Поэтому первостепенная задача православного  миссионера заключается не столько  в том, чтобы сразу привести человека в Церковь, но в доведении его  до понимания своей свободы и  ее Источника. Фактически, миссия—это процесс раскрытия начала духовного  пути в индивиде. Конкретная форма  и содержание сообщения, передаваемого  миссионером человеку, играют второстепенную роль. Главное, с современным человеком  нужно обращаться на его языке, отталкиваясь от его представлений о ценностях, уважая и ни в коем случае не осуждая  любые, даже самые чужеродные его  воззрения на жизнь. Только так можно  завладеть его непостоянным и  неуловимым вниманием, пробудить серьезный  интерес, заставить задуматься. Необходимо открыть человеку его ответственную  лишь перед Богом свободу, которая  будет ниспровергать одного за другим имеющихся у него идолов и в  конечном итоге приведет его к  самостоятельному, осознанному приходу  в Церковь. Вся сложность задачи обязывает православного миссионера хорошо знать современный мир  с его страстями, интеллектуальными  идеями и веяниями, философскими дилеммами, психологией масс, борьбой идеологий, популярной музыкой, фильмами, направлениями  в искусстве. Это мир, который  чужд Церкви, но он ей не враг, и знание его особенностей всегда будет значительно  облегчать работу миссионера. Слепой страх и осуждение мира— это  шаг назад в миссии. Всестороннее осмысление, глубокое понимание и  готовность к конструктивному диалогу  с миром—основа эффективной миссии. Если критически попытаться осмыслить  сказанное, то можно задать вопрос, ответ на который будет решающим для понимания отличия миссии Церкви в мире и сектантской миссионерской  работы: «В чем конкретно заключается  этот отсутствующий в сектах компонент  свободы, который является неотъемлемым в процессе миссионерской деятельности Церкви?» Ответ: «В изначальном допущении  самой возможности свободного неприятия  человеком проповедуемой ему  Православной веры». Именно в этом состоит  фундаментальное отличие православной миссии от сектантских попыток любой  ценой, вне зависимости от желаний  и стремлений человека завладеть  им. Миссия— это не промысел, не ненасытный поиск добычи. Наша задача состоит  в том, чтобы человек сам, в  общении с нами пришел к Вопросу, Ответ на который он найдет только в Церкви. Возможно, мы этого человека видим в первый и последний  раз, но уже за 30 минут разговора  мы должны пробудить в нем такой  интерес к поиску смысла бытия, к  постоянной постановке неразрешимых вопросов, который впоследствии приведет его  в Церковь.

Для более  полного уяснения и адекватного  понимания обозначенной мысли нужно  ответить на следующий радикально поставленный вопрос: «Можно ли с помощью сектантских  методов воздействия на сознание и подсознание привести человека в Церковь?» Однозначно, можно. Но такой человек, находясь в Церкви, при всем желании просто не сможет быть православным до тех пор, пока не освободится от всех влияний, вынудивших его прийти в Церковь, и самостоятельно не воцерковится.