Изучение внешней формы актовых источников

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

  УПРАВЛЕНИЯ И ЭКОНОМИКИ

     Алтайский институт экономики 

     КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

     Тема: «Изучение внешней формы актовых источников»

     Дисциплина: Дипломатика 
 

     Выполнил студент:

Бекушева  Ю.Ю., № 2/9331/6-3

Проверила: Камзина С.Л.

     Оценка__________________________

     Подпись _________________________ 
 
 

Барнаул  2011 
 

     Содержание 

Введение………………………………………………………………………3

Глава 1. Изучение внешней формы актовых источников………………....4

Заключение …………………………………………………………………20

Список  использованной литературы……………………………………….21 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Введение 

     Дипломатика — это научная дисциплина, изучающая происхождение, форму и содержание, функционирование, историю воспроизведения текста и архивную судьбу документов правового характера, причем в большей мере таких, где указаны автор и адресат или контрагенты (участники сделки, договора), часто же не только адресат, но и фактический контрагент, не тождественный адресату.

     Дипломатика — это не наука о «дипломах» в том или ином узком смысле слова, а наука о документах в более широком понимании [2, стр 47]..

     Поскольку объектом дипломатики являются прежде всего акты, постольку ее предметом можно считать историю актов, методологию и методику их изучения. К методологическим вопросам относятся прежде всего классификация актов, проблема их происхождения и содержания. Классификация выступает как вопрос более или менее автономный по отношению к методике изучения актового материала, в то время как проблема происхождения и содержания решается посредством разработки конкретной методики исследования с определенных методологических позиций.

     В качестве предмета выступает внешняя форма актовых источников.

     Цель  контрольной работы – изучение внешней формы актовых источников.

       В соответствии с поставленной целью основными задачами являются:

• рассмотреть изучение внешней формы актовых источников.

     Глава 1. Изучение внешней формы актовых источников 

     Анализ  внешней формы актов издавна  был одним из важных методов дипломатики. Средневековая дипломатика фактически и началась с палеографических наблюдений над актами. Эти наблюдения дополнялись рассмотрением актовых печатей. Дипломатика рождалась как совокупность приемов изучения почерка, печатей и хронологии средневековых актов, Собственно формуляроведение возникло позже, чем палеографический подход к актам. Именно поэтому в западноевропейских пособиях по дипломатике очень большое место отводится палеографии, сфрагистике, хронологии. Сначала палеография служила только делу отличения подложных грамот от подлинных. В XIX в. перспективы палеографического исследования актов были осмыслены по-новому. Т. Зиккель показал, что с помощью изучения и идентификации почерков можно установить канцелярское или внеканцелярское происхождение актов. Уже при последних Каролингах возникла практика составления актов самими получателями. В канцелярии акты только удостоверялись: снабжались необходимыми подписями и печатями. С этой точки зрения в историографии изучено происхождение актов Карла II Лысого (843–877 гг.), Людовика IV Заморского (936–954 гг.), Лотаря (954–986 гг.), Людовика V Ленивого (986–987 гг.) и др., королей из дома Робертинов – Роберта I (922–923 гг.) и Рауля (923–936 гг.). Изучавший акты Робертинов Ж. Дюфур пришел к выводу, что 8 королевских актов из 20 сохранившихся, т. е. 40%, были составлены самими получателями — духовными учреждениями. Среди этих 8 актов, большинство которых написано в соответствии с формуляром публично-правовых актов, имеется один документ, построенный по образцу частного акта [3, стр 65].

     Использование палеографии для исследования канцелярского происхождения документов свойственно и работам, которые посвящены актам Капетингов: Филиппа I (1060–1108), Людовика VI Толстого (1108–1137), Людовика VII Молодого (1137–1180) и Филиппа II Августа (1180–1223). Ф. Гаспарри, исследовавшая документы трех последних, делит акты каждого царствования на три разряда: 1) группы актов, имеющих два общих признака – единство почерка и единство получателя; 2) группы актов, объединяемых только единством почерка; 3) акты «изолированные» как в почерковом отношении, так и в смысле разнообразия их получателей (написаны разными почерками, не отождествляемыми уверенно с почерком грамот той или иной группы). С деятельностью собственно королевской канцелярии связываются группы актов второго разряда, которые разделяются между несколькими писцами. Акты же первого и третьего разрядов являлись, как правило, документами внеканцелярского происхождения. Сравнивая почерки актов первого разряда с почерками документов, вышедших из недр монастырей, автор приходит к выводу, что во времена Людовика VI акты по крайней мере 6 из 10 групп грамот, объединяемых единством почерка и получателя, были созданы в скрипториях этих монастырей, т. е. самих получателей актов. Судя по наблюдениям Ф. Гаспарри, при Людовике VI на долю королевской канцелярии приходится 35 сохранившихся оригиналов, на долю самих получателей –23, на долю третьих лиц – 6 (19 актов в смысле почерка не атрибутированы). В царствование Людовика VII удельный вес актов, составленных в королевской канцелярии, несколько возрос, хотя и тогда часто прибегали к помощи известных монастырских скрипториев для составления актов, выдаваемых как самим учреждениям, имевшим эти скриптории, так и другим монастырям и частным лицам. Качественные изменения наступают только при Филиппе II Августе, когда акты, составленные получателями, становятся уже аномалией, исключением из правила [1, стр 96].

     Палеографический анализ дает результаты, разумеется, лишь при изучении оригиналов или тех копий, которые отражают какие-то внешние особенности оригинала. Палеографическое обследование оригиналов с целью установления канцелярского происхождения актов ведется дипломатистами ряда стран. В начале XX в. под этим углом зрения изучались грамоты германских королей и императоров: Саксонской и Франконской (Салической) династий: Генриха II (1002–1024), Конрада II (1024–1039), Генриха III (1039–1056). Один из современных немецких исследователей, В. Шлёгель, приходит к выводу, что в XIII в. В целом увеличивается число актов, вышедших из германской канцелярии, по сравнению с актами внеканцелярского происхождения: при Филиппе Швабском (1198–1208) в канцелярии было составлено ²/₃документов; при Фридрихе II, когда он был только королем (1212–1220), и при Генрихе VII (1220–1235) – неполных 50%; при Фридрихе II в императорский период (1220–1250) и при Конраде IV (1250–1254) – снова ²/₃; при Вильгельме Голландском (1247–1256) – свыше 80%.

     Можно привести и другие примеры палеографического исследования грамот в современной европейской дипломатике. Так, Дж. Бэрроу, выясняя историю шотландской королевской канцелярии по почеркам писцов дошедших оригиналов королевских актов, сделал заключение о заметном количественном преобладании во второй половине XII – начале XIII в. документов, составленных в королевской канцелярии (70–80%), сравнительно с грамотами, написанными по заказу самих получателей посторонними писцами. В Чехии и Моравии вплоть до начала XIV в. изготовление королевских грамот находилось почти исключительно в руках духовенства. Старейшим центром канцелярской деятельности был цистерцианский монастырь в Пласах. В XIII в. его сменили новые центры – в Чехии при пражском соборном капитуле в Вышеграде, в Моравии – при оломоуцком соборном капитуле. Соотношение канцелярских и внеканцелярских актов рассматривается современными дипломатистами также на материале Англии, Польши, Хорватии и др [2, стр 58].

     В своей классической монографии о русских феодальных архивах Л. В. Черепнин неоднократно пользуется палеографическими наблюдениями для выяснения происхождения договорных и духовных грамот великих и удельных князей XIV–XV вв. Применительно к жалованным грамотам XVI в. вопрос о необходимости изучения и классификации их почерков был поставлен нами. Исследуя соотношение внешних признаков оригинала докладного судного списка от 7 июня 1536 г., выданного Троице-Сергиеву монастырю на некоторые его владения в Бежецком Верхе, с копией этого документа в составе троицкой копийной книги № 518, мы пришли к выводу, что оба текста написаны на бумаге с одинаковым водяным знаком, при этом основной текст оригинала и перечень судных мужей написаны одним из почерков бежецкого раздела копийной книги, а запись о решении дела великим князем написана другим почерком того же раздела копийной книги. От этих почерков отличаются подписи судей первой инстанции и подпись дьяка в конце приговора. Следовательно, оригинал судного списка на всех этапах изготовлялся троицкими писцами, и только подписи должностных лиц являются следами письменной деятельности государственного аппарата. Это позволяет отнести судный список к числу документов внеканцелярского происхождения и считать его произведением монастырского скриптория.

     В настоящее время палеографическое изучение русских публично-правовых актов  XIV – первой половины XV в. ведется французским дипломатистом В. А. Водовым, грамот же второй половины XV–XVI вв. – автором настоящей работы. Поскольку русские грамоты XIV–XVI вв. написаны в основном на бумаге, исследование их внешней формы включает в себя и анализ филигранен, или водяных знаков. Перед западноевропейскими дипломатистами эта проблема не стояла, ибо они исследовали канцелярское происхождение актов более раннего периода, не позже конца XIII в., когда бумага еще не вошла в употребление [3, стр 97].

     При изучении оригиналов королевских и  императорских грамот и классификации их по почеркам в западной дипломатике анонимные писцы обозначаются обычно либо латинскими литерами, либо арабскими цифрами, которые ставятся после имени монарха. Например, «Konrad А» означает: «писец А Конрада IV»; «notâř Otaka-rus 5» – «нотарий № 5 Пржемысла Отакара II». Отдельные нотарии и писцы известны не только по почерку, но и по именам. В. Шлёгель составил и сопоставил между собой два параллельных списка нотариев немецкой королевской и императорской канцелярий конца XII – первой половины XIII в. Один из списков основан на прямых упоминаниях имен нотариев в документах, другой базируется на сравнении данных о написании и «диктате» (сочинении, диктовке) текста документа. Анонимные нотарии второго списка лишь в редких случаях идентифицируются по первому списку.

     В литературе иногда встречается различение между писцами (stribes) и собственно нотариями (notaires). Так, современный испанский  дипломатист А. Канеллас Лопес разделяет  писцов в общем смысле (escribas) на нотариев (notarios) и фактических писцов-исполнителей (amanuenses efectivos). Ф. Гаспарри указывает, что при Людовике VI составитель (dictator) и писец (scriptor), возможно, были разными лицами, а не соединялись в одном лице. Методика выявления «диктата» по палеографическим данным разработана пока еще явно недостаточно, хотя многие авторы говорят о «диктате», имевшем место в канцелярии при составлении актов. В средние века существовало понятие ars dictaminis, под которым подразумевалось искусство составлять (диктуя) текст письма, грамоты [5, стр 69].

     Особенный интерес при рассмотрении внешней формы источника представляют изобразительные элементы. Среди них на первом месте может находиться символическая инвокация, которая передается крестом или хризмоном. Хризмон (по-гречески – христограмма) образуется из комбинации греческих букв «X» и «Р», символизирующих имя Христа и соединяющихся иногда с другими элементами – крестом, буквами А и со. Хризмон обычно встречается в раннесредневековых латинских грамотах, в то время как в русских актах символическая инвокация чаще всего дается в форме креста. Крест или хризмон сопровождает иногда и подписи.

     Монограмма  свойственна византийским и латинским  актам. Она представляет собой рисунок  более или менее правильной геометрической формы, в котором искусно соединяются несколько букв, обозначающих слово или несколько слов. При поздних Меровингах, Каролингах и королях Западной Франции монограмма играла роль подписи королевского имени (signum) в актах, именуемых дипломами. В грамотах германских государей она символизировала несколько слов. Монограмма могла заменять формулу «Bene valete», выполнявшую первоначально функцию папской подписи, и формулу «manu propria» («собственной рукой») в актах германских императоров Генриха III, Генриха IV и Генриха V.

     Еще одним изобразительным удостоверительным знаком в латинских актах главным образом раннего средневековья был так называемый рюш  (la ruche – буквально: улей, рой пчел; с XIX в. рюш — гофрированная ткань; первоначально – кора, кожура). «Рюш» представлял собой сложную фигуру, ограниченную широко закругляющейся кривой, внутри которой проводились горизонтальные линии и орнаментальные черточки, а также делались пометки, обозначавшие подпись нотариев. Кривая, образующая «рюш», первоначально служила обрамлением королевской печати, накладывавшейся прямо на «рюш» или на продолжающие его линии. Эта кривая обычно рисовалась связанно с одним из «S» слова «subscripsi» («подписал»).

     Другим  удостоверительным знаком являлся  параф (le paraphe) — более или менее  вычурный орнаментальный рисунок, начертанный единым росчерком пера и сопровождающий подпись, которую он скреплял и в известной мере предохранял от подделки. В греческой дипломатике византийского и послевизантийского периодов знак аналогичного предназначения назывался monocondylion [6, стр 58].

     Кроме парафа в западной дипломатике уделяется  внимание так называемому собственноручному  знаку (le seing manuel, signum manuale, Signum manus consuetum), который прикладывался публичным  нотарием или профессиональным писцом для удостоверения написанного им документа. Эти знаки могли быть весьма разнообразны по форме, но каждый нотарий всегда пользовался одним и тем же знаком, свойственным только ему. В Италии начиная с XVI в. рукописный знак стал заменяться штемпелем, который смачивался краской. В Англии sign manual появился с конца XIV в. и был королевским удостоверительным знаком, обычно автографом, состоявшим из буквы R (rех, roi – король) в сопровождении инициала королевского имени до или после R. Заверения, подобные парафам или личным знакам дьяков, можно найти и в русских княжеских актах XV в. В наших публикациях они неточно определяются как монограммы. И. А. Голубцов видел в таком знаке «монограмму имени дьяка», хотя к монограммам приближаются только единичные знаки. Он определял «монограммы» русских актов следующим образом: «Дьячьи особые подписные знаки, иногда подписи», «Замена подписи». Голубцов отметил их расположение либо на обороте после подписи имени князя, либо внизу на лицевой стороне, «на самом затылке места прикрепления печати», либо «на других местах». Надо сказать, что далеко не все из этих знаков написаны единым росчерком пера. Некоторые из них имеют довольно сложный рисунок [4, стр 97].