Вундт
был не только "гуманитарием от естествознания",
но и "философом от науки". Это
сближает его с позитивистами. Сходство
это имеет, правда, только общее и исключительно
формальное значение. Мыслителя с ограниченными
интеллектуальными горизонтами сциентистские
когнитивные установки, вероятнее всего,
привели бы к принятию позиции методологического
натурализма. Однако Вундт выступал как
последовательный противник редукционистской
вульгаризации научного знания. Он разделял
идею, утверждающую существование объективной
иерархии уровней бытия. Психология коллектива
не сводится к психологии индивида, как
и психология не сводится к физиологии.
Между естественными явлениями, относящимися
к разным сферам, не существует отношений
аддитивности. Всякая сложноорганизованная
целостность (система), конечно, состоит
из определенных частей. Без этих частей
она существовать не может. Но все же, с
другой стороны, она представляет собой
нечто большее, чем просто их механическую
сумму. Подобного рода целостность всегда
будет обладать свойствами и качествами,
отличными от тех, которыми обладают ее
части, взятые по отдельности, вне контекста
их взаимодействия.
Методы
различных наук не сводятся друг к другу
так же, как не сводятся друг к другу их
предметы. С психологией и физиологией
— случай особый. Здесь Вундту на помощь
приходит принцип психофизического параллелизма.
Вундт постулирует принципиальную самобытность
психических процессов, их невыводимость
из анатомического и физиологического
устройства перцептивного аппарата человека.
Духовное и материальное в человеке оказываются
связанными, но подобного рода связь не
может быть описана в категориях детерминирования
первого последним, или наоборот. Материалисты
и спиритуалисты с научной точки зрения
одинаково не правы. Дух и природа в структурах
индивидуального бытия предстают двумя
различными аспектами рассмотрения одного
и того же явления. Владимир Соловьев [56]
в свое время довольно точно определил
сущность данной концепции, сравнив ее
с теорией человеческой природы, которую
разрабатывал Спиноза. В метафизической
системе Спинозы атрибуты "протяженности"
и "мышления", характеризующие базовые
свойства бытия субстанции как causa sui, на
уровне индивидуального существования
обращаются в соответствующие модусы:
воплощением модуса "протяженности"
в человеке является его "тело", а
воплощением модуса "мышления" —
его "душа". Если отвлечься от терминологических
нюансов, то нетрудно заметить, что Вундт,
в сущности, говорил о том же самом.
Антиредукционистские
установки Вундта вполне отчетливо
просматриваются и в методологической
сфере. Вундт как создатель экспериментальной
психологии, конечно же, был исключительно
увлечен идеей внедрения инструментальных
приемов новой методологии в область исследования
феноменов душевной жизни. Однако он никогда
не наделял эксперимент статусом универсального
методологического средства. Даже на начальных
этапах разработки собственных идей он
осознавал, что возможности эффективного
использования метода лабораторного эксперимента
в качестве инструмента изучения фактов,
относящихся к сфере человеческой психики,
являются по сути своей ограниченными.
Эксперимент пригоден лишь для изучения
простейших психических процессов, —
прежде всего для изучения феномена восприятия,
элементарных психических реакций и т.
п. Для изучения же сложных психических
процессов, — таких, как, например, процесс
мышления или целеполагания, — необходимы
иные методологические процедуры. Уже
в работах 60-х годов Вундт указывал на
то, что психолог в своих исследованиях
наряду с непосредственно полученными
им лабораторными данными может и должен
использовать данные, которые предоставляет
в его распоряжение "естественная история
людей". Это означает, что важным источником
информации для психолога становятся
разнообразные материалы исторических,
этнографических и антропологических
исследований. Большинство зрелых и поздних
работ ученого изобилуют историко-этнографическими
сведениями. Поэтому вундтовская программа
психологии является столь же естественнонаучной,
сколь и гуманитарной.
И
в области философии у Вундта
все более отчетливо обнаруживается
антиредукционистская настроенность.
Вундт не разделял сферы познавательной
компетенции науки, с одной стороны,
и философии — с другой. В рамках его системы
задачи философского мышления не противополагались
задачам научного мышления. Философия
в системе Вундта вырастала из науки —
как бы надстраивалась над ней. Но он не
был склонен доводить до абсурда собственные
сциентистские устремления. Вундту всегда
удавалось сохранять независимость от
разного рода модных интеллектуальных
поветрий. Его мышление, в частности, было
вполне свободно от агрессивных "базаровских
предрассудков", связанных с обожествлением
науки, которые были исключительно популярны
в среде образованной и полуобразованной
общественности во второй половине ХIХ
столетия. Он всегда восставал против
всех и всяческих форм натуралистического
обскурантизма. У Вундта философия выводится
из науки, но не сводится к ней. "Древние
и исконные права" философии не могут
и не должны быть ущемлены: она сохраняет
свою самобытность на всех уровнях (на
предметном, дисциплинарном и методологическом).
Весьма показательным в данной связи является
тот факт, что естествоиспытатель Вундт,
столкнувшись с необходимостью решения
онтологических вопросов, спешит принять
сторону классического идеализма. Принципиальная
позиция Вундта здесь обнаруживается
довольно четко. В своих общефилософских
воззрениях немецкий мыслитель отталкивается
от той идеи, что "всякий опыт есть, прежде
всего, внутренний опыт: "то, что мы называем
внешним опытом, подчинено нашим формам
восприятия и понятиям", и если мы нуждаемся
для образования последних в толчке со
стороны, то они, тем не менее, остаются
в нас" [40, с. 30.].
Индивидуально-психологическая
концепция Вундта приобретает законченные
очертания. Впоследствии (приблизительно
с предпоследнего десятилетия ХIХ
века) автор будет лишь дорабатывать
ее. Что же касается философии, то здесь
ситуация будет как раз обратной:
именно в 80–90-е годы прославленный лейпцигский
профессор напишет и издаст основные свои
философские труды. К этому периоду относятся
написание и выход в свет таких произведений
Вундта, как "Логика" [86], "Этика"
[24] и "Система философии". В них Вундт
предстает уже не просто как психолог
(или, если угодно, "философствующий
психолог"), но как систематизатор всего
пространства научных и философских знаний
в целом, как теоретик-универсал.
Еще
одна область интеллектуального
творчества Вундта — "психология народов",
которая теснейшим образом связана не
только с общепсихологической, но и с философской
теорией. Не случайно, что Вундт обращается
к обстоятельной разработке данной проблематики
лишь на склоне лет (первый том его десятитомной
"Психологии народов" выходит в 1900
году). У Вундта, как у всякого систематизатора,
был свой "план", свое видение предметной
и методологической преемственности различных
областей знания.
Рассуждения
о необходимости дисциплинарного
самоопределения особой науки, призванной
изучать духовные явления "надындивидуального
происхождения", можно обнаружить уже
в ранних работах Вундта. Человеческие
индивидуумы живут не порознь, но в сообществах
себе подобных — от этого факта нельзя
абстрагироваться. Существует масса духовных
феноменов, специфика которых не может
быть объяснена исключительно индивидуально-психологическими
процессами. Здание психологической науки
оказывается недостроенным, если мы ограничиваем
пространство исследовательских интересов
психологией индивида. Эту мысль Вундт
повторял неоднократно, она встречается
во многих его работах. Идея, утверждающая
насущную необходимость создания концептуальной
основы "народопсихологии", проходит
красной нитью через все творчество немецкого
ученого. Вплотную заниматься проблемами
"психологии народов" Вундт начинает
только с середины 80-х годов ХIХ столетия.
Именно к этому времени относится публикация
его программных статей, посвященных данной
проблематике[21, 31]4. Непосредственно же
к разработке новой дисциплины ученый
приступит лишь во второй половине следующего
(последнего) десятилетия ХIХ века. Для
систематизатора научных знаний не может
быть лучшей жизненной награды, чем дар
физического и творческого долголетия.
Вундт прожил долгую жизнь и в этой жизни
успел сделать все (или почти все), что
задумал. В последние двадцать лет своей
жизни, будучи уже почтенным старцем, Вундт
продолжал заниматься активной научной
деятельностью. Создание "Психологии
народов" относится именно к данному
периоду его творческой биографии. Вильгельм
Вундт умер в маленьком саксонском городке
Гроссботен 31 августа 1920 года на восемьдесят
девятом году жизни.
Философия,
психология и науки о духе
Личный
вклад Вундта в социологическую
теорию является скорее косвенным, чем
прямым. С историко-социологической
точки зрения Вундт интересен не как обществовед-теоретик
в собственном смысле, но прежде всего
как методолог социально-гуманитарных
наук. Методологические труды Вундта по
отношению к исследовательской сфере
теоретической социологии занимают приблизительно
ту же интеллектуальную нишу, что и произведения
Г. Риккерта и В. Дильтея. Вундт, как и упомянутые
мыслители, откликается на вызов методологического
натурализма: стремится отстоять право
наук о духе на интеллектуальную самобытность.
Вундт
был типичным "системным теоретиком"
не в какой-то одной области, но во всех
областях вместе (и в каждой из них в отдельности).
В этом отношении его можно сравнить со
Спенсером. Как и Спенсер, он был интеллектуалом-энциклопедистом.
Такой стиль творчества типичен для ХIХ
столетия (хотя это, конечно, не означает,
что в истории ХIХ века мы сможем обнаружить
сколь-нибудь значительное количество
теоретических систем, подобных вундтовской
и спенсеровской). В ХХ веке проявления
подобной "интеллектуальной гигантомании"
практически полностью сойдут на нет.
Вундта как теоретика интересовало решительно
все, и в своих намерениях объять необъятное
он, кажется, вполне серьезен. Вундт намеревается
в рамках своей системы примирить философию
с наукой. Подобного рода устремления,
очевидно, не могли не вступать в противоречие
с господствовавшими в европейской мысли
той эпохи методологическими установками.
В этом смысле Вундту приходилось отстаивать
свою позицию сразу перед двумя лагерями
потенциальных оппонентов.
Позитивисты
настаивали на размежевании предметных
областей науки и философии главным образом
потому, что в последней они видели одну
лишь отвлеченную метафизику (учение о
первопричинах и началах). В метафизических
штудиях реализуется стремление человека
к поиску ответов на неразрешимые с точки
зрения позитивного (научного) мышления
вопросы (к числу таковых относятся проблемы
трансцендентных "сущностей" и "смыслов",
бытия Бога, конечных причин явлений и
т. п.). Наука же ограничивает круг своих
исследовательских интересов исключительно
сферой доступных наблюдению эмпирических
фактов (феноменов). Все прочие (неметафизические)
вопросы, которые пытается решать философия
(например, вопросы общей методологии
науки), не являются специфически философскими:
они слишком тесно связаны с содержательными
проблемами отдельных частных наук и должны
решаться именно в рамках системы научного,
а не философского знания. У позитивистов
логику и некоторые части теории познания
наука брала под свою опеку, а метафизика
(спекулятивная онтология) отправлялась
"на свалку истории". Наука торжествует,
философия остается не у дел. Такова логика
естественной эволюции форм человеческого
мышления [42; 63, с. 7–28.].
Сторонники
философии в своем противостоянии
позитивизму разыгрывали собственную
партию. Пусть наука остается наукой,
а философия — философией. У этих областей
знания разные цели и разные интересы.
Особую точку зрения высказывали неокантианцы.
Наука, по их мнению, должна заниматься
исследованием мира явлений, знания о
которых мы получаем из опыта; философия
же (или точнее "критически ориентированная"
гносеология) призвана изучать те элементы
человеческих знаний, которые не вытекают
из опыта, но, напротив, предшествуют всякому
опыту. Наука должна познавать окружающий
мир, а философия должна познавать сами
возможности познания мира. Указанные
цели по сути различны, и это означает,
что науке и философии, в конечном счете,
отводятся разные поля для деятельности.
Каждая из них занимается своим делом,
не претендуя на освоение чужого интеллектуального
пространства [52, 53]…
Подход
Вундта к данной проблеме противостоит
как первой, так и второй из обозначенных
точек зрения. Его взгляд на соотношение
когнитивных притязаний науки и философии
был более традиционным (точнее, "старомодным").
В отличие от многих своих современников
Вундт стремился не к разведению, а к сближению
исследовательских позиций науки и философии.
Различия между "феноменальной" и
"ноуменальной" ипостасями бытия,
равно как и различия между эмпирическим
знанием и его априорными предпосылками
не казались ему столь уж непреодолимыми.
Философия как область знания в представлении
Вундта может и должна обрести статус
научной философии. Интерес философа,
конечно, не ограничивается миром наблюдаемых
явлений. Но философия совершает свой
прыжок в область трансцендентного, находясь
изначально в пределах эмпирического
мира. Она может решать свои задачи лишь
при посредстве опытного научного знания.
Философия, действительно, перерастает
опыт, но и вырастает именно из него. Философия
удовлетворяет прежде всего потребность
в цельном (системно упорядоченном, а не
фрагментарном) миросозерцании, формирует
интегративную перспективу миропонимания,
преодолевая дискретный характер отдельных
познавательных сфер. При таком подходе
опытные науки оказываются столь же заинтересованными
в результатах интеллектуальной деятельности
философии, как и эта последняя — в результатах
эмпирических дисциплин.
Структура
философского знания, таким образом,
приобретает более или менее
привычные очертания. Теоретическая
философия включает в себя два раздела:
метафизику и теорию познания. Первая
создает целостный образ мира, используя
при этом разного рода специальные научные
знания. Вторая же исследует сами возможности
познавательной деятельности, причем
не только познавательной деятельности
вообще, но и относящейся к отдельным предметным
областям. Поэтому логико-гносеологический
отдел философии включает в себя и общую
методологию научного познания. Эта сфера
имеет структуру, соответствующую структуре
собственного предмета: методологические
изыскания философии дифференцируются
прежде всего на основании того факта,
что все эмпирические науки делятся на
науки естественные (или науки о природе)
и науки о духе.
Здесь
перед Вундтом встает "корневой"
вопрос всей методологии социально-гуманитарного
познания: существует ли какая-либо принципиальная
специфика наук о духе? Вундт не сомневается
в том, что науки о духе представляют собой
вполне самобытную научно-познавательную
сферу. Они коренным образом отличаются
от естествознания, причем отличия не
сводятся лишь к большей сложности изучаемых
данными науками явлений. Дух связан с
природой, но сам по себе он есть нечто
принципиально иное. Как определяется
специфика познания духовных явлений
в отличие от специфики познания явлений
естественных? Области познавательных
интересов соответствующих научных сфер
определяются Вундтом не в объектном,
но в "специфически предметном" (в
современном смысле этого понятия) аспекте.
Отличающиеся друг от друга миры духовной
и природной реальностей возникают в нашем
сознании лишь постольку, поскольку мы
направляем на них свой особым образом
ориентированный исследовательский интерес.
Эмпирическое бытие само по себе предстает
перед нами как некое единство. Оно становится
для нас природой, когда мы смотрим на
него как на природу; если же мы, напротив,
взираем на него как на дух, оно становится
для нас духом. Не существует никаких особых
сфер реальности самих по себе, но существуют
разные точки зрения, с позиций которых
мы можем исследовать данные нам в наблюдении
факты. Все это напоминает аргументацию,
характерную для "юго-западной" (баденской)
школы неокантианства [52, 53]. Но на этом
сходства заканчиваются. Там где "баденцы"
противопоставляют наукам о законах науки
исторические, там Вундт противополагает
естествознанию психологию, которая —
не просто одна из наук о духе. В его концепции
психология становится "повелительницей"
гуманитарного знания в целом. Психология
— это не какая-то определенная исследовательская
сфера, но определенный "угол зрения",
определенный "взгляд на вещи". Естествознание
изучает отдельные события и феномены,
данные нам в опыте, абстрагируясь от того
факта, что этот опыт является нашим субъективным
опытом. Естествоиспытатель всегда смотрит
на мир как на нечто, "имеющее место
быть" вне и независимо от деятельности
человека как разумного существа. Существование
мира для него есть нечто данное само по
себе. Но ведь на мир можно смотреть и иначе.
Именно так, собственно, и поступает психология,
а вслед за ней и все прочие науки о духе.