Теория Карла Юнга

    Слияние с реальностью, ощущение которого приносит этот архетип, доставляет человеку максимальный комфорт, подобный тому, что испытывает младенец в утробе матери, но одновременно приносит и детское нежелание  напрягать себя сверх своих бессознательных потребностей и даже просто думать. Такая беспечность стимулирует жить за счёт дальних и ближних, которые реальными усилиями разрешают кровно затрагивающие их жизненные проблемы, в то время как сочувствующему достаётся лишь роль зрителя интересного фильма: прекрасного и трагического, но не вполне настоящего. И хотя кажется, что такой человек живёт ради других, на самом деле, как отмечает Юнг, говоря о материнском комплексе, он живёт за счёт них, потому что без них жизнь его пуста, так как лишена реального внутреннего содержания. Более продвинутому человеку жизнь в этом случае может казаться иллюзорной: и с точки зрения вечности это совершенно справедливо, потому что без личных свершений, которые бы затрагивали материю жизни человека, существование его как индивида и в самом деле является чистой иллюзией. И в целом можно сказать, что архетип Великой Матери даёт ощутить современному человеку лишь иллюзию полноты, но не её саму.

    Самость

    Юнг резко противопоставляет сознание, с детства воспитанное в человеке обществом (способность мыслить  словами, традиционный разум и здравый  смысл, которые формируют эго  — вместе с его эгоизмом) и  возникающее в нём личное зрелое самосознание (самость). Эго может  рассматриваться только как центр  сознания, и если оно пытается добавить к себе содержание коллективного  бессознательного, оно подвергается опасности разрушения, как переполненный  стакан, из которого выливается содержимое. Самость же может включать и сознательное, и бессознательное. Она действует подобно магниту на разрозненные части личности и бессознательные процессы, организуя их вокруг себя и становясь центром этой целостности, подобно тому как эго является центром сознания. Самость соединяет противоположные элементы мужского и женского, сознательного и бессознательного, хорошего и плохого, и по пути преобразует их. Но чтобы выйти к ней, необходимо принять то, что в каждом есть низшего, бессознательного и хаотического.

    На  первом этапе бессознательные стремления выявляются как личные комплексы  и проблемы. Здесь властвует традиционный разум, проецируя на жизнь души запреты  и табу прошлого. На втором — как  интуитивные откровения: Юнг использует для этой стадии религиозный термин "просветления". Здесь ведущая  роль переходит к душе — чтобы  разум мог изменить своё отношение  к миру и начать формирование нового центра своей индивидуальности. Это  процесс проявления новой личности, которая до того спала в человеке: он существовал в мире как эта  индивидуальная личность лишь в потенциале. На третьем этапе достигается  интеграция разума и души, и проводником  в область неведомого вновь становится интеллект. Но он занимает уже не господствующую, а служебную роль по отношению  к личности в целом, не препятствуя  трансформациям души и позволяя личности включать в своё "я" всё новые  сферы коллективного сознания, чтобы  своим синтезом помочь образованию  её полноты.

    Разум играет особую роль в процессе воссоздания  цельности личности: но он становится её помощником, лишь когда занимает третью — вспомогательную, служебную роль по отношению к личности, не претендуя на иную. Во снах и видениях человеку являются архетипические образы разума-помощника, проводника в неведомые и забытые сферы личной и коллективной памяти (такие, как "человек с острой бородкой" — Мефистофель в первой серии снов). "Бесспорно, интеллект полезен в своей области, но вне её он превращается в шарлатана-фокусника, особенно, когда пытается манипулировать ценностями,"— пишет Юнг.

    Архетип Трюкача астрологически формирует единое целое с образами других нарушителей культурных и социальных запретов — образами первых разумных существ на Земле, прародителей-близнецов, которые нарушением табу порождают человечество, что становится и причиной смерти людей. Но эта главная архетипическая черта: нарушение социальных установок — по Юнгу, характерная черта Тени, и он рассматривает образ Трикстера прежде всего как иллюстрацию теневых сторон общества. Если в мифах Трюкач демонстрирует интеллектуальные достижения человечества, то в сказках его дурачества и его хитрость чаще воспринимаются как проявления более низкого ментального уровня по сравнению с тем, которого уже достигло общество. Воплощая собой первозданный человеческий разум, как память и хитрость, которой не обладают животные, обманщик-Трикстер играет роль Тени прошлого по отношению к той новой идеальной личности, к которой стремится человечество. Подобно этому, в индивидуальном случае, когда человек изменяется, он склонен рассматривать своё прежнее "я" — то есть своё прежнее сознание, столько времени обманывавшее его, как мешающую Тень.

    Образы  бессознательного — чудеса сказок и снов — пугают нас, и они действительно  порой страшны, но лишь в той мере, в какой они доносят искажённое и субъективное видение мира. Универсальный  архетип, скрытый за этими образами, прекрасен, как прекрасны образы мифов. Миф обладает целостностью и  полнотой, и архетип в истинном смысле слова — это не хитрый старик, но мудрый прародитель; не злой дух, но творец и создатель; не русалка-обольстительница, но власть самой красавицы-природы. Астрология архетипов раскрывает перед  нами в первую очередь черты этих, возвышенных образов. Но если архетипы являются нам как-то иначе, дело не в  кознях лукавого и не в низком уровне культуры общества, а в нас самих.