Психология толпы

Толпа авторитарна и консервативна. Поскольку она постоянно впадает  в крайности, то может либо принять  идею целиком и относиться к ней  как к абсолютной истине, либо полностью  ее отвергнуть, т.е. толпа не анализирует, но верует, ей не свойственны сомнения. Поэтому толпа авторитарна и  нетерпима, она не переносит какого-либо прекословия. Малейшее несогласие с  ней кого-либо вызывает ярость и  влечет изгнание, а если некто будет  упорствовать и не примет меры предосторожности, то и угрозу его жизни. Авторитарность и нетерпимость легко воспринимаются толпой со стороны вождя. Массы уважают  только силу и доброта их мало трогает, т.к. они смотрят на нее как на одну из форм слабости. Но почитая здравствующего тирана, толпа еще более охотно топчет поверженного, именно потому, что последний воспринимается ею как слабый. Толпа восстает только против слабой власти. Если же сила власти меняется, как это часто происходит, то толпа переходит от рабства к анархии и наоборот.  
         Однако, поскольку в толпе господствует бессознательное, она по природе консервативна, так как бессознательное выражает "наследственные потребности". Перемены, производимые толпой, эфемерны, связаны, скорее, с переименованиями, в действительности же толпа испытывает священный ужас к перемене традиций. Но анархия скоро утомляет массы, и толпа начинает инстинктивно стремиться к рабству.

Толпа нравственно спонтанна. Она безответственна и ветрена, поэтому если с нравственностью  связывать постоянное следование соответствующим  нормам, то толпу, скорее, надо назвать  морально индифферентной - она способна и на высокий героизм, и на низкое злодейство. Ряд исследователей акцентируют  внимание на последней характеристики толпы, в то время как Лебон указывал на способность толпы к нравственным порывам. "Только толпа способна к проявлению величайшего бескорыстия и величайшей преданности. Как много раз толпа героически умирала за какое-нибудь верование, слова или идеи, которые она сама едва понимала"[7]. ,(Он приводит немало примеров героизма толпы. Например, толпа, завладевшая дворцом в Тюильри во время революции 1848 г. не взяла ничего из ценных вещей, хотя многим восставшим нечего было есть. А найденные на убитых драгоценности приносились в комитеты, хотя легко было бы утаить награбленное).

Толпа мыслит образно и  алогично. Идеи становятся доступными толпе только в том случае, если они представлены в форме ярких  образов. Толпа оперирует не идеями, но идеями-образами, и для того, чтобы  какая-нибудь сложная идея достигла толпы, ее необходима существенно видоизменить. Толпе не свойственна формальная логика, поэтому в ней могут уживаться самые противоречивые представления. Кроме того, ей неочевидны любые доказательства, вместо них применяются ассоциации, причем зачастую ассоциации поверхностны и разнородны. Для толпы характерна логическая ошибка "поспешного обобщения". Речи, произносимые перед толпой, совершенно нечитабельны, нелогичны, но именно такие речи и действуют на нее.    

 Образы, вызванные в  "душе толпы", по своей значимости  равны для нее реальным событиям. Уже упоминалось, что невероятного  для толпы не существует, что  именно невероятное и поражает  более всего. Театральные зрелища  всегда имеют огромное влияние на толпу и зачастую она престает различать грань между происходящим на сцене и в реальности. Политики, зная легковерие и склонность толпы к воображению, часто пользовались этим свойством для укрепления собственной власти. 

   Образы, чтобы оказать влияние на толпу, должны быть исключительно яркими, поэтому множество мелких, хотя и многочисленных событий и фактов не действует на толпу, но какое-нибудь одно, но крупное производит огромное впечатление. Следовательно, не факты сами по себе поражают народное воображение, а то, каким образом они распределяются и представляются в толпе.

Толпа религиозна. Она нуждается  в религии. Убеждения толпы проявляются  в обожании, боязни, подчинении в  отношении верховного существа, непоколебимой  уверенности в его идеях и  желание эти идеи распространять, ненависти и нетерпимости к его  врагам. Неважно, относится ли это  к Богу или политической идее - сами эти черты позволяют характеризовать  чувства толпы как религиозные. "Если бы было возможно заставить  толпу усвоить атеизм, то он выразился  бы в такой же пылкой нетерпимости, как и всякое религиозное чувство, и в своих внешних формах скоро  превратился бы в настоящий культ"[8] - пророчески писал французский исследователь Лебон. Для толпы надо быть богом или ничем. История подтвердила это предвидение.      

 Чаще всего толпу  характеризуют как некое хаотичное скопление людей. Однако при более внимательном рассмотрении можно отметить некоторую структурированность, возникающую в толпе. Как показали наблюдения и снимки, сделанные с вертолетов, все толпы в начале их образования и в состоянии относительного покоя имеют тенденцию приобретать кольцеобразную форму (если этому не мешает рельеф местности, здания и т.п.). При этом характерно движение одних людей к центру толпы, а других наоборот к периферии. Этот процесс (перемешивающие движения), имеет двоякое значение: с одной стороны, оно рассматривается как средство распространения информации в толпе, с другой позволяет разделить людей по степени их активности. Наиболее активные и готовые принять участие в действиях толпы стремятся к ее центру; более пассивные тяготеют к периферии. Важно отметить, что состояние страха и неопределенности способствует тяготению людей в сторону центра толпы.     

 Границы толпы обычно  носят очень подвижный характер, в результате чего постоянно  меняется положение людей зачастую  помимо их воли и желания.  Так, просто любопытный может  неожиданно оказаться в центре  толпы в результате присоединения  к ней новой группы людей.  Этот момент имеет важное значение при оценке состава толпы и степени активности ее различных участков.     

 В каждом отдельном  случае состав толпы зависит  в основном от тех причин, по  которым она возникла. Например от слухов в толпе. Слухи рассматриваются как характерный способ передачи и распространения информации в толпе и считаются одной из отличительных ее особенностей. В процессе пересказа (передачи) слухи упрощаются: становятся короче, более определенно выраженными, удобнее для восприятия. При этом они приобретают заостренный характер, т.е. содержат меньше деталей и сфокусированными. 

2. Управление и манипулирование  толпой

В силу повышенной внушаемости  толпы ею можно в известном  смысле управлять и манипулировать, ориентируя её действия в нужном направлении.              При рассмотрении действующей толпы можно выделить непосредственных зачинщиков, которые составляют сравнительно небольшую её часть.  Другие их активно поддерживают (поощрительными выкриками, улюлюканьем и т.д.), еще больше людей поддерживают пассивно, а на самой периферии — досужие зеваки; там уже обнаруживаются, скорее, свойства окказиональной толпы. Но вся эта масса придает ядру силу мотивации, дополненную ощущением анонимности и безнаказанности...

Поэтому психологическое  воздействие на толпу извне обычно рекомендуется нацеливать на периферию, внимание которой легче переключается. Для воздействия же изнутри  чаще рекомендуется проникнуть в ядро, где гипертрофированы внушаемость и реактивность. 

Стихийное массовое поведение  часто сопряжено с серьезными неприятностями, и в ряде случаев приходится выбирать «меньшее из зол». Какое именно из зол считать меньшим — это зависит от системы ценностей, политических целей и моральных качеств той группы, которая осуществляет воздействие.

Цели могут быть деструктивными, а последующая оценка действий в решающей мере определяется идеологическими установками. Так много лет нам доказывали, что погромы усадеб, разрушение церквей, убийство попов, а затем и кулаков-мироедов, грабеж имущества (В. И. Ленин: «Грабь награбленное») — все это суть пробуждение революционного правосознания угнетенных классов. А с другой стороны, кто знает, сколько бы еще продержалось крепостное право в России, если бы в 50-х годах XIX века по стране не загуляли крестьянские бунты с «красными петухами» (поджогами дворянских домов) и прочими безобразиями...

Конечно, нельзя  полностью отказаться от оценочных суждений, но главным образом внимание следует сконцентрировать на технологиях и приемах управления толпой изнутри.

Так, два-три агента, проникнув  в ядро агрессивной (или готовой превратиться в агрессивную) толпы, имитируют испуг и распускают слухи: «Они идут! У них оружие!» Иногда эти действия дополняются выстрелами или похожими на них звуками, которые производят за углом невидимые единомышленники агентов. Под влиянием таких стимулов вместо массовой агрессии возникает массовая паника, что в конкретных случаях все-таки «менее плохо».

Возможен иной вариант, когда  внимание агрессивной толпы переносится на нейтральный объект. В таком случае либо жертвой насилия становится не тот, на кого ярость была первоначально направлена (один из самых подлых приемов политики вообще и манипуляции толпой в частности; хотя иногда жертвой может стать сам провокатор насилия), либо толпа из агрессивной превращается в стяжательную, что с точки зрения социальных последствий опять-таки «менее плохо».

В романе А. Н. Толстого «Хождение  по мукам» есть такой эпизод. Командир боевого отряда по фамилии Сорокин вызвал яростное возмущение бойцов своими сомнительными действиями. Оказавшись перед агрессивно настроенной толпой подчиненных и будучи не в силах бежать или защищаться, он мгновенно сориентировался в ситуации, выбрал в толпе самое злобное лицо, указал на него пальцем и громко закричал: «Вот враг!» — и толпа набросилась на другую жертву. Сам Сорокин из объекта агрессии превратился в лидера агрессивной толпы...

В 70-е годы XX в. в странах  «третьего мира» несколько раз  использовался такой ход. Агрессивная толпа, возбужденная деятелями правого (фашистского, националистического или клерикального) толка, направлялась громить левые организации и избивать их членов, якобы продавшихся русскому большевизму (мировому сионизму и т.д.). Когда на пути следования толпы попадался роскошный супермаркет или богатый особняк, проникшие в ядро агенты левой партии с криками: «Вон он! Там они!» — бросались туда. За ними следовали остальные, и, оказавшись перед незащищенными богатствами, люди принимались за грабеж. Разумеется, потерпевшие хозяева не вызывали жалости у левых, поскольку это были «буржуи-эксплуататоры», к тому же часто сочувствовавшие погромщикам, а то и участвовавшие в возбуждении массы для реализации своих политических задач. Но и отвергнув такую мотивировку, следует всё-таки признать, что разграбленные магазины и особняки — все же «меньшее зло» по сравнению с избитыми и убитыми людьми...

А вот яркий пример из нашей  недавней истории. 21 августа 1991 года стало  окончательно ясно, что бездарно организованный путч ГКЧП провалился и с ним кончилось 74-летнее господство КПСС. После трех дней напряженного ожидания и переживаний наступила безоговорочная победа стихийно вышедших на улицы граждан над внешне грозной, но духовно уже опустошенной властью.

Но эйфория успеха, усиливаясь по механизму циркулярной реакции, придавала массе все более выраженные свойства толпы. Толпа же, наполняясь новыми элементами и пьянея от нежданного могущества, вожделела новых зримых побед; кое-где уже начала ощущаться жажда крови. На площади Дзержинского (нынешняя Лубянка) сосредоточились тысячи людей, среди которых усиливались призывы к штурму мрачного и ненавистного здания КГБ. Если бы такие призывы воплотились в действие, следовало ожидать очень тяжелых последствий и человеческих жертв.

В решающий момент удалось  переориентировать внимание толпы с охраняемого здания на теперь уже беззащитный памятник Ф. Э. Дзержинскому, возвышавшийся в центре площади и многие годы казавшийся ее абсолютно незыблемым символом. При этом были использованы не только неприязнь людей к персонажу, но также давний слух о том, что памятник отлит из чистого золота, выкрашенного сверху густой черной краской. (Якобы таким образом И. В. Сталин спрятал золотой запас страны, «чтобы никто не догадался»; памятник был расположен и надзираем так, что подойти к нему и «постукать» было прежде немыслимо.)

Послали за техникой, необходимой  для того, чтобы снять тяжелый  памятник, и толпа, в предвкушении грандиозного события, забыла об уже  созревавшем намерении штурма. Сорванный  с пьедестала памятник оказался не только не золотым, но и вообще не литым, а полым внутри. Но толпа получила незабываемое зрелище. И то, что доминирующее эмоциональное состояние удалось своевременно переключить с ярости на любопытство, спасло не одну человеческую жизнь.

Известно немало случаев, когда более или менее стихийно возникшая толпа служит только прикрытием для преднамеренных действий провокаторов. Так происходило, например, в азербайджанском городе Сумгаите в марте 1988 года. Массовая демонстрация протеста против возможной передачи Нагорного Карабаха в административный состав соседней республики (Армении) была подготовлена и устроена не без участия городских властей, но втайне от самого высшего руководства. Председатель городского Совета, молодой человек, на голову которого потом посыпалось много шишек, принял, в общем, верное решение, возглавив демонстрацию и пытаясь удержать поведение толпы под «цивилизованным» контролем. Однако организаторы преследовали совсем иные цели и заранее подготовились к их осуществлению.

Группы погромщиков (многие из них были одурманены наркотиками) стали отделяться от толпы и врываться  в квартиры, где жили армянские семьи, сверяясь с предварительно составленными списками, насиловать и убивать людей под одобрительные возгласы наблюдателей. Парень, которому удалось пережить трехдневную вакханалию геноцида и затем воевать в Нагорном Карабахе, сказал поразительную фразу : «Есть кое-что страшнее войны и кое-что ценнее жизни. Страшнее войны — резня. Ценнее жизни — человеческое достоинство». Этот потомственный работяга-жестянщик с вечерним средним образованием никогда не развлекался придумыванием афоризмов. Да и не придумаешь такое в тиши кабинета...

Более разнообразны приемы воздействия  на толпу извне. Самый известный  из них — опять-таки переключение внимания на другой объект. Повторю, что при этом рекомендуется ориентация прежде всего на периферию. Небольшая автомобильная авария, популярная в данном обществе динамичная игра в исполнении умелых игроков, раздача или дешевая продажа дефицитных товаров и т. д. могут отвлечь значительную часть массы. Тем самым агрессивная, конвенциональная или экспрессивная толпа превращается в одну или несколько окказиональных (или стяжательных) толп, лишая ядро эмоциональной подпитки.