Психологические концепции власти

Введение

Власть — это форма социальных отношений, характеризующаяся способностью социального субъекта (личности, группы, класса, нации, партии и т.д.) побуждать других социальных субъектов к действиям, обеспечивающим его интересы либо интересы общества в целом.

Совершенно очевидно, что  власть имеет психологическую природу, поскольку существует в форме восприятий и переживаний личности (групп людей), зависит не только от воздействий общества и его экономики, но и от сложных, формируемых культурой, моралью и нравственностью, воспитанием индивидуальных и социально-психологических характеристик личностей (групп людей), над которыми осуществляется власть.

При рассмотрении психологического аспекта власти возникает несколько вопросов. Во-первых, какие психические предрасположения приводят к тому, что одни люди стремятся к власти, в то время как другие избегают ее; какие общественные и личностные условия формируют эти предрасположения? Во-вторых, какова зависимость между методами осуществления власти и борьбы за власть, с одной стороны, и чертами психики людей, участвующих в этой борьбе, — с другой; являются ли определенные черты психики функциональными по отношению к существующим политическим условиям и как это воздействует на отбор людей, осуществляющих власть? В-третьих: каковы механизмы и психологические источники политических конфликтов и как они соотносятся с общественными условиями, порождающими эти конфликты? Все эти вопросы затрагивают то, что я называю психологическим аспектом политических явлений. Но я отнюдь не считаю, что ответ на них мог бы исчерпать проблему в ее более широком аспекте, выходящем за рамки психологии. Тем не менее эти вопросы являются важными, без их уяснении не может существовать законченная теория социологии политических отношений.

Психологические явления, связанные  с отношением людей к власти, и  в прошлом представляли собой предмет оживленных дискуссий о роли психологии в политике. Некогда считали, что всем людям свойственно стремление к власти, как, например, всем людям (если не считать отдельных индивидов, которые вследствие своей немногочисленности трактовались скорее как исключение) свойственно более или менее сильное стремление к материальным благам или признанию. В действительности во многих теориях общественной стратификации неравный доступ к материальным благам, образованию, престижу и власти принимается за основу дифференциации, исходя из предположения, что каждая из этих четырех ценностей служит объектом почти всеобщих стремлений. Однако отношение людей к власти обнаруживает интересную амбивалентность, значительно более сильную, чем отмечаемая амбивалентность отношения к материальным благам, образованию и престижу. Эти три ценности вызывают почти всегда либо положительные, либо нейтральные ощущения и только в исключительных случаях, у групп или индивидов, составляющих абсолютное меньшинство,— отвращение. В то же время власть у одних возбуждает сильные положительные ощущения, выражающиеся в страстном стремлении к власти, а у других — не менее сильное отвращение, выражающееся в ее отрицании, в уклонении от любых функций осуществления власти итак далее. Уже сама амбивалентность ощущений, которую вызывает власть, должна стать предметом размышлений. Зависит ли это только от того, какой является эта власть? Наверняка нет, так как в одно и то же время одна и та же власть вызывает весьма различные реакции у разных людей. Но это зависит не только от постоянных черт личности, так как один и тот же индивид по-разному относится к власти в различных системах общественных отношений. Следовательно, мы имеем дело со взаимным проникновением и взаимным сцеплением психических предрасположений, имеющих довольно постоянный характер, и внешних по отношению к личности условий, не зависящих от психических черт этой личности.

В данной работе исследована только первая сторона проблемы — тип психических предрасположений по отношению к власти, их корни и их последствия.

Психологическая интерпретация власти

Рассматривая психологические  особенности отношения к власти, можно сказать, что люди по отношению к власти занимают две позиции: либо ее ищут, либо ее избегают. Один человек может лично избегать функций, связанных с осуществлением власти, хотя одновременно к существующей власти — государственной, профессиональной или какой-либо иной — может относиться доброжелательно, испытывать к ней положительные эмоции и подчиняться ей. А другой может испытывать чрезвычайно сильное желание властвовать и добиваться власти различными средствами, хотя одновременно по тем или иным причинам может отказывать в уважении и подчинении той или иной существующей в данный момент власти. В психологической интерпретации явления власти нас главным образом интересуют наличие стремления к власти или к избеганию ее, а также вытекающее из него стремление участвовать в политической жизни или, наоборот, избегать участия в ней.

Как было отмечено выше, в  данной работе нас интересуют каковы именно психологические механизмы, склоняющие людей к активному участию в политической жизни, в особенности к активному стремлению к власти, или, наоборот, к уклонению от участия в политической жизни. Основываясь на отмеченных выше различиях между активными и пассивными участниками политической жизни, можно сконструировать типологию людей, связывающих свою жизнь с политикой; основой этой типологии могут служить различия мотивов, по которым люди включаются в политическую деятельность. То есть о мотивах в психологическом смысле, а не с точки зрения обоснований, которые люди склонны сообщать другим или даже формулировать для самих себя. Между подлинными мотивами действий и тем, что люди склонны объявлять в качестве этих мотивов, нередко существует значительное различие, которое временами, но далеко не всегда, осознаются. Психологические мотивы, склоняющие людей добиваться власти или участвовать в ее осуществлении, могут быть эгоцентрическими или социоцентрическими (последние часто называют общественными). Под эгоцентрическими понимаются такие мотивы, которые концентрируются на собственной личности действующего или, возможно (при несколько более широком понимании этого термина, что представляется обоснованным по отношению к макрообщественной категории, каковой является власть), на лицах, наиболее близких данному индивиду (например, на семье). Под социоцентрическими понимаются в данном случае мотивы, которые концентрируются на благе какой то более широкой группы людей: нации, класса, человечества, жителей данного города или области. Эгоцентрические и социоцентрические мотивы не обязательно должны исключать друг друга: например, кто то может испытывать сильное желание служить отчизне и одновременно — сильное желание прославиться; эти два мотива поведения часто взаимно усиливают друг друга и ведут к одному и тому же типу действий.

Одновременно с вышесказанным мы можем выделить два вида отношения индивида к власти, которую он осуществляет или к которой стремится: инструментальное и автономное. Критерии различия в данном случае следующие: власть может цениться в силу каких то ее собственных достоинств (автономное отношение) или исходя из того, чего можно достичь, обладая ею (инструментальное отношение). Если при социоцентрических мотивах, побуждающих людей активно участвовать в политике, подход к власти всегда инструментален (так как в ней видят средство для того, чтобы что то сделать для общества), то при эгоцентрическом подходе к мотивам стремления к власти проявляется как эгоцентрическое, так и инструментальное к ней отношение. Особым случаем, в какой то мере соединяющим автономный и социоцентрический подход к власти, было бы стремление к обеспечению собственной группе власти над другими ради самих достоинств, приписываемых власти. Однако мы опускаем этот случай, исходя из того, что рассматриваю власть с точки зрения индивида. «Власть группы» является категорией иного типа, которая требует отдельного анализа.

Власть, понимаемая социоцентрически и инструментально, то есть власть как служение обществу, может иметь место в различных исторических ситуациях и вследствие этого различно оцениваться в зависимости от того, какой группе и каким образом она должна служить. Однако если осуществляющий власть или добивающийся ее руководствуется такими мотивами, то в его отношении к власти нет стремления к личной выгоде. В условиях социалистической политической культуры и на основе социалистической идеологии именно такое отношение к власти и к участию в политической жизни ценится выше всего, как отражающее зрелую форму политической активности.

Однако социолог не может  игнорировать того факта, что люди включаются и политическую жизнь не только тогда, когда понимают свое участие в ней как служение обществу. Выделенный третий тип психологического отношения к власти, в котором соединяются эгоцентрический и инструментальный подходы, имеет широкое распространение в истории. Всегда находятся люди, которые ищут во власти средства для получения каких-либо личных выгод. Этими выгодами могут быть разнообразные материальные блага, слава, престиж, безопасность, доступ к каким то интересным кругам общества, в которые обычным путем трудно проникнуть, и т. п. Такой человек ценит власть не саму по себе, а исходя из того, что она может ему дать. Он не рассматривает ее как служение обществу, хотя может осуществлять ее так, что это принесет выгоду какой то группе.

Отрицательная оценка, которую  обычно находит в нашей культуре этот тип мотивации участия в  политике, связана не столько с  последствиями политической деятельности, осуществляемой из эгоцентрических  и инструментальных побуждений, сколько  с тем, что доминирующий моральный  образец определяет политику как  служение обществу и вследствие этого отклоняет не совпадающую с этим образцом эгоцентрическую мотивацию стремления к власти. Было бы весьма интересно систематически проследить процесс возникновения и укрепления такой именно нормативной концепции власти. Ведь не принято считать, что такая деятельность, как выпечка хлеба, шитье одежды или выращивание зерна, должна осуществляться из чьих то социоцентрических побуждений, хотя хорошо известно, что эта деятельность имеет очень важное значение для общества. Одновременно считается, что социоцентрическая мотивация должна сопутствовать занятиям искусством, научным поискам и в особенности участию в религиозной и политической деятельности. Священник и политик испокон веков воспринимаются как люди, которые обязаны подчинить свою деятельность служению высшей миссии, общественному благу, а не личной выгоде. Отход от этой нормы — что также нередко бывало в истории — всегда оценивается более строго, чем стремление у людей, исполнявших другие общественные функции, к получению личных выгод. Это — интересное и важное для политической жизни явление культуры. Однако из него не следует, что эгоцентрические мотивации в действительности проявлялись редко и поэтому представляют собой малозначащий элемент рассматриваемой здесь проблемы.

Среди эгоцентрических мотиваций  самой простой и не требующей  слишком сложных объяснений является та, о которой уже шла речь: эгоцентрическая и инструментальная. То, что кто то может стремиться к власти, чтобы получить какие то личные выгоды, не требует сложных психологических обоснований, так как это связано с довольно распространенным стремлением получить блага, которые высоко ценятся в обществе и поэтому являются объектом притязаний. Более сложным может быть отношение к власти тех, кто оценивает ее автономно, хотя и эгоцентрически, то есть добивается власти ради удовольствия, которое она дает сама по себе.

Выше было отмечено, что власть не всеми рассматривается как привлекательное благо. Некоторые вообще избегают ее, другие будут стараться получить ее, но не потому, что ценят ее саму по себе, а из-за выгод, которые ожидают от нее для себя или для группы, которой хотят служить. Однако есть и такие, кто видит во власти прежде всего автономное благо, обладание которым дает им какое то особенное удовольствие. Это удовольствие не зависит от тех выгод, которые они могут сверх того получить для себя или для своей группы благодаря использованию власти. У многих людей автономные и инструментальные мотивации по отношению к власти тесно переплетаются между собой, но есть и такие, у которых именно автономная мотивация — когда власть ценят как таковую, а не из-за того, что она может дать индивиду или группе,— господствует безраздельно и определяет отношение к власти.

Среди людей с такой  мотивацией можно выделить два основных типа. Один — это те, для кого власть является чем то вроде игры, «развлечения». Ф. Знанецкий, который первым обратил внимание на существование подобного отношения к власти, отнес политиков к широко понимаемому типу людей игры. Отмечая, что мотивации людей, активно участвующих в политической жизни, бывают весьма различными, можно, однако, согласиться со сформулированной Знанецким характеристикой политиков как людей игры, но следует помнить, что в представленном мною подходе это лишь один из четырех психологических типов людей, участвующих в политической жизни. Необходимо заметить также, что Знанецкий в своих выводах опирался на узкий, доступный ему материал для наблюдения.

«Человеком игры,— пишет  Знанецкий, — мы называем того, у кого в зрелые годы превалируют определяющие тип личности стремления, развитые под влиянием групп сверстников, с которыми он общался в детстве и молодости... Игрой является любое действие, осуществляемое свободно и стихийно и доставляющее положительные эмоции от его совершения» ».

Определяя таким образом людей игры, Знанецкий выделяет среди них три основных типа: людей светской игры, людей политической игры и воинов. «Значительная часть общественной жизни взрослых,— пишет он,— говоря точнее, светская жизнь, политика и война, является по своей сути детской игрой, сохраняющей все основные черты игры».

Знанецкий признает, что не все люди, участвующие в политической деятельности, являются людьми игры, но именно им он приписывает особенно большую роль в политической жизни. О политике, рассматриваемой в виде игры, он пишет следующее: «В политической игре принципы свободы, равенства и общественного договора ограничены и модифицированы в результате регулирования соперничества за власть внутри организованной группы. Постоянное соперничество за власть в точном значении этого понятия проявляется только в молодежных коллективах, а также в партийной патетике взрослых. Из всех ратей, которые имеются в играющей группе, рать руководителя группы является самой важной в глазах группы; из всех моральных функций его функция как определяющего моральное сосуществование всех членов является самой важной. Поэтому не удивительно, что многие индивиды экспансивного типа хотят получить власть для самой власти, а так как власть в игровых группах зависит не от определенных традицией позиций, не от объективных свершений, а от признания коллектива, то каждый, кто имеет поддержку нескольких индивидов, ожидает, что получит с их помощью признание всей группы и завоюет власть. В каждой игровой группе часть индивидов не привыкла руководить, не добивается власти для себя или не верит в возможность ее завоевания. Эти люди в определенной степени удовлетворяют свои стремления выделиться из общей массы, поддерживая тех, кто выступает в качестве кандидатов в руководители. У людей игры стремление к соперничеству за власть ради самой власти, а также стремление к поддержке тех, кто выдвигается в лидеры, сохраняются на всю жизнь они стараются дать выход этим стремлениям прежде всего там, где власть имеет наибольшее значение, то есть в государственной группе. Если же там для них нет соответствующих условий, то в какой-либо другой группе — местном самоуправлении, общественной организации, тайном союзе и т. д. При этом вырисовывается расхождение между соперничеством за власть и демократическим принципом равных возможностей. В то время как люди светской игры стремятся каждому дать возможность выполнения интересной и важной функции, люди политической игры находят удовлетворение именно в том, что число самых важных (дающих власть) функций ограниченно, что необходимо бороться за них и что политически пассивным массам, могущим лишь поддерживать кандидатов, эти функции недоступны. Чем сложнее соперничество, тем выше оценивается руководящая функция и с тем большим азартом идет политическая игра взрослых» а. Такое определение власти предусматривает наличие у политиков подсознательных мотиваций, которые действуют скрыто, под заслоном идеологий и программ. «Значительная часть политиков, — считает Знанецкий, — не использует власти для собственного обогащения или делает это только мимоходом, даже наиболее коррумпированные американские боссы хотят скорее власти, чем денег». Можно спорить с Знанецким, насколько универсально это определение, в особенности применительно к американским условиям, так как в Соединенных Штатах и во многих других государствах широко распространено стремление к власти именно ради получения материальных выгод, которые она дает (в особенности в виде прибыльных связей с индустрией и миром большого бизнеса). Многие элементы такого рода связей получили широкую известность в связи с разоблачениями «уотергейтского дела» и целым рядом не только политических, но и чисто финансовых злоупотреблений. Но речь идет главным образом не об этом. Существенное значение имеет подход Знанецкого к власти как автономному благу, учитывая ее игровые функции и отделение автономной игровой мотивации от мотивации, которая названа мною инструментальной. «Страстный участник политической игры,— отмечает Знанецкий, — действительно не интересуется идеологиями и политическими программами. Глубокие и искренние идейные стремления мешают успеху в патетической игре; поэтому настоящие идейные политики если и участвуют в этой игре, то в виде простых шахматных фигур, передвигаемых опытными, азартными игроками, которые хотя и соблюдают правила, но не думают подчинять игру каким то отдаленным целям»