Нарративная психотерапия

       Способы, которыми мы объясняем наши жизни, находятся под влиянием широких историй той культуры, в которой мы живём. Некоторые истории, имеющиеся у нас относительно наших жизней, будут иметь позитивное влияние, и некоторые истории будут иметь негативное влияние в прошлом, настоящем и будущем.

       Значения, которые мы даём этим событиям, происходят во временной последовательности и не происходят в вакууме. Всегда есть контекст, в котором эти истории формируются. Этот контекст способствует интерпретациям и значениям, которые мы даём событиям. Контекст пола, класса, расы, культуры и сексуальных предпочтений сильно влияет на сюжет историй, которые мы проживаем. Таким образом, представления, идеи и практика культуры, в которой мы живём, играет большую роль в смыслах, приписываемых нами жизни.

2.    Нарратив как междисциплинарный методологический конструкт в современных социальных науках

Восьмидесятые годы ХХ века ознаменовали собой начало «нарративного поворота» в социальных науках, лейтмотивом которого стало утверждение, что функционирование различных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарративной, повествовательной, природы. Это положение дополнило требование «лингвистического поворота» считать исследования в области социальных, политических, психологических и культурных проблем языковыми. Сегодня понятие нарратива оказывается в центре внимания не только нарратологии, специальной, ему посвященной дисциплины, но и за ее пределами, – как в социально-гуманитарных, так и в естественных науках: в медицине, праве, истории, историографии, антропологии и психотерапии нарративы составляют продукты научной деятельности; в философии, культурологи, теологии . Исследователи в сфере нарратологии связывают факт значительного увеличения «нарративных» исследований с осознанием важности повествований в человеческой жизни – они сосредоточены не только в литературных текстах и повседневном языке, но и в научном дискурсе: практики композиции и репрезентации исследуются в «музыкологии», художественной критике и киноведении; способы достижения различными видами власти собственной легитимации через нарративы - в культурологии; нарратологические объяснительные схемы используются в психологии для изучения памяти и понимания; в философии и социологии науки изучение условностей повествования привлекается для обоснования риторической природы научных текстов       [3, c. 514] .

Несмотря на, казалось бы, достаточную степень разработанности нарративной проблематики, само понятие нарратива оказывается весьма спорным, особенно в свете формулируемых философией и социологией науки оснований «нарративного поворота». Во-первых, это нарративизация современной науки и ее отказ от мечты об исчерпывающем знании - принятие идеи нестабильности, исключение детерминизма и признание темпоральности создают новое отношение к миру, предполагающее сближение деятельности ученого и литератора. Литературное произведение предлагает читателю открытое для многочисленных вариантов развития сюжета описание исходной ситуации - в современной науке вырисовываются аналогичные контуры рациональности. Во-вторых, это перенос интересов науки с анализа объективных социальных явлений на исследование субъективности в связи с осознанием человека как активного социального субъекта, под влиянием которого осуществляются основные преобразования как в макро-, так и в микромире, что поставило под сомнение саму возможность строгого и беспристрастного «научного» познания, открывающего единую для всех истину. В-третьих, это трактовка сознания как совокупности текстов, признание возможности множественной интерпретации каждого текста и видение общества и культуры как единства размытых, децентрированных структур в постмодерне. Для рассмотрения нарративной проблематики постмодерн примечателен в силу двух причин: 1) он предельно обострил проблему текста, указав на принципиальную невозможность его однозначной оценки, и проблему познания, отметив опосредованное отношение текстовой реальности к «отображаемому» ею внешнему миру; 2) своей размытостью и неопределенностью постмодерн обозначил проблему человека – поскольку множество людей порождает множество интерпретаций, вместо построения теоретической модели средствами собственного языка и следуя путями уже заданных правил, исследователю предстоит изучить социальный мир в его фрагментарном состоянии. В методологическом плане постмодерн предложил метод текстологического исследования (деконструкцию), предполагающий выявление внутренней противоречивости текста и обнаружение в нем скрытых «остаточных смыслов», закрепленных в языке в форме неосознаваемых стереотипов. Формируя образ мира как совокупности социальных и лингвистических конструкций, определяемых социальными процессами и отягощенных идеологическим выбором участников, постмодерн изменил позицию ученого. Если раньше ученый стремился занять позицию стороннего, объективного наблюдателя, то теперь его деятельность характеризует включенность в социальное и лингвистическое конструирование повседневной жизни. Это позволило постмодерну утверждать неизбежность многовариантного и бесконечного интерпретативного процесса и эпистемологический приоритет обыденного знания, где особую роль играет нарратив [4, c.525].

И, наконец, это лингвистический поворот, или тенденция рассматривать факты как «репрезентации» дискурсивных механизмов. Методологическая основа лингвистического поворота была заложена аналитической философией, отождествившей реальность и текст и сместившей фокус внимания исследователей от анализа социальных ценностей и норм к проблемам производства значения: практически вне зависимости от того, какие именно проявления человеческой природы интересуют исследователя, рано или поздно он обнаружит, что исследует проблемы, связанные с «языком и коммуникацией». В итоге текстово-лингвистическая парадигма переместила центр тяжести исследований от явлений массового характера к отдельным или индивидуальным образованиям. Человечество близко к тому, дабы впервые реально представить себя во всем своем физическом, гендерном, возрастном, культурном, этническом и социальном многообразии.

Перечисленные выше тенденции обусловили обращение исследователей разных областей знания к нарративу как к определяющему методологическому принципу познания индивидуальных и социальных практик. Социология не стала исключением, однако социологическая трактовка нарратива основана на уже существующих подходах к его определению [4, c. 530].

3.    Философская трактовка нарратива

Современная философская традиция видит особенность отношений человека с миром в том, что субъект описывает свое участие в этих отношениях посредством разнообразных языковых форм, раскрывающих внутренние причины его поведения. Все, что человек говорит о своих действиях и связанных с ними убеждениях и желаниях, укладывается в рамки его социальных и индивидуальных практик и составляет «бытие личности». Посредством нарратива, или повествования, мы придаем практикам форму и смысл, упорядочиваем наш опыт темпорально и логически, выделяя в нем начало, середину, конец и центральную тему. Нарративы повсеместны как механизм организации человеческого опыта, локальны в силу исторически конкретных путей их восприятия, обладают социальной инструментальностью и прагматическим потенциалом.

Философия трактует нарратив как способ обретения человеком своей идентичности – в нем рассказчик «объективирует собственную субъективность». Нарратив не только средство самоидентификации, но и способ достижения неких социальных целей, поэтому на практике он принимает ограниченное число элементарных функциональных форм, различающихся между собой ориентацией во времени и общей оценкой событий: «нарратив стабильности» связывает события, образы или понятия так, что индивид не становится «хуже» или «лучше» в ходе истории, а остается прежним – его самооценка или самоидентификация не изменяется; «нарратив прогресса» характеризуется оценкой событий или роли рассказчика как желаемых и одобряемых, а «нарратив регресса» - наоборот [5, c.109].

Наиболее последовательную концепцию нарратива, интересную с социологической точки зрения, в философии разрабатывают И. Брокмейер и Р. Харре. Они определяют нарратив как самую общую категорию лингвистического производства, которая слишком часто используется так, как если бы она была лишь словом для обозначения некоторой онтологии. Однако это понятие должно использоваться скорее как выражение ряда инструкций и норм в различных практиках коммуникации, упорядочивания, придания смысла опытам, становления знания, процедурах извинения и оправдания и т.д., как конденсированный ряд правил, включающих в себя то, что является согласованным и успешно действующим в рамках данной культуры. То есть нарратив не онтологическая сущность, а обозначение набора инструкций и норм, позволяющих интегрировать тот или иной индивидуальный случай в некий обобщенный и культурно установленный канон: нарративы действуют как чрезвычайно изменчивые формы посредничества между личностными и обобщенными канонами культуры, то есть являются одновременно моделями мира и моделями собственного «я».

В целом проблема нарратива синтезировала две темы современной философии: тему времени и тему языка. Открытие темпоральности заключается не в фиксации момента конечности человеческого существования, а в продуктивном рассмотрении времени как структуры, которая на некоем неосознаваемом уровне выступает в качестве условия конституирования любых форм человеческой жизни (текстов, институтов, действий людей и т.д.). Интерес к языку, или лингвистический поворот, проявился в анализе любого типа объектов как знаковых систем, то есть обнаружил скрытое или явное присутствие знаковости во всех формах человеческой жизни. Являясь темпорально организованным повествованием, нарратив объединяет в себе оба эти аспекта [2, c.78].

4.    Нарративы в психологической теории и практике

Сформировавшиеся в рамках психологии подходы к нарративной проблематике достаточно сложно структурировать, поэтому ниже будут рассмотрены только два из них – нарративная психология, или «теория» нарратива, и психоаналитическая терапия, или «практика» нарратива. Нарративная психология утверждает, что смысл человеческого поведения выражается с большей полнотой в повествовании, а не в логических формулах и законах, поскольку понимание человеком текста и понимание им самого себя аналогичны. Человек как «истолковывающее себя животное» достигает самопонимания через нарратив или непрерывную самоинтерпретацию, посредством которой выделяет в жизненном потоке определенные моменты, обладающие для него смыслом и оценочным значением. В рамках нарративной психологии существует два подхода: представители первого, «социально-конструктивистского», занимают радикальную позицию в вопросе о том, что такое личность и как происходит самопонимание (понятия «личность», «я» не нужны; личность – это «текст», ее понимание подобно пониманию текста); представители второго направления отождествляют самопонимание и самоидентификацию (понимание себя равнозначно осознанию своей социальной принадлежности). Оба подхода включают теорию идентичности в более широкие теории реальности, то есть для диагностики психологического статуса индивида необходимо учитывать, на какую собственно реальность он ориентируется, в каком социально-культурном контексте существует           [2, c.300].

«Социально-конструктивистский» подход определяет сознание человека как своего рода личностное самополагание, организованное по законам художественного текста. Так, например, Дж. Брунер выделяет два модуса сознания: нарративный модус самоосмысления отражает жизненный контекст и уникальный индивидуальный опыт; парадигматический, или логико-научный, модус является общечеловеческим – это форма нарратива, выработанная в ходе культурного развития человечества и приспособленная к межличностному общению. Соответственно психологи выделяют следующие нарративные структуры человеческой личности: «комедию» (победа жизни над смертью отменяет общественные нормы и условности, подавляющие желание), «романс» (идеализирует прошлое и традиции), «трагедию» (показывает поражение героя и его изгнание из социума), «иронию» (подвергает сомнению предыдущие варианты нарративных структур, когда они не справляются с задачей выстраивания жизненных смыслов).