Макс Вебер. Протестантская этика

Итак, путь спасения в  миру намечен - мирская аскеза. Но только лютеранских идей было недостаточно для того, чтобы подвигнуть человека на подобный образ жизни. Нужна была более сильная мотивация.

Эту мотивацию обеспечило учение другого направления реформатства - кальвинизм. Как только часть населения  отделяется от Церкви под влиянием проповеди какого-нибудь нового религиозного вождя, она сразу начинает дробиться на группы и группки, не согласные друг с другом. Каждая из них предлагает свое собственное учение, долженствующее заменить то, от которого они все отпали. При этом ни одна из этих групп не может убедить другую, поэтому возникает множество движений и сект, утверждающих свои разновидности религиозного мировоззрения. Это произошло и с протестантизмом, одной из разновидностей которого и был кальвинизм. Нас он в данном случае интересует только с точки зрения учения о спасении, которое, как утверждает М.Вебер, и дало мотивацию людям, готовым принять и осуществлять мирскую аскезу в самом суровом ее варианте.

Главной движущей силой  в этом отношении был кальвинистский догмат о предопределенности одних людей ко спасению, а других к отверженности. Вестминстерское исповедание 1647 г. формулирует это следующим образом: "Бог решением Своим и для проявления величия Своего предопределил (predestinated) одних людей к вечной жизни, других же присудил (foreordamned) к вечной смерти... еще до основания мира... Он сделал это не потому, что видел причину или предпосылку этого в вере, добрых делах и любви или в усердии... Совершил Он это к вящей славе высокого милосердия Своего.... И угодно было Богу лишить остальных людей милости Своей и предопределить их к бесчестию и гневу за грехи их во славу Своей высокой справедливости"(гл.З, п.З).

При этом Бог не только "ослепляет и ожесточает", не только "лишает милости Своей, которая  осветила бы разум их и смягчила бы их сердца..." Но Он "ставит на их пути такие преграды, которые в силу испорченности этих людей становятся для них поводом ко греху" (гл.5, п.6) [1, с. 141].

Такое представление  о Божией "милости" (довольно-таки бесчеловечное) имеет весьма существенные следствия. Радикально обесцениваются все христианские таинства, поскольку не могут спасти всех, включая отверженных. Один из кальвинистских проповедников писал в 1609 г.: "Хотя и говорят, что Бог послал Сына Своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была Его цель: Он хотел спасти от гибели лишь немногих... И я говорю вам, что Бог умер лишь для спасения избранных..." (выделение мое - В.Ч.) (1, с. 213, прим. 19).

Крещение не спасает  отверженных. Существовало даже такое  мнение, что не следует крестить детей отверженных родителей. Исповедь была отменена, так как "склонность к покаянию и раскаянию чужда аскетическому кальвинизму, если не в теории, то на практике. Для кальвиниста раскаяние не имеет этического значения: отверженному оно бесполезно, а для уверенного в своей избранности грех, в котором он признается, служит симптомом поворота вспять его развития и неполноты освящения. Он не кается в грехе, он его ненавидит и стремится преодолеть делами своими во славу Божию" [1, с. 228, прим. 92].

Согрешивший католик  всегда мог, раскаявшись, получить благодать в таинствах. Грех лютеранина также отделялся от самого согрешившего человека. "Кальвинист не знал этого милосердного человеческого утешения и не мог, подобно католику и даже лютеранину, надеяться на то, что минуты слабости и легкомыслия будут уравновешены последующей концентрацией доброй воли. Кальвинистский Бог требовал от своих избранных не отдельных "добрых дел", а святости, возведенной в систему" [1, с. 153].

Казалось бы, так  утешительно осознавать себя избранным: можно по выражению Апостола Павла "есть, пить и веселиться", поскольку все равно уже спасен. Тем более что от человека, в общем-то, ничего не зависит - все определено еще до создания мира. Однако вся сложность заключается в том, что человек не знает с уверенностью, относится он к числу избранных или нет. Да, есть люди, очевидно отверженные, поскольку погрязли в грехах и не радеют о спасении. Напротив, существуют почти совсем святые. Но основной слой принадлежащих к данной секте людей представляет собой нечто среднее. Поэтому каждый раз, оступившись, человек ужасается: а может, он и не принадлежит к избранным? Спасен он или нет? Эта проблема уверенности в своем спасении (sertitudo salutis) приобретает "абсолютную, превышающую все остальные вопросы значимость" [1, с. 148].

В одном из средневековых  документов (Савойской декларации) дается на этот вопрос такой ответ: "члены истинной церкви" "являются святыми по действенности своего призвания, что явственно подтверждается их профессиональной деятельностью и поведением" [1, с. 222, прим. 56]. Напомним, что "профессия" и "призвание" определяются одним и тем же словом Beruf, т.е. профессиональная деятельность - это деятельность, к которой данный человек призван Богом.

Что значит подтверждать свою избранность деятельностью и поведением? В кальвинистском истолковании вся жизнь избранного должна была быть заполнена этой деятельностью и этим правильным поведением. Не допускается ни малейшее отступление, ни малейшее отклонение, ни какой бы то ни было грех. Ибо, как подчеркивал один из пуританских проповедников, "любой единичный грех уничтожает все заслуги, накопленные "добрыми делами" всей жизни, - даже если допустить невероятную мысль, будто человек сам по себе способен совершить нечто такое, что Бог должен счесть его заслугой, или будто человек способен действительно вести совершенную жизнь" [1, с. 225, прим. 74]. Можно себе представить, какое внутреннее напряжение должна была вызывать в человеке такая постановка вопроса. Ведь даже вообразить невозможно, что человек способен вести совершенную жизнь, а именно этого от него и ожидают, потому что любой грех ставит под вопрос его уверенность в избранности.

Ориентируясь на Божественную волю, человек должен был рационально преобразовать все свое существование. Это уже не просто мирская аскеза, которую предложил Лютер взамен ухода в монастыри, паломничества к святым местам, нищенствования и прочих наработанных к тому времени христианством способов выработки в себе особых качеств, приближающих человека к Богу. Это, как называет ее М.Вебер, "рациональная мирская аскеза", которая содержит в себе постоянный импульс к методичному контролю всего своего поведения, шаг за шагом. Только это гарантирует избраннику достижение такого состояния, которое поставит его выше уровня "естественного человека". И это покажет ему самому и окружающим, что он имеет, так сказать, сословное качество - состояние религиозной избранности, которое ограждает его от всего рукотворного, от скверны мира. Этот требуемый религией, отличный от "природного" существования особый уклад жизни святых теперь должен был достигаться не в особых условиях (монастырях, орденах и проч.), а внутри мирского устройства, а здесь главное - это труд. Один из вождей кальвинизма выразил это кратко и сильно: "трудятся не для того, чтобы жить, а живут для того, чтобы трудиться. Если же человеку больше не дано трудиться, то он обречен на страдание или смерть" [1, с. 254, прим. 218].

В этом - главное призвание  человека. Молитва или созерцание не обладают высокой ценностью. "Все, кто принадлежит к церкви или государству, должны направлять свои усилия на благо церкви или государства[1]. Пренебрегать этим, говоря: я буду молиться и предаваться медитациям - равносильно тому, что твой слуга отказал бы тебе в самой необходимой услуге, выполняя другую, значительно менее важную" [1, с. 251, прим. 209]. К созерцанию существовало особенно подозрительное отношение. Предполагалось, что над своей душой следует работать рационально и точно также организовывать свою внешнюю жизнь.

В этом внешнем образе жизни, как очевидно, профессиональная деятельность должна была заполнять  фактически все. Развлечения допускались  только полезные, т.е. рекреационные, помогающие восстановлению сил. А потому разрешалось заниматься спортом, ходить в гости, заниматься физическими и химическими опытами. Вообще, естественные науки - физика, химия, биология, а также математика - пользовались признанием, так как помогали рационально осмыслять мир, приобретать определенную власть над природой.

Зато искусства, как  виды деятельности иррациональные, не только не поощрялись, но, наоборот, порицались, а там, где кальвинисты или  пуритане приобретали хоть какую-то власть, беспощадно изгонялись. Источники  свидетельствуют, что в Англии в послеелизаветинскую эпоху потерпела упадок не только драма, но и лирика, и народная песня. "Примечателен переход от довольно высокого уровня музыкальной культуры" к абсолютному ничтожеству, которое обнаруживается у англосаксонских народов в этой области впоследствии" [1, с. 261, прим. 258]. Такая ситуация сохранялась даже во второй половине ХIX века. Приезд в Лондон австрийского композитора Йозефа Гайдна был настоящим событием в музыкальной жизни Англии. Гайдн охотно писал для англичан и был ими признан практически своим национальным композитором, поскольку композиторов такого уровня в этой стране не было со времен Генри Пёрселла, то есть с конца XVII века. Любопытно, что и в области церковной музыки за это время в Англии также не было создано ничего такого выдающегося, что можно поставить в один ряд с церковной музыкой Италии, Испании или Франции.

Из истории известно, что пуританский муниципалитет  Стретфорда-на-Эйвоне закрыл там театр  еще при жизни Шекспира, который  бывал в этом городе в последние годы своей жизни. А в Бирмингеме еще в 1777 г. власти не разрешали открыть театр, утверждая, что он способствует лени, а потому наносит ущерб торговле.

Чтение романов  и подобных книг также преследовалось как бесполезная трата времени. О том, что литература, музыка, драма могут влиять на смягчение душ людей, утончение их чувств, а также на усовершенствование нравов, не было и речи - пустая трата времени. Совершенствовать свой внутренний мир, свои чувства было, по мнению пуритан, неверным направлением, ошибочным методом. Человек должен был держать свой внутренний мир под постоянным рациональным контролем. Нужно было постоянно, ежечасно проводить анализ своих поступков и побуждений. Такой самоконтроль был выработан еще до возникновения Реформации католической и православной практикой, но значительно усилен и "обострен" как метод применением этой всепоглощающей рациональности мышления. Рекомендовалось вести дневники, в которых должны записываться и оцениваться собственные поступки. Эта практика тоже не была изобретена протестантами. Задолго до их появления она существовала и до сих пор существует и в нашей Церкви. Православные чаще всего используют такие списки грехов для подготовки к исповеди.

Но у протестантов исповеди не было или ей не придавалось никакого значения. Они использовали эти дневники для самооценки, которая часто приобретала характер какой-то калькуляции. Макс Вебер ссылается на дневник Бенджамина Франклина, который, по его мнению, представляет собой классический пример такой калькуляции с таблицами и статистическими исчислениями своих успехов на стезе добродетелей. У Беньяна, указывает М.Вебер, рекомендации такого ведения дневника доходят до прямой безвкусицы, так как он уподобляет отношение грешника к Богу отношению покупателя к лавочнику, который открыл ему кредит. Далее М.Вебер говорит, что "пуританин позднего времени контролировал не только свое поведение, но и поведение Бога и усматривал перст Божий в каждом событии своей жизни. Он совершенно точно знал, почему Бог принял то или иное решение (что было чуждо подлинному учению Кальвина). Тем самым освящение жизни почти уподоблялось деловому предприятию" [1, с. 159].

Если вдуматься, то трезвая самооценка, воспитание в  себе таких качеств, как трудолюбие, добросовестность, правдивость[2], самообладание и выдержка, - ведь это очень ценное приобретение. В целом это помогло выработать очень сильный тип личности, которым всегда восхищались наши мыслители и часто ставили в вину нашему русскому народу несовпадение с этим типом

Но М.Вебер, который  очень глубоко понимал описываемую  им культуру – свою собственную культуру, - за этими достойными всяческого уважения качествами прозревает какую-то опасность. Эта методичная, жесткая и в целом весьма эффективная система воспитания личности имеет на выходе не только этот единственный результат, но и нечто еще. И это "нечто" – дорогая плата за результат.

"Это учение, - пишет  М.Вебер, - в своей патетической  бесчеловечности должно было  иметь для поколений, покорившихся  его грандиозной последовательности, прежде всего один результат:  ощущение неслыханного дотоле  внутреннего одиночества отдельного индивида" [1, с. 142]. Это одиночество и его следствия явными становятся "от противного": при рассмотрении кальвинистского отношения к ближним. Важный тезис о том, что полагаться можно только на Бога, ни в коем случае не на "тварь", приводит к радикальному правилу: не полагаться на помощь людей, на их дружбу и никому не доверять. Именно это рекомендует английская пуританская литература своим сторонникам [1, с. 144]. Что касается дружбы, то "это акт иррациональный, ибо разумному существу не следует любить кого-либо сильнее, чем это допускает разум. Это чувство настолько переполняет сердца людей, что мешает им любить Бога" (из "Христианских указаний" Бакстера) [1, с. 215, прим. 34].

В притче, приводимой в пуританских поучениях, рассказывается о человеке, который вдруг обнаружил, что он живет в городе нечестивых. Глас Бога велел ему бежать оттуда, и он бросился вон, оставив жену и детей, которые плакали, хватали его за одежду и умоляли не бросать их. Он только зажал свои уши и с криком "Вечная жизнь!" вырвался от них и убежал... [1, с. 145]. Казалось бы - прямо по слову Евангелия: "Кто любит сына своего или дочь больше Меня....", но здесь следует подчеркнуть нюанс: это поучение Христа о "большей любви" завершается фразой: "кто не берет креста своего и не следует за Мной...", т.е. "большая любовь заключается вовсе не в вечной жизни и блаженстве, а в страдании. Именно для этого нужно оставить все, вплоть до того, чтобы "потерять душу свою" и положить ее за ближнего. За что же пострадал Христос, как не за тех, кто хватался за одежды его, требуя спасения, - и к тому же он призывает следующих за Ним. Этот же, из притчи, спасает себя и только себя.

Вообще в пуританской  литературе все время повторяется  мысль о том, что Бог никогда  не требовал, чтобы Человек любил ближнего своего больше, чем самого себя, а лишь как самого себя. Отсюда рекомендация: "если кто-либо осознает, что сам он использует свое преимущество более целесообразно и тем самым в большей степени приумножит славу Всевышнего, чем это сделает ближний его, то любовь к ближнему не обязывает его отдать ему что-либо из своего имущества" [1, с. 255, прим. 238]. И вообще, не следует руководствоваться чувствами по отношению к ближнему, ибо "равнодушное выполнение долга обладает большей этической ценностью, чем филантропия, в основе которой лежит непосредственное чувство" [1, с. 260, прим. 252]. М.Вебер видит в этом тезисе прямое влияние Талмуда, который, как оказывается, действует сильнее Евангельских заповедей.