Пытаясь
свести психическую жизнь к нескольким
универсальным началам или всесторонне
объяснить ее на основе ограниченного
числа четко сформулированных законов,
мы предаемся совершенно бесплодному
занятию. Если наши теории выказывают
определенное сходство с построениями
в области естественных наук, то
это относится главным образом
к выдвижению пробных гипотез, пригодных
только для ограниченных исследовательских
задач, но не применимых к душе в
целом. Следование теоретическому предрассудку
неизбежно приводит к предвзятому
восприятию фактов. Любые открытия
рассматриваются с точки зрения
частной теории. Все, что подтверждает
ее или кажется с ее позиций
уместным, воспринимается с интересом;
все неуместное игнорируется; все
противоречащее теории отодвигается в
тень или получает ложное истолкование.
На действительность сплошь и рядом
смотрят глазами той или иной
теории. Поэтому нам следует постоянно
делать над собой усилие, дабы не
принимать во внимание теоретические
предрассудки, так или иначе свойственные
нашему разуму, и воспитывать в
себе способность к непредвзятому
восприятию фактов. Последние мы можем
воспринимать только в терминах категорий
и методов; соответственно. мы должны
полностью сознавать, какие именно
предпосылки, обусловленные самой
природой исследуемого материала, могут
содержаться в любом нашем
открытии (ведь "в любом факте уже таится
теория"), В итоге мы можем научиться
видеть действительность, четко сознавая.
что то. что мы видим, не есть ни действительность
в себе, ни действительность в целом.
3.3
Соматические предрассудки
Многие
полагают, что, подобно любым биологическим
явлениям, жизнь человеческой души
представляет собой соматическое событие;
понять человека можно только при
условии, что его природа объясняется
в соматических терминах, а любое
Упоминание души есть некий теоретический
паллиатив, не имеющий серьезного научного
значения. Возникает тенденция рассматривать
любые психические события как
нечто, наделенное по существу соматической
природой и, соответственно, либо понятное
в терминах науки о соматических
явлениях, либо ожидающее скорой и
адекватной интерпретации в тех
же терминах. Настоящий исследовательский
подход, по идее, должен был бы допускать
выдвижение гипотез, направленных на проверку,
подтверждение или опровержение
экспериментальных фактов с соматической
точки зрения; но под влиянием соматического
предрассудка воображаемая "сома"
разбухает до масштабов эвристической
презумпции, хотя в действительности она
есть не более чем бессознательное выражение
некоего ненаучного предрассудка. Склонность
к своего рода резиньяции, нередко сопутствующая
психологическим исследованиям, служит
отражением того же предрассудка; так,
многие думают, что шизофрения перестанет
представлять психологический интерес,
как только будет обнаружено лежащее в
ее основе соматическое заболевание.
Этот
соматический предрассудок возникает
вновь и вновь в обличье
физиологии, анатомии или некоего
неясного суррогата биологии. В начале
нашего столетия его выражали примерно
так: нет нужды изучать психику
как таковую, поскольку она чисто
субъективна. Любое научное обсуждение
психической жизни — это обсуждение
в терминах анатомии, то есть с точки
зрения соматических, физических функций.
Даже временные, условные анатомические
построения могут показаться более
предпочтительными, нежели чисто психологический
исследовательский подход. Но все
эти анатомические построения (и, в
частности, известные концепции Мейнерта
и Вернике) совершенно фантастичны; их
вполне заслуженно называют "мозговой
мифологией" (Himmythologie). В них связываются
между собой вещи, в действительности
никак не связанные; например, корковые
клетки связываются с функцией памяти,
а нервные волокна — с ассоциацией идей.
Соматические построения подобного рода
в действительности ни на чем не основаны.
Не существует никаких данных о наличии
параллелизма между каким-либо конкретным
мозговым процессом и столь же конкретным
психическим феноменом. Локализация сенсорных
областей в коре головного мозга или, скажем,
локализация афазии в левом полушарии
означают лишь, что эти участки должны
быть целы, чтобы то или иное событие психической
жизни могло иметь место. В сущности, это
аналогично необходимости иметь неповрежденный
глаз, двигательный механизм и т. п.; ведь
это столь же важные "инструменты",
обеспечивающие нормальное функционирование
живого организма. Что касается неврологических
механизмов, то здесь степень нашей информированности
несколько выше; но мы все еще бесконечно
далеки от обнаружения точного параллелизма
между ними и тем. что происходит в психической
жизни. Было бы большой ошибкой полагать,
что открытие причин афазии и апраксии
само по себе способно вывести нас в сферу
психического; на эмпирическом уровне
мы не имеем возможности выяснить, действительно
ли между психическими и соматическими
явлениями существуют отношения параллелизма
или взаимодействия. Насколько мы вообще
можем научно судить о психическом и соматическом,
эти сферы отделены друг друга необъятной
областью промежуточных феноменов, о которых
мы ничего не знаем. На практике мы можем
говорить о параллелизме или взаимодействии
(обычно — о последнем). Нам это дается
достаточно просто, ибо всегда существует
возможность преобразовать один ряд терминов
в другой. Что касается тенденции переводить
психологические феномены в соматические
(воображаемые или реальные), то здесь
уместно вспомнить слова Пьера Жане: "Мыслить
анатомически там, где речь идет о психиатрии,
— это значит не мыслить вообще".
3.4
"Психологистические" и "интеллектуалистические"
предрассудки
Глубокое
проникновение в предмет нередко
приводит к возникновению "психологистического"
предрассудка. Желание все "понять"
порождает утрату критического осознания
тех пределов, в которых вообще возможно
психологическое понимание. Подобное
происходит всякий раз. когда под влиянием
ошибочного представления, будто для любого
случая может и должна быть обнаружена
действенная первопричина в опыте данного
субъекта, "психологическое понимание"
превращается в "причинное объяснение".
Люди, не знающие психологии и склонные
к соматической интерпретации, особенно
предрасположены к тому, чтобы попасть
в эту ловушку. Слишком многое в поведении
больного приписывается злой воле или
притворству; при этом ошибка врача состоит
не столько в "психологизировании",
сколько в морализаторстве. Некоторые
врачи испытывают явную антипатию к лицам,
подверженным истерии, и глубоко возмущаются,
когда им не удается обнаружить хорошо
известные физические признаки болезни.
В глубине души они считают все это элементарным
капризом и лишь в самых безнадежных случаях
передают дело психиатру. Грубоватая,
наивная тенденция к "психологизированию"
обнаруживается как раз у тех, кто сторонится
психологии или вообще не желает ее знать.
Психическая
жизнь богата ситуациями, в которых
люди действуют, казалось бы, целенаправленно
и исходя из рациональных мотивов. Соответственно.
широкое распространение получила тенденция
усматривать "осознанную причинность"
в любой человеческой деятельности. Но
на деле рациональное поведение играет
в действиях людей очень незначительную
роль. Иррациональные порывы и эмоциональные
состояния, как правило, превалируют даже
в тех случаях, когда индивид пытается
убедить себя в чисто логической мотивировке
собственных действий. Преувеличенное
стремление выискивать повсюду рациональные
взаимосвязи порождает склонность к умствованию,
то есть шнтеллектуалистический "предрассудок,
делающий безнадежными любые попытки
достичь истинного и глубокого понимания
человеческого поведения. Переоценка
значимости чисто интеллектуальных рассуждений,
противопоставляемых силам внушения (что
проявляется, в частности, в отождествлении
иррационального поведения больного с
проявлениями шизофрении), приводит к
игнорированию всего богатства человеческого
опыта и человеческих переживаний.