Функции конфликта

     Другие трудности в жизни относятся к числу непреодолимых, или, осторожно говоря, почти непреодолимых (некоторые трудности, непрео- долимые в настоящее время, например в борьбе с раковыми заболеваниями, наверное, в будущем удастся преодолеть). Исследователи фрустрации изучают те трудности, которые являются действительно непреодолимыми препятствиями или преградами, барьерам, оказывающимися на пути к достижению цели, решению задачи, удовлетворению потребности.

     Но можно ли все непреодолимые трудности в жизни свести к барьерам, блокирующим намеченное действие? М.И. Калинин в одной из бесед со старшеклассниками говорил о жизненных уколах, разочарованиях н невзгодах, для перенесения которых требуется твердость. характера [1; 197]. Действительно, существуют жизненные трудности, часто возникающие неожиданно как того или другого рода невзгоды или несчастья, которые можно назвать барьерами или преградами только условно, поскольку они препятствуют благополучию, счастью.

     Явления фрустрации наиболее изучены в отношении к барьерам в деятельности и потому в дальнейшем речь будет идти именно о таких ситуациях, когда деятельность блокируется из-за непреодолимой преграды, хотя такими ситуациями ограничить сферу фрустрации нельзя. Есть неясности в том, к чему относить термин фрустрация: к внешней причине (ситуации) или к вызываемой ею реакции (психическое состояние или отдельные реакции). В литературе можно встретить и то другое употребление данного термина. Было бы целесообразно, подобно тому как отличают стресс — психическое состояние от стрессора — его возбудителя, аналогично различать фрустратор и фрустрацию — внешнюю причину и его воздействие на организм и личность. Хотя термин фрустратор в литературе мало употребителен, мы в дальнейшем изложении будем употреблять его, используя термин фрустрация — преимущественно для обозначения провоцируемого фрустратором состояния. Такое словоупотребление предупреждает путаницу в понятиях и соответствует существу дела.

     Обращаясь к имеющимся в литературе определениям фрустрации, можно исходить из определения ее, данного видным исследователем этой проблемы в США С. Розенцвейгом, согласно которому фрустрация „имеет место в тех случаях, когда организм встречает более или менее непреодолимые препятствия или обструкции на пути к удовлетворению каких-либо жизненной потребности» (24; 379—388). Видимо, здесь фрустрация рассматривается как явление, происходящее в организме, в его приспособлении к среде. Но человек — общественное существо, личность, и поэтому рассматриваемое определение, ограничивающее фрустрацию биологическим толкованием, совершенно недостаточно.

     Согласно определению, которое дали Браун и Фарбер [8], фрустрация — результат таких условий, при которых ожидаемая реакция или предупреждается, или затормаживается. Лоусон, интерпретируя позицию данных авторов, поясняет, что фрустрация — конфликт между двумя тенденциями: той, которая относится к типу связи «цель — реакция», и той, которая возникла под влиянием интерферирующих условий [18; 31]. Браун и Фарбер делают акцент на противоречиях, которые возникают при действии фрустраторов, и именно этой противоречивостью объясняют эмоциональность, которой обычно отличаются реакции в этих ситуациях. Горячо поддерживая этих авторов в стремлении различать внешнюю причину и вызываемое ею состояние, Чайльд и Уотерхауз [9], в противоположность Брауну и Фарберу, рекомендуют называть фрустрацией лишь факт (Event) помехи, изучая его влияние на деятельность организма, но не приводят в пользу такого словоупотребления сколько-либо развитых обоснований. Исходя из понятия фрустрации как психического состояния, мы даем ей такое определение: фрустрация — состояние человека, выражающееся в характерных особенностях переживаний и поведения и вызываемое объективно непреодолимыми (или субъективно так понимаемыми) трудностями, возникающими на пути к достижению цели или к решению задачи. В применении к животным определение таково: фрустрация — состояние животного, выражающееся в характерных реакциях и вызываемое трудностями, которые возникают на пути к удовлетворению биологических потребностей. Необходимость двух определений диктуется тем, что животное — биологическое существо, а человек — общественное, и фрустрация имеет разную значимость и разные причины у человека и животного, хотя есть и много общего в этом состоянии, как.провоцируемом „барьерами“, которые блокируют деятельность. Имеются попытки возвести явление фрустрации в ранг совершенно закономерных явлений, необходимо возникающих в жизнедеятельности организма и личности. Так, Майер [19] считает, что поведение животного или человека зависит от двух потенциалов. К первому из них относится «репертуар поведения», определяемый наследственностью, условиями развития и жизненным опытом. Второй потенциал составляют избирательные или отборочные процессы и механизмы. Они, в свою очередь, подразделяются на действующие при мотивированной деятельности и возникающие при фрустрации. Первые функционируют, когда деятельность направлена на достижение цели на основе соответствующих мотивов, одним из которых (весьма важным) является удовлетворение потребностей. В таких случаях поведение всегда есть путь к решению задачи. Совсем другие избирательные процессы и механизмы имеют место при фрустрации: в то время как мотивированное и целенаправленное поведение.отличается вариабельностью, конструктивностью или зрелостью и «упражнениями в свободе выбора», нецеленаправленное поведение, характерное для фрустрации, отличается чертами деструктивности, ригидности и незрелости. Возникает сомнение по поводу того, можно ли считать фрустрацию ничем не мотивированной. Если под ней понимать, как этого хотят, например, Чайльд и Уотерхауз, внешнюю причину (барьер или обструкцию), то возможно одно из двух: или этот барьер преодолевается, и в таком случае поведение будет не просто мотивированным, но и мотивированным разумно, или же барьер вызывает нецелесообразное, а иногда и, действительно, деструктивное поведение. Но и тогда нельзя сказать, что поведение ничем не мотивировано и никакой цели не преследует. Уже одно то, что оно отнесено к избирательным формам поведения, свидетельствует, что в нем имеется своя мотивировка.

     Хотя концепция фрустрации используется в арсенале фрейдизма нельзя считать ее обязательно с ним связанной. Проблема барьера, блокирующего деятельность, поставлена Куртом Левиным без прямого влияния фрейдизма. Многие психологи, проводящие большую экспериментальную работу по фрустрации, к фрейдистам совсем не относятся. В частности, было бы нелепо подозревать в фрейдизме исследователей фрустрации, проводящих эксперименты на животных, — а таких много.

     Следует категорически отвергнуть работы по фрустрации, проводимые с позиций фрейдизма и неофрейдизма. В основе этих позиций лежит фантастика борьбы «ид» (бессознательных, но властных влечений), «эго» (личности с ее психикой) и «суперэго» (принципов поведения, общественных норм и «ценностей»). Эта борьба полна фрустрации, понимаемой как подавление со стороны «цензуры», являющейся функцией «суперэго», влечений, которыми человек одержим с детства и которые носят в значительной (по- неофрейдистски) или в полной мере (у Фрейда) сексуальный характер. Фрейдизм принижает роль сознания и конкретных общественных условий развития человека. Вместо жизненных потребностей, сознательных целенаправленных действий фрейдизм на первый план ставит какие-то «подпочвенные» роковые — силы, которыми будто бы детерминируется поведение человека, обреченного на постоянную фрустрацию, поскольку проявлениям «ид» противится «суперэго».

     Особенно порочны попытки использовать учение о фрустрации в его фрейдистском толковании для объяснения общественных явлений, попытки взять его на вооружение социальной психологии. Так, например, в книге Долларда, Дуба, Миллера, Мауэра и Сирса «Фрустрация и агрессия» [13] даже такие явления, как война, сводятся к драме ущемления личных влечений, запросов и надежд. Л. Берковиц [7] считает возникающие в общественных отношениях агрессии не чем иным, как проявлением фрустрации, — конфликтом между человеком с его бурно заявляющими о себе инстинктами и средой, рассматриваемой «вообще» как нечто неизменное и враждебное человеку. Антрополог Б. Малиновский [21] приписывает туземцам будто бы присущую им от природы подверженность фрустрации в форме агрессии. Этим своим «открытием» он старается объяснить борьбу туземцев с колонизаторами, оставляя в стороне конкретные условия порабощения и эксплуатации, побуждающие туземное население восставать против колонизаторского гнета.

     Майер в статье «Роль фрустрации в социальных движениях» [20] привлекает явления фрустрации в качестве объяснения взаимоотношений между странами. Он, например, заявляет: «Мы больше боялись России потому, что боялись ее целей больше, чем фрустрации Японии и Германии». Вместе с тем было бы неправильно все проводимые за рубежом работы по социальной психологии связывать с фрейдизмом и, в частности, с фрустрацией в ее фрейдистском толковании. Так, в большом коллективном труде «Текущие проблемы в социальной психологии» [15], где содержатся статьи 51 автора, фрейдизм и психология занимают ничтожное место, а фрустрация упоминается лишь эпизодически. Это, конечно, не означает, что социальная психология в США, не стоящая на позициях фрейдизма, не имеет весьма существенных недостатков и, в частности, заключающихся в психологизировании движущих сил общественного развития. Весьма сильно проявляется в США в работах по фрустрации влияние бихевиоризма. Лоусон прямо заявляет: «Коротко говоря, интерес к фрустрации, как внутреннему состоянию, с бихевиористической точки зрения, извращает проблему, делает ее псевдопроблемой» [18; 7]. Существование того, что называют внутренним миром человека, существование сознания, направленности как системы отношении и переживаний бихевиоризмом или отрицается, или же признается чем-то не заслуживающим научного изучения. Однако требование объективности в психологии означает не отрицание внутреннего мира человека, а побуждение к его познанию наиболее объективными методами, к которым относятся не только эксперимент, но и наблюдения, а также словесный отчет, всегда включающий некоторые элементы самонаблюдения. Бихевиористская позиция обедняет изучение фрустрации, упрощает, а иногда и искажает это сложное — у человека общественно детерминированное — явление.

     Обычно фрустрация изучается как реакция на те раздражители или те ситуации, которые можно назвать фрустраторами. Если под реакцией понимать все то, что фрустратором провоцируется у животного или человека, в том числе и психическое состояние, то против этого возражать нельзя. Но говоря о фрустрации как реакции, зарубежные исследователи обычно имеют в виду выполняемые движения и действия, не учитывая того, что одни и те же движения и действия в психологическом смысле могут быть разнозначны. Нередко очень сильное и глубокое переживание фрустрации внешне выражается слабо, оно как бы уходит вглубь, подобно тому как при горе некоторые люди не плачут, внешне остаются спокойными, а между тем они могут чувствовать горе. сильнее тех людей, которые в аналогичных случаях проливают обильные слезы.

     Характерно, что психологи, возражающие против изучения психических состояний при фрустрации, все-таки вынуждены говорить, о них, и даже тот же Лоусон в числе выделенных им «зависимых переменных» при фрустрации называет «изменения в воображении и эмоциональность». Психическое состояние, вызываемое фрустратором несомненно стоит в зависимости от типа этого фрустратора. С. Розенцвейг [24; I51] выделил три типа таких ситуаций. К первому он отнёс лишения (privation), т.е. отсутствие необходимых средств для достижения цели или удовлетворения потребности. Ц качестве иллюстрации «внешнего лишения», т.е. случая, когда фрустратор находится вне самого человека, Розенцвейг приводит ситуацию, когда человек голоден, а пищи достать не может. Примером внутреннего лишения, т. е. при фрустраторе, коренящемся в самом человеке, может служить ситуация, когда человек чувствует влечение к женщине и вместе с тем сознает, что сам он настолько непривлекателен, что не может рассчитывать на взаимность. Второй тип составляют потери (deprivation). Примеры: смерть близкого человека; сгорел дом, в котором долго жили (внешняя потеря); Самсон, теряющий свои волосы, в которых по легенде заключалась вся его сила (внутренняя потеря).

     Третий тип ситуации — конфликт. Иллюстрируя случай внешнего конфликта, Розенцвейг приводит пример с человеком, который любит женщину остающуюся верной своему мужу. Пример внутреннего конфликта: человек хотел бы соблазнить любимую женщину, но это желание блокируется представлением о том, что было бы, если бы кто-нибудь соблазнил его мать или сестру.

     Приведенная типология ситуаций, вызывающих фрустрацию, вызывает большие возражения: в один ряд поставлены смерть близкого человека и любовные эпизоды, неудачно выделены конфликты, которые относятся к борьбе мотивов, к состояниям, которые часто не сопровождаются фрустрацией. Совсем не годится называть конфликтом случаи, когда человек встречает на своём пути внешнюю непреодолимую преграду. По этой логике следовало бы говорить, например, о состоянии конфликта с бурной рекой, которая оказалась для человека непреодолимым препятствием на пути. Но, оставляя в стороне эти замечания, мы должны сказать, что пси- хические состояния при потере, лишении и конфликте весьма различны. Они далеко не одинаковы и при различных потерях, лишениях и конфликтах в зависимости от их содержания, силы и значимости. При всем этом, как мы полагаем, можно все же выделить некоторые типические состояния, которые часто встречаются при действии фрустраторов, хотя они и проявляются каждый раз в индивидуальной форме. Прежде всего надо указать те случаи, когда фрустраторы не вызывают фрустрацию. В литературе они часто обозначаются как толерантность, т.е. терпеливость, выносливость, отсутствие тяжелых переживаний и резких реакций, несмотря на наличие фрустраторов.

     Существуют разные формы толерантности.

     Наиболее «здоровым» и желательным следует считать психическое состояние, характеризующееся, несмотря на наличие фрустраторов, спокойствием, рассудительностью, готовностью использовать случившееся как жизненный урок, но без особых сетований на себя, что уже означало бы не толерантность, а фрустрацию.

     Толерантность может быть выражена, однако, не только в совсем спокойном состоянии, но и в известном напряжении, усилии, сдерживании нежелательных импульсивных реакций.

     Наконец, есть толерантность типа бравирования с подчеркнутым равнодушием, которым в ряде случаев маскируется тщательно скрываемое озлобление или уныние.

     Толерантность можно воспитать. В эксперименте Кэйстера и Эпдегрефа [16] дети упражнялись в решении задач по так называемому методу последовательного приближения, при котором трудность задач постепенно увеличивается. Дети тренировались в оценке трудности задач и вследствие этого у них выработалось «трезвое», спокойное отношение даже к неразрешимым задачам.

     Дэвиц [12] своим экспериментом показал, что дети, приученные в привычных для них условиях вести себя спокойно и дружно играть с другими детьми, проявили меньшую агрессивность при фрустрации, чем дети, воспитывавшиеся в менее спокойной обстановке.

     Толерантность в отношении барьеров, которые можно назвать разумными и необходимыми, — обязательна. Термин толерантность в данном случае даже не адекватен. Речь идет не о том, чтобы «стерпеть» эти барьеры, а о том, чтобы признавать всю их необходимость и полезность, считать их для себя благом и переживать фрустрацию скорее тогда, когда эти барьеры недостаточны (например, в так называемом «рыхлом» коллективе или в классе, где учитель не может обеспечить дисциплину).

     Каковы психические состояния, в тех случаях».когда толерантности нет, а есть фрустрация?

     Следует с самого начала сказать, что эти состояния различны и зависят от разных причин, значимости их действия, привычки к ним, важную роль играют индивидуальные особенности субъекта один и тот же фрустратор может вызвать у различных людей совершенно разные реакции. В американской литературе весьма распространена тенденция из числа реакций на фрустратор особо выделять агрессию. Есть попытка всякую агрессию истолковать как фрустрацию. На этой позиции, например, стоят Миллер, Мауэр, Дуб, Доллард,—работники Института человеческих отношений при Иэльском университете [22]. В одной из статей этих авторов сказано: «Изучающему человеческую природу следует внушать, что когда он видит агрессию, то он должен заподозрить, нет ли здесь фрустрации, и что когда он видит интерференцию с привычками индивидуума или группы, надо насторожиться, нет ли здесь среди всего другого агрессии» [22; 337]. Хотя эти авторы отвергают упрек в том, что они сводят всякую фрустрацию к агрессии, однако они настолько акцентируют агрессивные реакции при фрустрации, что их теория фрустрации обычно и называется теорией фрустрации — агрессии. Мы полагаем, что нет оснований считать агрессию единственной реакцией при фрустрации. Но наблюдается эта форма реакции все же очень часто.