Политические мысли Ш. Фурье

- движение материальное, по которому совершаются все перемещения материи,

- органическое, лежащее в основе распределения форм, цветов и всяких особенностей вещей,

- инстинктивное, или движение страстей и инстинктов,

- аномальное, управляющее движением атомов, невесомых частиц природы, и движение осевое, или социальное, или страстное, действующее в общественных организмах.

Из них  первое было открыто Исааком Ньютоном, остальные четыре — Фурье, который главным образом истолковывает, однако, только один вид движения социального.

Законы  всех родов движений одинаковы, а  потому и основной закон социального  движения заключается в тяготении, аттракции. Подобно отдельным частицам материи, люди приводятся во взаимное столкновение своим страстным влечением  или просто страстями. Бог дал  последним гораздо  большую интенсивность, нежели разуму, и они смысл истолкование видов Промысла относительно общественного порядка [3, с. 253].

Философы  проклинают страсти и убеждают подавлять  их, но они сами ничего не понимают: «Философские капризы, известные под  именем обязанностей, не имеют ничего общего с природой; обязанности идут от людей, а страсти от Бога». Если страсти приносят вред, то виноват  в этом дурной общественный порядок. Бог не создал для людей принудительных мер, а дал им только страсти, между  прочим, и влечение к производительным работам, иногда, по-видимому, самым  отвратительным. «Бог сделал хорошо всё, что сделал», и человеку остаётся только понять указания природы и  следовать им. Нужно создать такие  условия общественной жизни, при  которых ни одна страсть человека не оставалась бы неудовлетворённой  и не оказалась бы в антагонизме  со страстью другого индивидуума: тогда  конечное и полное удовлетворение «страстного  влечения», не говоря уже о громадной  экономии в принудительных средствах, приведёт с собой «согласие между  творением и творцом», всеобщее счастье, всеобщую внутреннюю и внешнюю гармонию. Следовательно, прежде всего нужно  тщательно изучить духовную природу  человека и на полученных таким образом психологических данных построить наилучший общественный порядок [6, с. 95].

Таким образом, Ш. Фурье выявил основу аналогии четырех движений (материального, органического, животного и социального) — «всеобщий закон тяготения и притяжения». В обществе этот универсальный закон действует через игру многообразных людских страстей. Они заложены в человека богом с целью обеспечить людям свободное их удовлетворение. Вскрыть, описать и классифицировать страсти — значит наметить единственный путь радикального исправления общества, найти наиболее верное средство, способное обеспечить введение нового социального порядка.

Его приход, согласно Ш. Фурье, уже не за горами. Само поступательное движение истории подводит к нему. Первая из ее четырех фаз (своего рода детство человечества) близится к концу. Она завершается периодом цивилизации, которая несет с собой возможности гармонического и вполне счастливого существования людей. Подготовив необходимые предпосылки (материальные, социально-культурные, духовные) для наступления такой жизни, цивилизация, однако, в начале XIX в. двинулась вспять. Прежние достижения, сослужившие пользу человечеству, стали приносить ему вред. Завоеванная свобода оборачивается, в частности, торговой анархией, а последняя, в свою очередь, толкает к монополии торговых компаний. Свергнутая тирания феодалов-дворян уступает место тирании союзов крупных собственников-капиталистов. Каждый индивид оказывается в состоянии войны с коллективом. При строе цивилизации бедность рождается из самого изобилия и т. д. и т. п.

Резкой, едкой критике подверг Ш. Фурье  политико-юридическую систему буржуазного  общества. Современное ему государство  осуждается за то, что оно всегда на стороне богатых и рьяно  защищает их господствующее положение  в обществе. Те, кто держит в своих  руках бразды правления, вооружают  небольшое число бедных рабов (т. е. рабски угнетаемых трудящихся) и  с их помощью принуждают к повиновению  массы безоружных бедняков. Бедный класс, совершенно оттесненный от власти, лишен политической и социальной свободы. Государство, столь сурово и предвзято относящееся к  бедным, покорно идет на поводу интересов  привилегированного меньшинства —  людей, обладающих богатством. Характернейшим признаком цивилизации является «тирания индивидуальной собственности  над массой» (так Ш. Фурье именовал всевластие буржуазной частной собственности) [2, с. 146].

Провозглашенные в декларациях и законах различные  права и свободы в условиях господства частнособственнических отношений  остаются, по мнению Ш. Фурье, для подавляющего большинства индивидов лишь написанными  на бумаге пышными фразами. Он считает (и это делает честь его проницательности), что общество должно в первую очередь  официально признать и реально обеспечить «право на труд, которое воистину неосуществимо  при цивилизации, но без которого ничего не стоят все остальные  права».

Оценивая  строй цивилизации (особенно в последней  ее стадии) как ненормальный, Ш. Фурье  попытался на свой лад определить надежный способ избавления от него. Политические средства и методы, которые были опробованы в период французской  революции конца XVIII в., он решительно отверг. Мотив — данная революция  не смогла провести коренное преобразование общества в интересах трудящихся масс. Ни народный суверенитет, ни всеобщее избирательное право, ни республиканские  учреждения и т. п. не изменят жалкого  положения народа. Оно круто изменится, если только основу общества составят ассоциации — производственно-потребительские  товарищества, в которые будут  входить члены различных социальных групп (собственники и пролетарии, люди свободных профессий, рабочие и  земледельцы и т. д.). Ячейкой ассоциативного строя — этого «нового хозяйственного и социетарного мира» — станет фаланга. Сеть фаланг (коллективов примерно в 1600 человек каждый), принципиально  одинаково организованных, в общем  друг от друга независимых и самодовлеющих, покроет все страны, континенты, земной шар в целом [7, с. 112].

«Новый  хозяйственный социетарный мир» (1829 г.) не предусматривает обобществления всех средств производства. Фаланги  определенным образом «наследуют»  частную собственность, нетрудовой доход, сохраняют известное имущественное  неравенство. Однако формы труда (промышленного  и земледельческого), обслуживания и воспитания, по Фурье, таковы, что  позволяют членам фаланги умножить общественное богатство до колоссальных размеров, гармонизировать интересы коллектива и индивида, постепенно стереть классовые антагонизмы, зажить дружно, свободно предаваясь своим  страстям и склонностям.

Личная  свобода каждого — первая заповедь существования фурьеристской фаланги. Она «не допускает никакого принудительного  устава, никаких монастырских стеснений». Для Фурье свобода является большей ценностью, чем равенство. Равенство личных свобод он ставит очень высоко. Но ему претит такое равенство, которое базируется не на свободе, а обеспечивается лишь суровой и скрупулезной регламентацией всех сторон жизни людей. Фаланга знает, конечно, свои общеобязательные нормы, но они издаются с согласия всего коллектива и потому соблюдаются всеми сознательно, добровольно.

Фаланги у Ш. Фурье — автономные и не зависящие друг от друга социальные образования. Они не связаны между  собой в единую целостную систему, хотя и координируют свою деятельность. Центральная власть и ее аппарат, которые все же сохраняются в  будущем обществе, не имеют никакого права серьезно вмешиваться во внутреннюю жизнь фаланг, опекать их, руководить ими и т. д. Эта грешившая анархизмом установка Ш. Фурье явно шла вразрез  с объективными тенденциями политического  развития, происходившего в Новое время.

По мнению Фурье,  фаланги должны включать по 1600—1800 человек в каждой, чтобы, исключив детей и стариков, получить около 810 способных работать человек в соответствии с 810 различными характерами. Каждая фаланга устроится на своей площади земли в размере приблизительно одной квадратной мили. В центре участка будет выстроено великолепное жилище (фаланстер), с роскошными залами для читален, концертов и балов, с обширными аудиториями для публичных лекций, с зимними садами, стеклянными галереями, с обсерваторией, телеграфом, паропроводом и так далее. Всё устроено просто, но изящно и удобно; здесь бедняки будут пользоваться тем, что в настоящее время доступно только миллионерам. Но главное везде и во всём — громадная экономия.

В основу фаланстера положена идея производительной и потребительной ассоциации, хотя уже и высказывавшаяся в литературе до Фурье, но совсем ещё не развитая и не понятая во всём своём широком значении. «300 семейств поселян, соединившись в ассоциацию, имели бы один прекрасный сарай, вместо 300 никуда не годных, — одно хорошее заведение для выделки вина, вместо 300 плохих» и так далее [10, с. 173].

Не меньшую  выгоду представит введение во все  отрасли крупной системы производства пользование лучшими машинами, обработка  земли согласно почвенным условиям. Самый труд будет значительно  продуктивнее благодаря энтузиазму и соревнованию, которые охватят  членов ассоциации, — тем более, что конкуренция здесь не исчезнет, а только потеряет свой острый характер, который придаёт ей противоречие интересов. Дело в том, что все работы здесь будут распределены между «страстными сериями»; каждый без различия пола и возраста избирает себе то занятие, которое его больше всего привлекает, и имеет право в один и тот же день переменить несколько серий; здесь для всех найдутся любимые занятия, и никто не захочет предаваться безделью.

Результаты  труда всех членов фаланги будут  стекаться в её общие хранилища, и отсюда они могут получать всё  необходимое: таким образом не будет  нужды ни в каких посредниках  при обмене товаров, и сама внутренняя торговля исчезнет. Вместе с тем, однако, в фаланге сохраняются частная  собственность и неравенство  состояний. Каждый будет иметь отдельное  помещение сообразно не только своим  склонностям, но и состоянию, питаться и одеваться, как кто захочет  и сможет.

Коммунизма  здесь нет и следа: каждый будет  владельцем продуктов своей работы, начиная с детей 4,5 лет, и, несмотря на общность жизни и труда в  страстных сериях, деятельность каждого  будет оплачиваться по количеству затраченного труда, по свойству работы, по силе его  таланта и по величине вложенного в предприятие капитала [6, с. 283].

Общий доход  фаланги будет разделяться на двенадцать частей, из которых четыре придутся на долю капитала, пять — труда, три — таланта, теоретических и практических знаний. Мало того: для более правильной оценки все работы будут распределены по степени привлекательности, по степени трудности и полезности, и в зависимости от этих свойств оплачиваться. Только в распределении продуктов, полученных фалангой, Фурье не допускал индивидуальной свободы: во всём остальном она является верховным принципом. Правда, он предполагает ареопаг из самых опытных и мудрых «гармонийцев» (так должны называться люди, живущие в новом, гармоническом строе общества), которому принадлежит руководство делами фаланги, но руководство это должно было состоять в издании не столько распоряжений, сколько указаний (например, относительно времени, благоприятного тем или другим земледельческим работам), которым страстные серии могли, однако, и не следовать.

Иной  власти, кроме власти выборной, иного  авторитета, кроме авторитета знания или опытности, других преимуществ, кроме преимуществ ума, в фаланстере не может существовать, но и над  всем этим парит свободное влечение. Наряду с этим, начертывая план всемирной  организации фаланстеров, Фурье  во главе каждой фаланги ставил унарха, во главе трёх фаланстеров — дуарха и так далее, создавая целую «сферическую иерархию» триархов, тетрархов, пентархов, гекзархов, гептархов, октархов, эннеархов, декархов, онзархов, дузархов и во главе всего мира — осевого омниарха, столица которого будет в Константинополе. Функций их Фурье точно не определяет, тем более что при всеобщем распространении фаланстеров государственное управление крайне упростится и само государство, в сущности, отожествится с фаланстером. На основе того же свободного влечения должна была быть преобразована и домашняя, и общественная жизнь. Каждый член фаланги свободно выбирает себе близких людей и друзей и соединяется с ними в группы, на которые распадаются серии рабочих. Совместная работа и частые встречи на полях и в мастерских юношей и девушек поведут к их взаимному сближению, а затем и к браку, но последний не есть вовсе непременное последствие: молодая девушка или юноша могут переменить до брака нескольких любовников или любовниц, а затем, даже и заключив с кем-либо союз, они не обязаны оставаться верными друг другу.

Желая устранить  разврат современного общества, Фурье  впал таким образом в другую крайность  и «вместо стесняющих монополий  предлагает анархическую конкуренцию». В этой свободе половых отношений  ярче всего выразилась чисто сенсуалистическая  мораль Фурье, не сдерживаемая никакими духовными мотивами: самую идею долга  он объявил выдумкой философов, самонадеянно взявшихся исправлять дело рук Божиих и написавших 400000 ни к чему не годных томов.

Строя свой план общественного переустройства на учении о страстях человека, его  природе, веря в возможность осуществления  своего плана методом мирной пропаганды, убеждения и примера, Фурье отражал  в себе рационалистические воззрения  философии XVIII века, против которой он так восставал. Но, с другой стороны, он не ограничился доказательством (или, вернее, демонстрированием) желательности и возможности нарисованного им строя, но путём ретроспективного изображения предшествующих стадий исторической жизни пробовал показать, что сама история ведёт к осуществлению той организации, которая по самой природе человека является необходимым условием всеобщего счастья [4, с. 216].

Всю предшествующую историю он делит на периоды райский, дикий, патриархальный, варварский и  период цивилизации, характеризуя их чисто  экономическими явлениями. Каждый период, по его мнению, прежде чем уступить своё место новому, достигал высшего  развития своих характеристических свойств, и затем, приходя в ветхость, доходил до окончательного разложения. Последний период цивилизации уже  достиг ступени дряхлости, и отсюда Фурье заключает о необходимости  наступления нового периода, названного им гарантизмом, когда и должен осуществиться  его план постройки общества на основе полной и чистой ассоциации. В этом кроется указание не только на способность  хозяйственной жизни к усовершенствованию, но и на идею о неизбежности наступления  известных экономических форм и  невозможности провести в жизнь  форму, не соответствующую историческим условиям. Но сам Фурье её не развил, да и не воспользовался ею.

Фурье рисовал себе реализацию лучшего социального строя не методом развития общества в направлении сознанных принципов справедливости и истины, а методом полной ломки старого во имя более или менее произвольно измышленного идеала. И всё-таки этим историко-философским введением, вносившим в науку важные исторические соображения о развитии хозяйственного быта и разрушавшим господствовавшее в экономической науке представление о неизменности его, — наряду с критикой существующего строя, с особой силой и очевидностью вскрывающей его недостатки, а также и чисто экономическими соображениями о выгодах ассоциации, Фурье оказал большую услугу науке. Однако, с другой стороны, в его учении не была выделена для самостоятельного изучения экономическая сторона жизни, а вместе с тем равнодушие к жгучим политическим вопросам своего времени вообще и недоверие, в частности, к либерализму, бывшему в его глазах лишь переодетым и неискусно загримированным эгоизмом, — своего рода мистицизм, пренебрежение к научному методу и фантастичность роднит его с господствовавшей в то время культурно-политической реакцией.