Элиты, общероссийские партии, местные избирательные системы

    90 кандидатов  КРО в 49 регионах; 63 кандидата  КТР в 31 регионе, 188 кандидатов  ЛДПР в 75 регионах, 105 кандидатов  НДР в 58 регионах; 69 кандидатов «Яблока» в 35 регионах [46].

Результаты анализа

    Начнем статистический  анализ с множественной регрессии,  использующей в качестве зависимой  переменной процентную долю партийных  выдвиженцев в составе депутатского  корпуса (ПД). Результаты регрессии представлены в таблице 4. Очевидно, все сформулированные выше теоретические ожидания оправдываются. Бетакоэффициенты всех независимых переменных весьма значимы и по меньшей мере вчетверо превосходят стандартные ошибки, а уравнение регрессии в целом объясняет более половины (54%) вариаций зависимой переменной. Уравнение показывает, что поражение носителя должности на выборах главы исполнительной власти региона добавляет более 11% пунктов к представительству партий в законодательном собрании. Учитывая среднее значение ПД (20%), это весьма ощутимый рост. Возрастание величины ИП на 10% ведет к увеличению партийного представительства на 8,3%. Наконец, добавив единицу к средневзвешенной величине округа, можно добиться повышения партийного представительства на 6,5%. Правда, обращает на себя внимание то, что сообщаемые в таблице 3 выборочные данные как будто предполагают более слабый эффект. Объяснение этому видимому противоречию состоит в том, что сильнейшее воздействие на развитие партий оказывает не минимальное (как предполагается в моем квазиэксперименте), а значительное возрастание величины округа. Иными словами, уравнение множественной регрессии подтверждает гипотезу о том, что наиболее благоприятной для развития партий является пропорциональная избирательная система. Ведь именно при такой системе малые величины округов исключаются по определению.

     Последний  тезис позволяет мне сформулировать  ситуационное решение серьезной  технической проблемы, связанной  с проделанным регрессионным  анализом. Это воздействие так называемых "влиятельных точек", т.е. сильно отклоняющихся значений зависимой переменной, на общие результаты исследования [47]. Даже беглый взгляд на представленные в таблице 1 значения СВВО показывает, что "влиятельные точки" действительно есть - Красноярский край, Свердловская область и Краснодарский край. В свою очередь, статистический анализ позволяет заключить, что изъятие данных регионов из выборки заметно снижает как значимость переменной СВВО, так и объяснительную силу регрессионного уравнения в целом. Моя позиция, однако, состоит в том, что при решении задач настоящего исследования удаление "влиятельных точек" теоретически контрпродуктивно. Ведь в двух из этих регионов особенно много депутатов избирается по пропорциональной системе, а третий, Краснодарский край, использует полупропорциональную избирательную систему. Значит, без "влиятельных точек" уравнение регрессии просто не учитывает эффектов пропорциональности. Остающиеся после изъятия трех регионов системы со средневзвешенной величиной округа больше единицы зачастую практикуются там, где территориальная рассеянность населения не оставляет местным избирательным властям иного способа выполнить выдвигаемое Центризбиркомом требование о соблюдении "единой нормы представительства" (автономные округа). Таким образом, задачи содержательного политического анализа побуждают отвлечься от технически возможных погрешностей, связанных с "влиятельными точками". Надо, впрочем, отметить, что значения ВЭК и ИП вообще не подвержены сильным колебаниям.

     Мы видели, что эффекты всех независимых переменных статистически значимы. Но какие из этих эффектов сильнее прочих? Ответить на этот вопрос позволяют помещенные в таблице 4 стандартизированные коэффициенты. Оказывается, наибольшей объяснительной силой обладают ВЭК и СВВО (причем первая несколько сильнее), в то время как ИП заметно уступает обеим. О том же свидетельствуют парные корреляции между ПД и независимыми переменными: 0,56 и 0,48 между ПД и соответственно ВЭК и СВВО (оба коэффициента значимы на уровнях лучше, чем 0,001), но лишь 0,34 между ПД и ИП (значимо на уровне лучше, чем 0,01). Однако парные корреляции между ПК и независимыми переменными дают другую картину. Коэффициент корреляции между процентной долей партийных выдвиженцев среди кандидатов и голосованием за институционализированные партии оказывается весьма скромным (0,16) и статистически незначимым. ВЭК коррелирует с ПК значительно слабее, чем с ПД (0,38), но в то же время возрастает значение коэффициента корреляции между ПК и СВВО (до 0,54; оба коэффициента значимы на уровне лучше, чем 0,001). Таким образом, выясняется, что независимые переменные по-разному влияют на выдвижение партийных кандидатов и на их электоральный успех. О чем это свидетельствует, если учесть, что ПК и ПД, естественно, сильно статистически связаны друг с другом?

     Чтобы ответить  на этот вопрос, я предпринял  регрессионный анализ, в рамках  которого зависимой переменной  была, как и первоначально, доля  партийных депутатов, но к числу  независимых переменных была  добавлена доля партийных кандидатов. Оказалось, что при таком подходе статистическая значимость СВВО совершенно теряется. Результаты множественной регрессии, из которой, исходя из этого обстоятельства, СВВО была исключена вовсе, представлены в таблице 5. То, что процент объясненных данным регрессионным уравнением вариаций ПД возрастает до 74, не очень важно и с содержательной точки зрения может рассматриваться как артефакт. Важно то, что сохраняют свою значимость бета-коэффициенты ВЭК и ИП. Это значит, что если воздействие средневзвешенной величины округа на долю партийных депутатов можно рассматривать как косвенное, опосредствованное долей партийных выдвиженцев среди кандидатов, то собственно политические переменные оказывают на зависимую прямой эффект. Как показывают стандартизированные коэффициенты, ВЭК при этом сильнее, чем ИП (т.е. повторяется зависимость, которую мы наблюдали и в первом регрессионном уравнении).

     В таблице  6 представлены коэффициенты корреляции  между процентными долями представителей  отдельных партий в региональных законодательных собраниях и независимыми переменными, причем ИП заменена на доли голосов, поданных в 1995 году за соответствующие партии или их предшественниц. Как видно, мое ожидание относительно особого характера двух партий (КПРФ и "Яблока") вполне подтверждается данными. Именно они способны повторять свои успехи, достигнутые на общенациональных выборах, на региональных политических аренах. Особенно отчетливо это прослеживается у "Яблока", хотя надо отметить, что здесь сказывается эффект "влиятельных точек" - Камчатской области и Санкт-Петербурга. Результаты корреляционного анализа по КПРФ более скромные, но и эффект "влиятельных точек" гораздо слабее. Средневзвешенная величина округа почти не оказывает воздействия на электоральные шансы двух партий. Единственная переменная, по-разному влияющая на представительство КПРФ и "Яблока" в региональных законодательных собраниях, - это ВЭК: если коммунисты при ее возрастании выигрывают, и очень сильно, то для "Яблока" этот фактор совершенно безразличен. Оно и понятно. Взаимоотношения между региональными организациями КПРФ и местным начальством лишь в редких случаях можно охарактеризовать как мирное, но отстраненное сосуществование (правда, именно такая картина наблюдается в обоих городах федерального значения). В большинстве регионов коммунисты либо активно сотрудничают с главами исполнительной власти, либо пытаются им противостоять. Поэтому КПРФ и оказывается активной участницей конфликтов внутри региональных элит. Напротив, имидж "демократической оппозиции", тщательно культивируемый "Яблоком" на федеральном уровне, не препятствует ни его сотрудничеству с одними губернаторами (хотя оно никогда не бывает слишком тесным), ни умеренной оппозиционности по отношению к другим.

     Несколько  неожиданное, но явное сходство между собой обнаруживают другие партии - НДР и организации, связанные с Лебедем. В прямую противоположность институционализированным партиям, они почти не воспроизводят на региональных выборах свои прежние электоральные достижения: корреляции зависимой переменной с величинами Сп и Окр крайне слабые. Интересно, что при этом наблюдается некоторая связь между представительством обеих партий в законодательных собраниях и ВЭК. В случае с Лебедем, риторика которого всегда имела оппозиционный оттенок, это еще поддается прямолинейному объяснению, однако случай с НДР требует особого комментария. Судя по всему, на региональном уровне НДР выступал не просто как "партия власти" (и действительно,болыпинству губернаторов такая партия просто ни к чему), а как "партия власти под угрозой": главы исполнительной власти начинают заниматься партийной политикой лишь тогда, когда оказываются перед ясной перспективой лишиться власти в результате выборов. Это дополнительное подтверждение гипотезы о воздействии конфликтов внутри региональных элит на партийное развитие. Но, как показывают данные, главным стимулом к электоральному успеху НДР и связанных с Лебедем организаций служила избирательная система. Почему? Возможное объяснение состоит в том, что, хотя они и оставались в течение рассматриваемого периода наименее институционализированными как политические партии, доступные им ресурсы непартийного характера (административная мощь исполнительной власти и харизма Лебедя) были весьма значительными. Препятствуя институционализации, эти ресурсы сами по себе конвертировались в электоральный успех, но лишь при определенных условиях. Одним из таких условий, как видно, является избирательная система. И действительно, к тому, что способно побудить местного начальника или общероссийского харизматического лидера обратить внимание на партийное строительство, относится необходимость участвовать в выборах по пропорциональной списочной системе.

     Представительство  трех других партий (Аграрной, радикальных  коммунистов и ЛДПР) не подвержено воздействию выделенных мною факторов. Каждая из них имеет за спиной довольно длительную организационную историю, но, следуя реализованной выше объяснительной логике, можно предположить, что институционали-зироваться как партии они не смогли, а обзавестись дополнительными ресурсами, которые позволили бы выгадывать на избирательной системе, не сумели. Несколько выделяется на этом фоне лишь радикальная коммунистическая партия, обнаруживающая сходство в голосовании за своих кандидатов (но не за список) на выборах разных уровней. Это не удивительно, принимая во внимание тот факт, что РКРП - хоть и маргинальная, но все же организационно автономная партия, обладающая собственной идеологией. Оценивая результаты корреляционного анализа в целом, следует обратить внимание на небольшие значения коэффициентов корреляции между зависимыми переменными и значениями Сп и Окр. Такое отсутствие преемственности еще раз свидетельствует о крайне низком уровне развития партий в регионах России.

Заключение

    Проделанный анализ позволил идентифицировать ряд факторов, благоприятствующих развитию партий в регионах России. Прежде всего получила статистическое подтверждение гипотеза, согласно которой одним из таких факторов являются конфликты внутри региональных элит, протекающие на электоральных аренах при использовании партий как средства мобилизации избирателей. Этот фактор, как выяснилось, оказывает самое сильное по сравнению с прочими и прямое воздействие на партийное развитие. Показано, что партии, достигшие сравнительно высокого уровня институционализации, способны переносить на региональный уровень свои достигнутые в общероссийском масштабе успехи. Это дает избирателям возможность влиять на композицию представительной власти в соответствии со своими политическими предпочтениями. Возможность эта, однако, весьма ограниченная, и главным ограничителем оказывается недоразвитость самих партий. Наконец, весьма ощутимое воздействие на развитие партий оказывают избирательные системы. Однако в первую очередь плоды этого воздействия пожинают партии, замещающие собственное организационное развитие внешними ресурсами. А такие партии обычно нестабильны. Кроме того, воздействие избирательной системы на электоральный успех партийных кандидатов не носит прямого характера.

     Каковы перспективы развития партий на региональном уровне? Исходя из результатов проделанного анализа, эти перспективы следует оценивать без особого оптимизма. Как показано В. Гельманом, формирование "сообществ элит" и консолидация закрытых политических режимов в большинстве регионов России оставляет мало возможностей для проявления внутриэлитных конфликтов на электоральной арене и, следовательно, для партийной активности [48]. Разумеется, эта ситуация может измениться вследствие каких-то широкомасштабных политических сдвигов в стране, однако сегодня такая возможность остается гипотетической, пусть и достаточно высокой. Кроме того, направление этих сдвигов не обязательно будет благоприятным для партийного развития. Едва ли стоит связывать развитие партий и с "электоральной инженерией" на местах. Несомненно, повсеместное введение пропорциональных избирательных систем послужило бы толчком к столь же повсеместному форсированному развитию партий. Однако следует учитывать, что роль "электоральных инженеров" пришлось бы выполнять депутатам законодательных собраний, избранным по ныне действующим правилам. И едва ли эта роль для них привлекательна: ведь сами-то они добились успеха без партийных списков. Что касается глав исполнительной власти, то они, как правило, не заинтересованы во введении пропорциональных систем на выборах законодательных собраний. С их точки зрения, "губернаторским спискам" лучше оставаться виртуальными. Такая позиция вполне разумна: в условиях президентской системы многопартийный парламент - это, как правило, оппозиционный парламент [49]. К числу немногих регионов России, законодательно утвердивших пропорциональную систему, относится Омская область. Выборы по этим правилам не состоялись: официально - "в связи с отсутствием финансовых средств", а фактически - потому что пропорциональная система, по некоторым оценкам, примерно в полтора раза увеличила бы представительство оппозиционной КПРФ в законодательном собрании региона [50].

     Таким образом,  выясняется, что перспективы развития  партий на региональном уровне следует связывать не с политической жизнью самих регионов, а с одним из аспектов политического процесса страны в целом - с институционализацией общероссийских партий. Мы видели, что пока влияние этого фактора остается слабым. Развитие общероссийских партий систематически подрывают две фундаментальные характеристики институционального строя современной России - президентская система и жесткий федерализм [51]. Подобно многим новым демократиям Россия не избежала засилья политического персонализма, тоже не способствующего инсти-туционализации партий. Однако сравнительный анализ показывает, что она возможна и при сочетании президентской системы с федерализмом (США), и при господстве харизматических лидеров на политической арене (Франция). Думается, что особо неблагоприятный фон для развития партий в России создает колоссальная роль административных ресурсов в реализации практик соревновательной демократии. Эта роль проявляется в многочисленных попытках создания "партии власти". Именно она, как показала вся история думских выборов в России, и является основным институциональным носителем электоральной неустойчивости и политической фрагментации в России. В основе данного феномена лежат, в частности, особенности экономического строя страны, которые не могут быть предметом обсуждения в рамках настоящей статьи. Можно лишь констатировать, что административное строительство искусственных, лишенных четких программных ориентиров "партий" и "блоков" - это фактор, не только не преодолевающий недоразвитость российской партийной системы, но и закрепляющий ее. Альтернативой такому положению дел служит, разумеется, развитие общероссийских партий, которые в России иногда называют "гражданскими", т.е. партий в собственном смысле слова.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Таблица 1

Уровень партийного представительства в российской региональной политикеРегионы ПД ПК ВЭК  ИП СВВО 

Адыгея 48,9 45,0 0  75,9 1,4 

Республика Алтай 4,9 13,9 1  40,1 1,0 

Башкортостан 1,1 2,2 0  45,2 1,8 

Бурятия 0,0 0,0 0  49,7 0,5 

Дагестан 0,0 0,0 0  58,2 0,3 

Кабардино-Балкария 7,0 17,0 0  32,4 2,0 

Калмыкия 0,0 2,2 0  23,4 0,6 

Карачаево-Черкесия 20,5 13,8 0  74,2 1,0 

Карелия 27,9 23,8 1  36,5 1,6 

Коми 8,0 23,8 0  18,6 1,0 

Марий Эл 10.6 12,2 1  21,4 1,0 

Саха-Якутия 7,5 8,1 0  50,1 1,0 

Северная Осетия 9,6 19,7 1  67,4 0,5