Еще ярче
персонализм проявился в деятельности
другой организации, весьма широко
представленной на региональном
уровне, - Либерально-демократической
партии России (ЛДПР). Ей удалось
добиться представительства лишь
в пяти законодательных собраниях, однако кандидаты выдвигались
почти повсеместно. Сходной тактики ЛДПР
придерживалась на думских выборах 1995
года, когда ее кандидаты попробовали
свои силы в подавляющем большинстве одномандатных
округов, но победа была одержана лишь
в одном. Региональные кампании тоже не
принесли ЛДПР особого успеха. Даже в Псковской
области, где член ЛДПР возглавляет исполнительную
ветвь власти, ей удалось завоевать лишь
два мандата - вдвое меньше, чем коалиции
левых сил. В Новосибирской области ЛДПР
добилась относительного успеха и на думских
выборах, и на выборах местного самоуправления
города Новосибирска, но в законодательном
собрании региона ей не удалось получить
ни одного места. Провалы ЛДПР на местном
уровне объясняются тем, что ее кандидаты
- это, как правило, политические маргиналы,
не вызывающие доверия у избирателей.
Вряд ли и само руководство ЛДПР относится
к их перспективам с особым оптимизмом.
Массовое выдвижение кандидатов - это
один из способов привлечь внимание к
самой ЛДПР, доказать ее повсеместное
присутствие на российской политической
арене и тем самым улучшить шансы партии
и ее вождя на думских выборах. Разумеется,
основным источником успеха ЛДПР на общероссийских
выборах 1993-го и 1995-го годов была фигура
ее лидера В. Жириновского. На региональный
уровень этот успех не транслируется.
Общероссийская
партия, которой, как кажется,
удалось избежать опасностей
политического персонализма, - это
«Яблоко». Разумеется, подобно ЛДПР
и ориентирующимся на Лебедя
группам значительной частью
своих успехов «Яблоко» обязано ситуационной
харизме своего лидера Явлинского. Но
существует и различие, достаточно отчетливо
проявляющееся в избранной «Яблоком»
стратегии выдвижения кандидатов. Как
правило, партия делает ставку на «проходных»
кандидатов, сознательно воздерживаясь
от поддержки слабых. Выдвиженцы «Яблока»
завоевали места в десяти законодательных
собраниях, причем в Камчатской области,
Москве и Санкт-Петербурге «яблочные»
фракции весьма значительны и оказывают
серьезное влияние на региональные политические
процессы. Как и на общероссийской политической
арене, «Яблоко» на местах избегает коалиций.
Лишь в одном регионе (Смоленской области)
его альянс со сторонниками Лебедя не
был фиктивным. Не был он и успешным. В
Калининградской области «Яблоко» совместно
с НДР и рядом других организаций участвовало
в создании блока «Янтарный край России».
В целом, однако, «Яблоко» предпочитает
выдвигать своих кандидатов. Стремление
к их успеху иногда побуждает организации
«Яблока» поддерживать политиков, располагающих
значительными электоральными ресурсами,
но не очень склонных следовать провозглашаемой
Явлинским линии «демократической альтернативы».
По некоторым (возможно, преувеличенным)
оценкам, это сделало «яблочных» депутатов
в Ростовской области придатком местной
«партии власти». Ясно, что слишком тесные
связи с местными властями могут повредить
«Яблоку» на общероссийских выборах. Симптоматично,
что одна из сильнейших региональных организаций
партии, санктпетербургская, вышла из
формальной коалиции с губернатором города
в январе 1999 года.
Другие общероссийские
партии представлены на региональном
уровне лишь эпизодически. Выдвиженцы
партии «Демократический выбор
России» есть в законо aтeльнoм
собрании Москвы, а в составе
коалиции и в Санкт-Петербурге.
Другие организации, придерживающиеся сходных
идеологических установок, практически
эдшли на нет. Сколько-нибудь заметные
националистические группы, если не считать
1ДПР, тоже немногочисленны и слабы. Такие
группы участвовали в выборах во многих
регионах, но успехи их более чем скромные:
лишь в Новосибирской и Тульской областях
им удалось получить по одному мандату:
«Левоцентристским» партиям (наиболее
заметные из них - «социалистические»
партии И. Рыбкина и В. Брынцалова) вообще
не удалось добиться представительства.
По меньшей мере в одном регионе (Челябинской
области) «социалисты» прямо обвинялись
в том, что они пошли на выборы исключительно
с целью отобрать голоса у коммунистических
кандидатов. Преследуя ту же самую цель,
власти Саратовской области способствовали
регистрации «Саратовского отделения
Народно-патриотического союза», кандидаты
которого конкурировали с членами КПРФ,
выдвинутыми непосредственно избирателями.
В Санкт-Петербурге в выборах участвовало
фальшивое «Яблоко», опять-таки наряду
с настоящим. Переходя к созданным на местах
политическим партиям, следует отметить,
что и они не очень заметны. Лишь в двух
регионах (Свердловской области и Удмуртии)
сложилось нечто подобное особым партийным
системам (причем в последнем случае основой
наиболее сильного местного блока «Удмуртия»
послужила АПР). Местные партийные системы
нестабильны. «Ротационные» выборы 1998
года в Свердловской области сильно изменили
композицию политических сил в регионе,
а удмуртские организации просто-напросто
не дожили до следующих выборов. В частности,
«Удмуртия», вступив в союз с московским
мэром, уже не участвовала в выборах 1999
года в качестве самостоятельной организации.
Кроме того,
в регионах довольно широко
распространены так называемые
«квазиполитические организации» (КПО), которым удалось добиться представительства
в 29 законодательных собраниях. В настоящей
статье термин «квазиполитические организации»
[23] применяется для отображения следующих
категорий участников регионального политического
процесса: 1) женские, молодежные и ветеранские
организации; 2) профсоюзы, другие организации
профессионального представительства,
ассоциации предпринимателей и товаропроизводителей;
3) ассоциации в защиту интересов налогоплательщиков
и потребителей; 4) клубы избирателей. Критериями,
позволяющими отнести ту или иную группу
к числу КПО, служат ее исключительно местный
(но не общероссийский или межрегиональный)
и политический (но не профессиональный
или корпоративный) статус, а также отсутствие
политических программных требований.
По последнему основанию к числу КПО не
отнесены, например, молодежные коммунистические
организации. За цифрами, приведенными
в таблице 1, стоят не только политические,
но и квазиполитические организации.
Не ведет
ли такой «уравнительный» подход
к снижению достоверности результатов статистического
анализа? Отчасти этот подход является
вынужденным, ибо публикации избирательных
комиссий, на которые опирается настоящий
анализ, такого различия не проводят. Но
есть и содержательные соображения в пользу
того, что КПО заслуживают учета при изучении
региональной партийной политики. Во-первых,
можно утверждать, что, как и в некоторых
других странах, переходящих к демократии,
в России квазиполитические организации
играют известную роль в структурировании
межпартийного соревнования даже без
выдвижения политических требований [24].
Во-вторых (и это, видимо, более важно),
квазиполитические организации нередко
преследуют скрытые политические цели.
Например, в Астраханской области «Яблоко»
не выдвигало собственных кандидатов.
Вместо этого была создана квазиполитическая
организация (блок «Защита прав налогоплательщиков»),
которая и участвовала в выборах. Очевидно,
план состоял в том, что немногочисленные
твердые сторонники «Яблока» в любом случае
выяснили бы, кто есть кто, а для прочих
избирателей «Защита прав налогоплательщиков»
послужила бы привлекательным лозунгом.
В Рязанской области некоторые «демократы»,
справедливо сомневаясь в своих электоральных
возможностях, предпочли выдвигаться
от «Организации социал-гигиенистов и
организаторов здравоохранения». По меньшей
мере в двух регионах (Курской и Саратовской
областях) сторонники действующих губернаторов
выдвигались ветеранскими организациями.
Можно предположить, что подобные ситуации
не исключительны, а скорее типичны. Однако
имеющиеся источники не позволяют проследить
их на всей совокупности случаев.
В таблице
2 представлены данные о процентных
долях членов тех или иных
партий в тех 67 регионах, где
партийным выдвиженцам удалось
добиться хотя бы минимального
представительства в законодательных собраниях.
Ясно, что приводимые цифры по каждому
региону в сумме должны давать значения,
которые представлены в колонке ПД таблицы
1. Некоторые различия - следствия округления.
Названия отдельных квазиполитических
организаций не приводятся, так как они
часто весьма пространны, но, как правило,
мало что говорят об их политических целях.
Рабочие гипотезы и независимые
переменные
Что способствует
развитию партий в регионах
России? Один из возможных ответов
на этот вопрос был сформулирован на основе качественного
анализа политических процессов, протекавших
в 1992-1996-е годы в Свердловской области
и в ряде других регионов России. В кратком
изложении этот ответ выглядит так: стимул
к развитию политических партий дает «конфликт
внутри [региональной] элиты, 1) развертывающийся
в ходе электорального соревнования, в
рамках которого 2) решающую роль играют
политические партии, а не альтернативные
формы политической мобилизации, причем
3) исходом этого конфликта не является
полная и окончательная победа одной из
группировок элиты» [25, с. 31]. Для того чтобы
проверить данную гипотезу путем количественного
анализа, необходимо ее операционализировать.
Эта задача не решается без весьма ощутимых
информационных потерь. Тем не менее можно
обратить внимание на то, что в приведенном
выше определении есть элемент, легко
поддающийся формализации. Это сам факт
проведения важных (т. е. оказавших существенное
воздействие на политический процесс)
и соревновательных выборов, разрешающих
конфликт внутри региональной элиты. Из
этого факта я и буду исходить в дальнейшем.
В 84 из 86 регионов, включенных
в мою выборку, институциональное
устройство носит президентский
или, реже, президентско-парламентский
характер. Верховная исполнительная
власть принадлежит прямо избираемым
населением губернаторам, главам администраций,
президентам, главам республик или правительств
и т. д. Для удобства анализа все носители
подобных должностей в дальнейшем будут
определяться как «главы регионов». Лишь
в одной республике (Карачаево-Черкесии)
выборы главы региона не проводились в
течение всего периода наблюдений (1995-1998
годы). В остальных случаях такие выборы
имели место: 13 в 1995 году, 46 в 1996 году, 8 в
1998 году. В Нижегородской области выборы
главы исполнительной власти успели пройти
даже дважды, в 1995-м и 1997-м годах. Только
две республики (Дагестан и Удмуртия) сохраняли
политические устройства, иногда именуемые
парламентскими, хотя оба скорее напоминают
выделяемую в сравнительной литературе
«ассамблейнонезависимую» систему [26,
с. 208J. Там прямых выборов глав исполнительной
власти, естественно, не было. Таким образом,
«важные» выборы состоялись в подавляющем
большинстве регионов. Индикатором соревновательности
в рамках настоящего анализа послужило
то, победил ли на выборах прежний глава
региона. Кроме того, необходимо учесть
роль партий. Им приписывается важная
роль, если один из двух основных участников
выборов главы исполнительной власти
выдвигался или заявил о своем членстве
в одной из организаций, принимавших участие
также и в выборах законодательного собрания
(формальное членство глав исполнительной
власти в руководящих органах НДР при
этом во внимание не принималось). Значения
построенной на основе этих критериев
переменной «внутриэлитный конфликт»
(ВЭК) определены следующим образом. Для
Карачаево-Черкесии и 41 региона, где выборы
проводились, но увенчались победой действовавших
глав исполнительной власти, ей приписаны
нулевые значения. Особый случай представляет
Иркутская область, где выборы состоялись
после добровольной отставки действующего
губернатора и привели к победе поддерживаемого
им кандидата (ВЭК=0; это относится и к нижегородским
выборам 1997 г.). Если действовавший на момент
выборов губернатор терпел поражение,
то ВЭК присваивалось значение 1 (если
партии не сыграли важной роли в определенном
выше понимании) или 2 (если сыграли). В
Кемеровской области победу одержал действовавший
глава исполнительной власти А. Тулеев.
Но, исходя из того факта, что, будучи известным
оппозиционером и лидером местного политического
движения, связанного тогда с КПРФ, Тулеев
был назначен на свою должность незадолго
до выборов, я присвоил ВЭК для Кемеровской
области значение 2. Такое же значение
ВЭК приписано Удмуртии, председатель
Государственного совета которой избирается
парламентом. В 1995 году избранию А. Волкова
на этот пост предшествовала исключительно
острая политическая кампания, увенчавшаяся
электоральным успехом блока "Удмуртия".
Ясно, что сконструированный
таким образом индекс ВЭК -
далеко не совершенное средство
анализа. Достаточно заметить, что хотя
иногда действовавшим главам исполнительной
власти удавалось наголову разгромить
своих соперников, так что их победа может
рассматриваться как безусловный индикатор
отсутствия у этих соперников сколько-нибудь
значимых политических ресурсов, чаще
реальное соперничество все же имело место.
Логично предположить, что более точный
индекс электоральной соревновательности
позволил бы уменьшить информационные
потери. Такие индексы, основанные на учете
электоральной силы действующего носителя
должности, достаточно широко применяются,
например, при изучении местных выборов
в США [27]. Самый простой из них - это, конечно,
арифметическая разница между долями
голосов, поданных за носителя должности
и его ближайшего соперника. Но ни эта,
ни более сложные меры, сконструированные
сходным образом, не могут быть продуктивно
применены для изучения российской региональной
политики. Причина состоит в том, что в
институциональном отношении регионы
России гораздо многообразнее, чем, скажем,
штаты США. Прежде всего для избрания глав
регионов применяются как системы простого
большинства, так и мажоритарные системы,
что делает результаты выборов не вполне
сопоставимыми. Правила регистрации кандидатов
тоже различны. Например, в Новгородской
области для регистрации кандидата требовалось
собрать подписи 0,2% избирателей, результатом
чего стало участие в выборах восьми кандидатов.
В Саратовской области порог был поднят
до 2%, и в выборах участвовали лишь трое.
Соответственно в Саратовской области
преимущество главы региона составило
64,1%, а в Новгородской - 47,2% [28, с. 269-272, 323-326].
Значит ли это, что уровни реальной соревновательности
различались в полтора раза? Нет. С содержательной
стороны ситуации в двух регионах были
очень схожи друг с другом. Таким образом,
погоня за более дробными (а предположительно
более точными) числовыми показателями
могла привести лишь к дополнительным
информационным потерям.
Вторая рабочая гипотеза
очень проста. Она состоит в
том, что по крайней мере
некоторые партии способны воспроизводить
свои успехи, достигнутые в данном регионе
на общероссийских выборах, на уровне
региональной политики. Иными словами,
партии развиваются потому, что, раз поддержав
их, избиратели поступают так и в дальнейшем.
Нет нужды подробно останавливаться на
том, что данная гипотеза смещает фокус
исследования с конфликтующих элит на
фигуру, гораздо чаще рассматриваемую
в рамках нормативных теорий демократии
как основное условие ее существования
- сознательного гражданина. Важнее разобраться,
какие именно партии способны удержать
своих избирателей. Общероссийские выборы,
в которых партии играют относительно
важную роль, - это, конечно, выборы нижней
палаты Федерального Собрания. Мы видели,
что на региональном уровне более или
менее систематически присутствуют семь
организаций. Пять из них -КПРФ, НДР, ЛДПР,
"Яблоко" и АПР - участвовали в думских
выборах 1995 года. РКРП послужила главной
составляющей избирательного блока "Коммунисты-Трудовая
Россия-За Советский Союз" (КТР). Случай
ориентирующихся на Лебедя, организаций
более проблематичен, но можно утверждать,
что значительная часть голосов, отданных
Конгрессу русских общин (КРО), фактически
предназначалась Лебедю. Больше того,
поражение КРО и его последовавшая дезинтеграция
побудили многих активистов кампании
1995 года присоединиться к «Чести и Родине»
и другим пролебедевским группам. Так
что существует и определенная организационная
преемственность.