Элита в «вертикальном» обществе

  Постепенно  парламентская и правительственная  карьеры стали двумя различными путями канализации наверх, что было не характерно для советской элиты, для которой парламентский мандат был соответствующим атрибутом номенклатурного статуса. Теперь же появилась новая  профессиональная группа внутри элиты – избираемые чиновники.

  В составе новой политической элиты России произошли значительные изменения в образовательном, возрастном и профессиональном планах.

  Так, правительство и элита в регионах стали моложе почти на десять лет. В то же время парламент немного  постарел, что объясняется искусственным его омоложением в брежневский период. Прекращение квотирования по возрасту освободило высшую законодательную власть страны, как от комсомольцев, так и от квотируемых молодых рабочих и колхозников.

  При В.Путине в правящей элите значительно  возрос удельный вес людей в погонах: каждый четвертый представитель элиты стал военным (при Б.Ельцине доля военных в элите составляла 11,2%, при В.Путине – 25,1%). Такая тенденция совпала с ожиданиями общества, так как репутация военных как честных, ответственных, политически не ангажированных профессионалов выгодно отличала их от других элитных групп, имидж которых связывался с воровством, коррупцией, демагогией. Массовое привлечение военных на государственную службу было вызвано также отсутствием кадрового резерва. Главными отличительными чертами путинской элиты стали снижение доли «интеллектуалов», имеющих ученую степень (при Б.Ельцине – 52,5%, при В.Путине – 20,9%), уменьшение и без того крайне низкого представительства женщин в элите (с 2,9% до 1,7%), «провинциализация» элиты и резкое увеличение числа военных, которых стали называть «силовиками» (представители вооруженных сил, федеральной службы безопасности, пограничных войск, министерства внутренних дел и т.д.).[3, c. 29]

  Для последней волны правящей элиты  также характерно увеличение доли земляков главы государства (с 13,2% при Б.Ельцине до 21,3% при В.Путине) и рост доли бизнесменов (с 1,6% при Б.Ельцине до 11,3% при В.Путине).[4, c.114]

     1.3 Возможные направления развития российской политической элиты

     Реформирование  общественной системы в постсоветской  России послужило причиной резкого  усиления конфликтности и разобщенности  в политической элите страны. Проводимые преобразования вызывали неоднозначную реакцию, как среди основных субъектов политики, так и у граждан страны.

     Становление новой модели политической  элиты прошло через несколько этапов. Общим для всех этих этапов было активное участие в социальных процессах региональных лидеров. Присутствие руководителей регионов в элите является для России традиционным, а значит, в радикально изменившихся условиях общественная система стремилась воспроизвести, хотя бы в основных чертах, типичную для нее модель управления.[6, c. 22]

     Очень динамично менялся кадровый состав политической элиты. В условиях отсутствия единства и жесткой конкурентной борьбы, что явилось результатом целенаправленной политики Б.Ельцина, следовавшего принципу "Разделяй и властвуй", поддержку Президента получали только команды радикал-реформаторов.[7, c. 217]

     Элита активно стремилась выработать новые  механизмы и процедуры рекрутирования сторонников в свои ряды. Однако наличие авторитарного сознания у политиков и одновременно желание  формировать демократические нормы противоречили друг другу и неизбежно приводили к проблемам и конфликтам.

     Завершенной, хорошо работающей системы пополнения элиты нет до сих пор, и это говорит о том, что в целом политическая система России еще не сформирована.

     Развитие  политической элиты идет от разобщенной к консенсусной, т.е. склонной на основе компромиссов приходить к единому мнению. Это не означает, что элитные группы стремятся к единению (хотя есть и такие тенденции), они не готовы к этому. Впрочем, стране нужно не единство политической элиты, а ее способность решать государственные проблемы.[4, c.117]

     Однако  в России укрепление государства  означает укрепление не всей политической элиты, а только правящей. Эта специфика - следствие авторитарной общественной системы. И если взятый курс не будет изменен, то следует ожидать еще большего укрепления находящейся у власти элиты.

     У этого процесса есть положительные  стороны. Усиление государства и  политической элиты приведет к повышению эффективности правовой системы. И в этой связи можно оспорить еще один ложный тезис о России: будто бы усиление роли государства увеличивает могущество чиновников.

     Возникает вопрос: сколько времени есть в  наличии у политической элиты для решения таких проблем, как улучшение ее качественного состава, повышение эффективности государственной власти, улучшение социально-экономической ситуации в стране и некоторых других? Это время ограничивается "кредитом доверия", т.е. периодом, пока население готово верить правящей элите, ждать решения данных проблем, не прибегая к массовым акциям протеста и голосуя на выборах за представителей этой элиты. По замечанию профессора А.Галкина, исторический опыт показывает, что "в России кредит доверия к власти исчезает так же быстро, как и возникает".[5, c. 285] Следовательно, у современной российской политической элиты для эффективного решения существующих проблем в обществе осталось в запасе 2-3 года, пока еще высок кредит доверия населения.

     Если  за этот период ситуация не изменится  к лучшему, страну ждут два варианта развития: либо возврат к ситуации 1990-х гг., т.е. резкое ухудшение положения населения, ослабление государства и его институтов, еще большая коррумпированность и криминализация власти, усиление борьбы между отдельными элитными группами, в том числе с применением силы, либо создание авторитарного государства.

Глава II. Исследования на основе статьи

2.1 Возникновение понятия и теории элит

      В проекте исследования элиты были задействованы Лев Дмитриевич Гудков, Борис Владимирович Дубин, Юрий Александрович Левада, а так же Татьяна Евгеньевна Ворожейкина, Михаил Николаевич Афанасьев, Ольга Викторовна Крыштановская и Евгений Григорьевич Ясин.

        Инициатива проведения такого исследования и замысел принадлежат Е. Ясину, который примерно в конце 2004 г. выдвинул гипотезу о том, что население вполне довольно нынешним руководством страной, а элита, ощущающая свою ответственность за будущее развитие страны, явно недовольна сворачиванием реформ, усилением репрессивных тенденций, ограничением демократических свобод, административным давлением на экономику и пр.

      Таким образом, проблема была сформулирована так: каковы источники развития в стране, есть ли силы в российском обществе, которые могли бы обеспечить модернизацию общества в условиях, когда авторитарный режим, централизованный контроль власти над все большими сферами общественной жизни оказывают угнетающее и парализующее воздействие на инновационные группы, блокируя процессы функциональной дифференциации и специализации, а значит, автономию и свободу групп, обладающих наивысшим потенциалом и ресурсами, наиболее продуктивных сил в обществе в соответствующие им системы коммуникации, обмена, представительства и управления социальными процессами?

      Трудности у исследователей возникали нескольких видов. Во-первых доступность. Если в 1993—1994 гг., когда наш центр проводил ряд исследовании элит, никаких особых проблем взаимодействия с высокостатусными ее представителями не было, то сегодня ситуация абсолютно другая. Нынешняя элита предельно закрыта, просто абсолютно недоступна. Можно считать эту ее особенность одной из важнейших характеристик нынешней ситуации.

      Второе, — проблема теоретического плана: размытость и неопределенность самой проблематики элиты. Дело в том, что понятие “элита” было привнесено в Россию из западной социологии или западных политических наук без особой теоретической и методологической рефлексии. Оно используются как постсоветский эквивалент номенклатуры, “лиц, принимающих решения, или “лиц, обслуживающих власть, с одной стороны. С другой стороны, оно трактуется как суррогат прежнего понятия “интеллигенция”, то есть группы, обладающей особыми символическим и ресурсами, знаниями, культурой, идеями, пониманием, моральными и тому подобными особыми качествами.

      Элита в этом отношении — и лица, принимающие решение, и лица, влияющие на принятие решения. Другими словами, элитные свойства определялись через позицию в социальной иерархии и через функцию, главным образом, политического управления. Анализ западной литературы не дает ответ на наш вопрос, поскольку специфика отечественной политической системы заключается в том, что это посттоталитарный режим, а не демократическая и не просто бюрократическая система организации управления. В этом суть и смысл проблемы элиты в неконкурентном обществе.

      Эта неясность характерна даже для такой  яркой работы, как “Анатомия российской элиты” О. Крыштановской. Но, оценивая ее как одно из сложнейших, безусловно, важных исследований, мы внутренне не соглашались с автором, относящим к элите высокостатусные группы. Чтобы прояснить наши сомнения, нам пришлось заняться теоретическим разбором проблемы элиты.

      В открытом, конкурентном, демократическом и научном обществе под элитой понимается совокупность лиц, демонстрирующие наивысшие достижения в своей отрасли. Среди критериев отбора в эту группу при знание (профессиональное или групповое) успеха, достижение, которое становится образцом для других, которому следуют и которое тиражируют, воспроизводят и развивают. Группы, демонстрирующие это, завоевывают престиж, пользуются авторитетом, получают признание именно за счет своих образцовых достижений. Соответственно, в проблематику элиты входят несколько вопросов. Первый: кто определяет или классифицирует кандидатов в элиту? Второй: на основе каких критериев происходит признание кандидатов в элиту; каковы тут механизмы отбора? Третий: как этот отбор связан с социальным порядком, социальной структурой, поскольку закрепления, признанные авторитетной группой, становятся основой для вознаграждения, гратификации социального авторитета, а значит, с этой стороны, являются важнейшим моментом социальной стратификации.

      Таким образом, социальный порядок, основанный на открытой системе достижений не вызывает возмущения. То есть здесь речь идет уже не об оппозиционной элите, закрытом (традиционной, аристократическом или корпоративном, сословном) сообществе, а о том, что в открытом конкурентном обществе социальный порядок основывается на  определенных признанных достижениях.

      Л.Д.Гудков предлагает свою версию «Понятие “элита” носит не столько предметный, описательный характер, сколько объяснительный. Эта конструкция облегчает понимание ситуации и у нас, и в западном обществе. Её назначение в теоретическом смысле (она связывает разные области теоретических знаний). Соответственно, она внутренне связана с конструкцией открытого общества, модернизирующегося, демократического общества». [9, c. 23]

      2.2 Модернизация политических элит

      Можно выделить три зафиксированных идеи о модернизации России, высказываемые  представителями российской элиты. Первая — путь ускоренных преобразований по европейской модели. Вторая—  нечто вроде шведского социализма (государства, обеспечивающего всеобщую социальную справедливость). И, наконец, небольшая часть таких представлений связана с вариантом так называемой авторитарной модернизации — проведением рыночных реформ при консервативной, диктаторской или недемократической, жесткой, авторитарной политической системе.

      В хронологии примерно между 1993—1994 гг. и 1998—1999 гг., когда образовался уже  подступ к нынешнему режиму, исследователей очень интересовала система переходов и  перегибов. Именно там можно проследить как бы зарождение некоторого “брожения умов” вокруг категории “элита”. Не было такой категории ни в 1987, ни в 1988, ни в 1989 гг. Не было в ней необходимости. Она появилась, как только преобразования начали замедляться и представлявшие их голоса экспертов и консультантов стали говорить, что хватит реформ, давайте переходить к тому, чего от нас требует народ, к стабильности и порядку, категория элиты оказалось востребованной, и это парадокс. Ведь сама категория “элиты” в том смысле, о котором Лев Дмитриевич говорил, конечно, связана с идеей модернизации и идеей развития. В конечном счете, проблематика так называемой элиты распалась на проблематику номенклатуры и проблематику интеллигенции.

      Татьяна Евгеньевна Ворожейкина предлагает свои модели модернизации: «Я думаю, что самое важное и необходимое условие для успешности модернизации “сверху” заключается в том, чтобы в этом случае собственность была отделена от власти. Единственный такой случай чилийский. Там интересы государственной власти были представлены А. Пиночетом и военными, и они были разделены  интересами собственников. В этом смысле система была авторитарно-институционализированная. Второго такого опыта в Латинской Америке нет».[9, c. 28]

      Есть  и мексиканская модель, которая существовала в условиях конституционно революционной партии. Здесь была проведена модернизация при существенном сохранении единства власти и собственности. В конституционно-революционную партию одновременно входили и крупнейшие собственники, владевшие и управлявшие госсобственностью, и политическая верхушка (включающая в себя о профсоюз). Здесь интересны взаимоотношения мексиканского режима е корпорациями частных собственников. Действовала в интересах крупного и среднего капитала, крупнейшие ассоциации которого не включались в правящую партию, но были признаны публичными. В нашем смысле слова, государственными институтами.