Теория столкновения цивилизаций С. Хантингтона

     Как считает Хантингтон, события в  Югославии развивались в рамках контактного конфликта. Когда католическая Хорватия провозгласила свою независимость, ее сразу же поддержала католическая Бавария, а под ее давлением  - вся Германия, Европейский Союз, практически подтвердив ее суверенитет, предоставив ей дипломатическое признание. Россия, в свою очередь,   изначально встала на сторону православной Сербии. Единственной стороной, которая не имела возможности заручиться поддержкой в Европе, были, согласно концепции Хантингтона, боснийцы-мусульмане, но им стали оказывать помощь мусульманские страны - Турция, Иран, Саудовская Аравия. Все три стороны данного конфликта, несмотря на эмбарго ООН, получали помощь (оружие, стратегические товары) от «родных» им цивилизаций: сербы – от России и Украины, хорваты - от Германии, а мусульмане - от Турции и Ирана.

     Правда, Хантингтон все-таки вскользь признает, что Соединенные Штаты Америки, будучи «сердцевинной» державой Западной цивилизации, почему-то оказали поддержку мусульманам, но он всячески пытается преуменьшить масштабы этой помощи.

     За  подобной попыткой увести в тень факт помощи боснийским мусульманам кроется несоответствие реалиям конфликта концепции «Столкновения цивилизаций». Сочувствие боснийцам-мусульманам в Европе и США было весьма широким и распространенным. Не последнюю роль в «сочувствии угнетенным мусульманам» сыграли СМИ. Ни для кого не секрет, что на протяжении всего Югославского конфликта в наиболее влиятельных СМИ появлялись сообщения о зверствах сербов по отношению к официальным боснийским лицам, женщинам и детям, которые, впоследствии оказывались просто вымыслом. Источники подобных «PR-акций» вполне понятны, если учесть, что, по некоторым данным, до 75% информации, которая циркулирует в европейских СМИ, - американского происхождения.  Ясно, что Хантингтон, во благо «работоспособности» своей теории, игнорирует вполне реальные факты, и, если приглядеться – весьма многочисленные: Геноцид в Руанде был совершен одним африканским племенем по отношению к другому, их не разделяет ни религия, ни язык, и они столетиями жили бок о бок и вперемешку. Россия помогала мусульманской Абхазии в ее войне против православной Грузии. В Южной Корее и на Тайване все шире распространяется христианство, никак не укладывающееся в китайскую цивилизацию, а заодно и демократия - считать ли это нарушением культурной дисциплины? Именно подобное несоответствие концепции Хантингтона реалиям международным конфликтов, порой, служит веским доводом в устах оппонентов теории «Столкновения цивилизацтй»:  Под влиянием Хантингтона и набирающего силу “неоевразийства” геополитика ныне отводит заметное место в своих построениях культурно-цивилизационным и конфессиональным факторам. В то же время хантингтоновская концепция “столкновения цивилизаций” неоднозначно оценивается геополитиками – прежде всего потому, что большинство современных конфликтов протекают внутри отдельных цивилизаций, а всевозможные “дуги нестабильности” выстраиваются не столько на спорной, “лимитрофной” по отношению к нескольким цивилизациям территории, сколько внутри соответствующих социокультурных ареалов. 

     2.2. С. Хантингтон: «Современная глобальная политика - это век мусульманских войн». 

     Во  всем мире сегодня наблюдаются всплески насилия. В чем их основная причина, и перерастут ли они в масштабный глобальный конфликт? О предпосылках возможного «столкновение цивилизаций» рассуждает Сэмюэль Хантингтон: «Современная глобальная политика - это век мусульманских войн. Мусульмане борются друг против друга, а также против немусульман намного чаще, чем народы, принадлежащие к другим цивилизациям. Войны мусульман пришли на смену холодной войне, которая до этого являлась основной формой международного конфликта. К ним относятся террористические, партизанские, гражданские войны и межгосударственные конфликты. Эти примеры насилия мусульман могут перерасти в глобальное столкновение цивилизаций между Исламом и Западом, а также между Исламом и Остальными. Возможно, однако, что этого и не случится и, что более вероятно, всплески насилия при участии мусульман останутся хаотичными, частыми и различными по своей форме».

     В своих статьях, посвященных положению глобальной политики после «11 сентября», Хантингтон постоянно делает акцент на культурном аспекте, отводя ему главенствующую роль в большинстве современных конфликтов. Важными, по моему мнению, является присутствие в рассуждениях Хантингтона некоторых весьма интересных моментов:

          1. Взаимосвязь того, что Хантингтон называет «возрождение исламского сознания» с глобализационными процессами во всем мире, в частности, в азиатском регионе по западному стандарту. Хантингтон пишет: «Это исламское возрождение в основном является ответом на модернизацию и глобализацию, и в большинстве случаев этот ответ весьма конструктивен». Проблема заключается в том, что попытки модернизации мусульманского мира странами Запада проводились настолько, насколько эта модернизация позволяла контролировать данные страны в известных условиях международной системы до падения биполярного мира. Фигурально выражаясь, те модернизационные процессы, которые до сих пор имели места в  мусульманском мире, были «игрой в одни ворота». Цели данной модернизации были продиктованы политикой «сверхдержавы», соответствовали краткосрочными стратегическим интересам.

     «В той мере, в какой государство-нация не соответствует социокультурным традициям обществ-импортеров, члены этих обществ не чувствуют связанными с данной моделью политического устройства, не идентифицируют себя с ней. Отсюда наблюдаемый в постколониальных странах феномен отторжения гражданских отношений. А поскольку социальная динамика не терпит пустоты, это отторжение ведет социальных акторов к поиску новых идентичностей и иных форм социо-политической организации. С этим связано такое явление, получившее широкое распространение в современном мире (и несущее в себе огромный конфликтный потенциал), как партикуляризм, который ошибочно отождествляют с национализмом и пробуждением наций. На самом деле происходит как раз обратное. Инфляция идентичности характеризуется в действительности ненадежностью способов ее кристаллизации и поиском замещающих ее иных форм социальных и политических отношений. Такой поиск идет как в направлении микрокоммунитарных реконструкций («я не чувствую себя гражданином, следовательно, вместо этого я рассматриваю себя прежде всего как члена моего клана, даже моей семьи, моей деревни»), так и создание макрокоммунитарных связей (я идентифицирую себя с определенной религией, с определенной языковой, культурной или исторической общностью, которая выходит за пространственные рамки прежних наций-государств)».

     Вследствие  дисбаланса развития территорий, на которые проводилась экспансия элементов развитого мира, неучтенного культурного фактора, отсутствия реального планомерного развития общества и становления национальных общественно-политических институтов, случилась вполне очевидная ситуация, когда, вследствие необратимых глобализационных тенденций, транспортных инфраструктур, миграционных процессов в глобальном масштабе, мир неизбежно перестает быть «игрой в одни ворота. Новый мир становится взаимозависимым, динамичным, многоликим, и развивающийся мир более не хочет «сидеть на скамейке запасных», и, если «кто-то» считает, что он (развивающийся мир) не усвоил правила игры, он не замедлит придумать свои.

          2. Еще один важный момент, который часто отмечает  Хантингтон при характеристике современных международной системы – это восхождение на мировую политическую арену новых акторов – НПО (неправительственных организации), включающие в себя  транснациональные корпорации, всевозможные неправительственные организации (Green Peace), общественно-политические движения (антиглобалисты), криминальные структуры, включающие в себя террористические организации, вплоть до частных лиц, спонсирующих международный терроризм, различные религиозные движения. В своей книге «Кто мы?» Хантингтон отмечает одно из главных различий новой цивилизационной угрозы от той, что исходила от коммунистического движения: «Коммунистические движения Запада имели опору в лице одного-единственного крупного государства. Исламистов же поддерживает множество конкурирующих между собой государств, религиозных организаций и частных лиц». Если подвергнуть  явление НПО более тщательному анализу, можно придти к весьма интересным выводам, выходящим за рамки цивилизационной теории.

     Существующие  структуры национальной безопасности, в данном случае, не работают, так как они настроены на традиционный класс угроз – на борьбу с такими же государствами, их коалициями, новым акторам же присущ принцип диверсификации. У новой угрозы нет выраженных институтов, четкого географического положения: «В условиях трансформации миропорядка, когда "родовые признаки" прежнего цивилизационного контекста и государственности отсутствуют или ослаблены, современные военные системы становятся все менее эффективными, вспомним конфуз Америки в распавшемся на кланы Сомали или вязкость ситуации в Косово и Македонии, когда вектор активности смещался от конфронтации с Сербией на "Албанскую армию освобождения". США, обладающие огромной мощью, столкнулись с безликим противником и анонимной агрессией».

     Однако  в рамках концепции «новой сетевой  культуры» автор не выделяет определенную культурную общность, ответственную за все беды развитого мира. Здесь террористические организации являются лишь частью феномена «сетевой организации». То, что средой сетевой культуры является лишь «отсталый юг», автор считает лишь сложившимся стереотипом.  В появлении подобного стереотипа виновна вполне предсказуемая тенденция опредмечивания новой угрозы, что, я считаю, весьма опасно, т. к. ведет к подмене понятий, эскалации конфликта, использованию сложившейся нестабильной ситуации в пользу краткосрочных геостратегических целей.

     В итоге, исходя из данного взгляда (сетевая  культура), концепция Хантингтона выглядит весьма не состоятельно, хотя бы потому, что анализ проблемы довольно односторонен. Предлагая деление мира на цивилизационные блоки в свете поставленной им же проблемы, как выразился один из аналитиков, «Хантингтон собирается тушить едва вспыхнувший пожар керосином». Именно понимание идеологии террористов и социальной структуры террористических организаций может дать ключ к повышению эффективности борьбы с терроризмом в целом. Риторика Хантингтона, нацеленная на цивилизационное единство, подкрепленная предсказаниями о неминуемой угрозе, вполне могла бы послужить добрую службу для краткосрочного единства близких по духу государств, всем известно, что ничто так не сближает родственные народы, как внешняя угроза (вспомним Отечественную Историю). Но борьба с последствиями, а не с причинами кризиса международной системы может вылиться в достаточно затяжную компанию, что приведет к распаду «цивилизационного союза».  
 
 
 
 
 
 
 
 

          3. Международный порядок в свете «столкновения цивилизаций» 

     «В наступающую эру столкновения цивилизаций представляют собой величайшую угрозу всеобщему миру, и международный порядок, основанный на цивилизациях, является самой надежной защитой против мировой войны».

     Что касается современного положения международной  системы, то некоторые склонны считать  его скорее «временным» или «переходным» периодом, поскольку он, как может  показаться, представляет собой скорее «мировой беспорядок», противопоставляя сложившуюся сегодня ситуацию биполярной системе, когда две сверхдержавы контролировали ситуацию, пресекая самочинство друг друга. Замыкаться на однополярности мировой системы, по-видимому, становится дурным тоном, так как считается, что в подобном случае аналитик не учитывает возможные перспективы трансформации центров сил на мировой арене. При всей ангажированности рассуждений Хантингтона, его суждения нацелены на анализ возможных моделей международной системы, где США, возможно, уже не будут выступать в роли единоличного арбитра. Таким образом, главной задачей для США служит использование нынешнего могущества Соединенных Штатов с целью содействовать формированию той модели, которая наибольшим образом отвечала национальным интересам США и Запада в целом. Для этого, как считает Хантингтон, следует:

            1. Добиться большей политической, экономической и военной интеграции и координировать свою политику так, чтобы государства, относящиеся к другим цивилизациям, не смогли играть на расхождениях между западными странами;

             2. Включить в Европейский союз и НАТО прозападные государства Центральной и Восточной Европы;

             3. Поощрять вестернизацию Латинской Америки и, насколько возможно, более тесный союз Латиноамериканских стран с Западом;

             4. Сдерживать развитие военной мощи и оружия массового уничтожения у исламских государств и Китая;

             5. Замедлить отдаление Японии от Запада и ее примирение с Китаем;

             6. Признать Россию сердцевинным государством православного мира и крупной региональной державой, у которой есть законные интересы, связанные с обеспечением безопасности ее южных границ;

             7. Поддержать превосходство Запада в технологическом и военном отношениях на другими цивилизациями;

             8. Признать, что вмешательство Запада в дела других цивилизаций – это, вероятно, единственный наиболее опасный источник нестабильности и потенциального глобального конфликта в мультицивилизационном мире.

     Таким образом, Хантингтон предлагает консолидировать  западный цивилизационный лагерь, наращивая  его военный потенциал.

     Как видно, России Хантингтон посвятил отдельный  пункт совей программы, признав  ее центром православного мира, даровав ей статус региональной державы в обмен на участие России в прозападном блоке против сил мусульманской и китайской цивилизации. Однако, в рамках проекта Хантингтона, подобный статус видится условным, если не сказать «виртуальным», в свете включения Восточной Европы в орбиту США. К тому же, если припомнить высказывания Хантингтона по поводу раскола российского общества, приведенном мною в первой главе, принимая во внимания геополитические реалии сегодняшнего дня на территории СНГ, единственной прерогативой России остается «сдерживание набегов деструктивных элементов незападных цивилизаций на восточные пределы западной Запада».

     В рамках формирования цивилизованного  диалога центров соперничающих  цивилизаций Хантингтон предлагает свою модель реформирования Совета Безопасности ООН. В рамках реформы СовБеза, Хантингтон предлагает предоставить место Африке, Латинской Америке и мусульманскому миру (государства-представители должны избираться в рамках региональных организаций: ОАЕ, ОИК, ОАГ) Мандаты Великобритании и Франции предлагается слить воедино (представитель избирается в рамках ЕС). Таким образом, Запад бы имел перевес.