Понятие "совершенный человек" в различных культурах

     Отсутствие  в религиозной традиции Египта обособленной фигуры Совершенного Человека, как  это произошло в зороастризме, заставляет обратиться к предельно  близкой, но все же несколько иной теме. Это центральный мотив совершенствования, а следовательно и опыт обретения  богочеловеческого начала. Но даже это обстоятельство позволяет прийти к выводу весьма сходному с тем, о  чем говорил и Д.Шапира.

     Можно вести речь о "древнем монотеизме". Основанием тому является утверждаемое в Текстах Пирамид и Текстах  Саркофагов (а также и в иных текстах) состояние обожанья, что  типологически сближается с более  поздним христианским теозисом.

     Появление людей из глаза Бога является достаточно убедительным свидетельством единения Бога и Человека в древнеегипетских представлениях. Человек в Древнем  Египте - добытийная божественная сущность, но этого великолепного звания человек  сохранить не смог. Стремление восстановить утраченную божественность главный  нерв и смысл жизни египтян. То есть стремление к совершенствованию, достижение божественного совершенства (обоженья) характеризует смысл египетской антропологии. Центральной фигурой, у кого тема совершенства и Совершенного Человека проявилась наиболее отчетливо, был Платон. Таким образом, понятия совершенства и совершенного человека - из греческого ареала.

     Приступая к освещению темы совершенствования  и образа Совершенного Человека в  христианской антропологии сразу можно  заметить, эти понятия не входят в число ключевых терминов. Важным, однако представляется другое словосочетание - новый человек. Вместе с тем, разница  между новым и совершенным  человеком - "скорее в тональности  и расстановке акцентов, нежели в  существе содержания". Для христианина  истинное совершенство есть истинное соединение с Богом. Из этого следует, что смысл совершенствования  состоит во вхождении в божественное бытие, в некоторый эсхатологический, метаисторический и мета-антропологический  горизонт.

     Понятие совершенства в христианской доктрине не есть понятие антропологического, но прежде всего мета-антропологического плана. Мета-антропологический характер понятия "совершенства человека" изымает это понятие из круга  категорий эмпирического существования, представляя его как предельно  радикальный и предельно проблематичный (ибо зависящий от Божией воли и  содействия, гарантий коих не кому не дано), заведомо недосягаемый в эмпирии  идеал. Вместе с тем выведение  рассуждений о христианском Человеке на принципиально новый уровень  понимания христианской антропологии (равно в теологическом и философском  аспектах) приводит автора к необходимости  формулировки своей окончательной  позиции.

     Звучит  она следующим образом: "понятие "совершенства человека", в истинном и полном смысле понятия совершенства, не является чуждым Новому Завету и  может вводиться христианским богословием, однако же - как понятие не антропологического, а мета-антропологического плана, предполагающее обобщенную и расширенную трактовку феномена человека". Не менее важным следует назвать выделение двух типов совершенства: совершенство-устремление (в контексте энергийного дискурса исихазма) и совершенство-соединение. В основе последнего утверждено важнейшее понятие обожения. Совершенство-соединение - это высший тип духовного опыта, его квинтэссенция.

     Следует обращать внимание на неоднозначность  понятия совершенства/полноты в  разные времена дискурсивного освоения природы Человека. А, другими словами, в иудаизме о совершенстве речь ведется  исключительно в плоскости антропологических  воззрений. И более того, обращаясь  к фигурам Адама и Евы (Адам и Хава), совершенство достигается  посредством греха. Безгрешный человек  является не человеком, а неполноценным  существом – големом – обладателем формы. Или: в библейскую эпоху индивидуум воспринимается как часть общности - народа, семьи. Личное совершенство не рассматривается даже в качестве идеала, важнее движение от ущербности к полноте. Об образе Совершенного Человека приходится говорить только в средневековье, в период расцвета иудейского мистицизма. Образ Совершенного Человека прямо связывается с тайной Творения и, соответственно, критерием совершенства является степень близости человека к Творцу.

     В отличие от всех описанных выше традиций, в исламе образ Совершенного Человека выявляется не в процессе совершенствования  человека, т.е. его духовного продвижения  от греха к божественной полноте  бытийственности. В суфизме существует самостоятельное понятие и отдельный  образ Совершенного Человека. Его  парадигмальность по отношению ко всему  человечеству не исчерпывает всех функций  этого образа. Ведь ориентация на парадигмальный образ бывает и порочна - люди не должны быть похожи друг на друга. У  каждого из них свой порог совершенствования.

     Сам же Совершенный Человек отъединен  от мира Творения, будучи рожденным  в божественном сне и воплощая собой само Творение в свернутом  виде. Следовательно, с полным на то основанием можно утверждать о существовании  бого-человеческой идеи в недрах мусульманской  теолого-философской мысли. Это утверждение  кардинально расходится с ортодоксальными  представлениями ислама, а также  известным неприятием христианской концепции богочеловечества. Мета-антропологическое  и богочеловеческое измерения образа Совершенного Человека - понятия родственные  и предельно сопряженные, позволяющие  по новому взглянуть на существо проблемы. В частности, выработанная позиция позволяет более плодотворно исследовать уровни сближения исламской точки зрения о совершенстве и Совершенном Человеке и соответствующие взгляды иудаизма и христианства. На этом пути, в частности, выясняется, что хилиастический образ Совершенного Человека в исламе и христианстве предельно совпадает, отражая собой много более потаенные движения эзотерической мысли в авраамической традиции. Быть может, прав Д.Шапира, предельно сближая эсхатологию зороастризма со всеми религиозными традициями авраамического цикла, а в нашем случае утверждая концептуальное единство (в силу преемственности) образа Совершенного Человека в ирано-семитской религиозно-культурной среде. Кстати, очень похоже на то, что именно тамплиеры знали существо тайной доктрины ирано-семитского происхождения (включая сюда манихейство и ближневосточный гносис) и они же трансплантировали ее на Запад (розенкрейцеры, масоны, Сведенборг).

     Исходный  образ даосского Совершенного Человека типологически весьма напоминает суфийский. Этот человек знаменует собой  предельную целостность и полноту  бытия, бесконечное разнообразие жизни. Отталкиваясь от принципов реальности антропокосма (Дао-Человека), формулируется  теория символизма, присущую создавшемуся положению вещей: "В отличие от позитивистской науки символизм не преследует цель приобретение теоретического знания, а находит свое основание непосредственно в культурной практике".

     Основой нового понимания символа является интуиция антропокосма, понимаемая как "взаимная обратимость человеческого  опыта и природного бытия". Виртуальная  природа даосского человека и  есть первооснова символического бытия, древнего бытия не в хронологическом  смысле, а в онтологическом, разумеющем истинную полноту бытия Космоса  еще до сотворения мира.

     Совершенной Человек у Конфуция. Отмечается особое значение срединного Пути в деле духовного  продвижения. Человека надобно понимать как целое, ибо целое, составленное из частей, неминуемо подвержено разрушению. Отсюда в Китае отсутствует идеал  борьбы начал (как, например, в Греции). А потому, говорил Конфуций, только человек волен преобразовать  свой путь: "Человек может расширить  Путь, а не Путь человека". Следовательно, Путь совершенствования- это движение к себе самому.

     Р.Декарт. Темой является метафизика света  так, как она представлена не только у Декарта, но и у его современника – французского художника караваджиста Жоржа де Латура. Свет – это Событие. А красочный слой, которым художник покрывает вещи является рассказом о Событии. Отсюда - тень караваджистов есть необходимая среда, необходимая для явления света. Свет Декарта – это свет внутренний, божественный, это способ познания Мира, свет внутренних страстей Человека.

     Cogito – это не просто мысль в размышлении или существование в мысли, cogito – это определенный порядок страстей. Страсти: 1/ удивление (предготовность к познанию), 2-3/ сомнение/приостановка, 4/ восхищение. Когитальная логика мысли восхищается совершенством божественного устроения Мира, избыточной полнотой совершенства. Человек же, будучи несовершенен нуждается в высшем Совершенстве и домогается его.

     Интеллектуальная  аналитика cogito и метафизики света  заставляет взглянуть совсем иначе  и на Декарта, и на творчество Жоржа  де Латура, и на всю культуру барокко.

     Постницшенская  эпоха в разработке идеи Совершенного Человека. В центре внимания – супрематическая теория К.Малевича и его неизвестный до настоящего времени трактат Совершенный Человек. Рассуждения самого Малевича во многом основываются на философии Вл. Соловьева. Однако мировоззренческие амбиции таких ярких фигур новой России как Малевич и Лисицкий простирались много дальше. Они заявляли, что на смену ветхому и новому Заветам пришел новый – коммунистический, а на смену последнему грядет супрематический. В теоретических рассуждениях самого Малевича буквально "сквозят" не только идеи ведущих философов и теософов, но все эти идеи получают и свое визуальное воплощение. Идея Адама Кадмона и абстрактного образа Совершенного Человека находят свои следственные аллюзии в теории беспредметности и значении пустоты. Отсюда - знаменитые пустолицые образы в живописи художника. 

     3. Концепция совершенного человека в перспективе исихастской антропологии. 

     В кругу понятий и представлений  христианства совершенство присутствует изначально. Откроем "Симфонию" к  Новому Завету - и она скажет нам, что в синоптических евангелиях нет существительного "совершенство", и всего в двух случаях, у Матфея, употреблено прилагательное "совершенный". Но оба случая крайне важны: это – слова Христа, из тех, что во все эпохи служили и указанием для верующих, и предметом мысли для богословов и философов. Речь Евангелия о совершенстве открывается обращением Нагорной Проповеди: "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш небесный" (Мф 5,48); и затем, уже уча в Иудее, богатому юноше Христос говорит: "Хочешь быть совершенным, пойди, продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, и следуй за Мною" (Мф 19,21). Это все; и еще однажды, согласно Евангелию от Иоанна, Спаситель говорит о совершенстве на тайной вечери: "Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино" (Ин 17,23). Синодальный перевод уверяет накс, что "совершенный" употреблено у Иоанна еще трижды (в трех почти идентичных местах, говорящих о «совершенной радости», –  Ин 15,11; 16,24; 17,13), однако вводит в заблуждение: во всех этих местах греческий оригинал говорит не о совершенстве, а о полноте, употребляя производные от, а не от. Но в Посланиях о человеческом совершенстве говорится значительно больше и чаще; и уже явственно можно выделить основные аспекты и грани того содержания, какое апостолы вкладывали в это понятие.

     Начнем, впрочем, с ограничивающего замечания. Также и в Посланиях совершенство и совершенный человек не ставятся в ряд центральных понятий  христианской антропологии. Они не входят в число ключевых терминов и выражений, какими апостолы передают то главное и специфическое, что  приносит Благая Весть. Этот специфический  элемент христианской вести о  человеке выражает, прежде всего, другая формула: новый человек. Радикальная  новизна открывшейся жизни во Христе; уход, удаление, разрыв с прежним, «ветхим» человеком и всей "ветхой" жизнью, обращение и переворот, совершившиеся в человеческом существовании, - вот лейтмотив первохристианского мироощущения; и всего полнее и органичней этот мотив могли выразить именно такие слова как "новый человек" и "новая жизнь" (ср. также "новая тварь (2 Кор 5,17 и др.), "новое небо и новая земля" (2 Пет 3,13 и др.) и т.п.). Однако эти моменты новизны, разрыва, переворота, стоявшие на переднем плане для первохристианства, слишком мало и слабо были (если вообще были) представлены в семантике "совершенства" и "совершенного человека". Это – «спокойные» понятия, пришедшие из круга античного миросозерцания с его олимпийской уравновешенностью, и в новозаветную эпоху неоплатонизм еще не внес в них мотива напряженной и ностальгической тяги к единому. Поэтому они не занимают в Новом Завете большого места. И все же разница между "новым человеком" и "совершенным человеком" в новозаветном дискурсе – скорее в тональности и расстановке акцентов, нежели в существе содержания. Не ставя в центр совершенства, не уделяя даже ему особо заметного внимания, этот дискурс, тем не менее, так толкует и применяет его, что оно явно оказывается входящим в арсенал тех понятий, посредством которых утверждаются новые, аутентично христианские позиции в онтологии и антропологии.

     4. Православная аскеза – ключ к новому видению человека. 

     Еще одним продвижением в направлении  христианской антропологии было отчетливое тяготение стоицизма к универсальной  идее человека, идее единой, всеобщей человеческой природы, не связанной ни с какими национальными, сословными или иными  эмпирическими различиями между  людьми. Отрицание всякой ценности и значения за такими различиями - обычный  стоический мотив. Обратиться и стать  совершенными, мудрецами равно могут  грек, римлянин, варвар, патриций, раб... - и выразительным практическим доказательством  этого было то уже, что двумя крупнейшими  фигурами позднего стоицизма были раб  Эпиктет и император Рима Марк Аврелий.

     Стоит, однако, указать, что само ядро стоицизма, идеал атараксии, лишь в очень  ограниченной мере приближался к  будущим христианским представлениям. Он был слишком тесно связан с  дуалистическим типом антропологии, чуждым христианству. Если в антропологии христианства - наиболее чисто, аутентично представленной в мистико-аскетической традиции, обсуждаемой ниже, - путь духовного  восхождения связывается с достижением  полной подвластности, управляемости  чувственно-эмоциональной сферы - так  чтобы человек был способен "преложить  от дурного на доброе" все в  ней зарождающиеся импульсы и  движения, - то стоицизм стремился не к преложению, а к отсечению, умерщвлению  всей этой сферы: не к добрым чувствам, а к абсолютному безразличию  и бесчувствию. Ключевое и центральное  для христианства начало любви попросту отсутствовало в арсенале стоических понятий.

     Заключение 

     В эволюции человека имеется стадия, которая непосредственно предшествует цели человеческих усилий, и когда  эта стадия пройдена, к человеку, как к таковому, уже нечего добавить. Он стал совершенным; его человеческая карьера окончена. Великие религии  присваивают совершенному человеку различные имена, но каково бы не было это имя, за ним лежит та же самая  идея - он и Митра, Кришна, Осирис, Будда, Христос - но это просто символизирует  человека, сделавшегося совершенным. Он не принадлежит к какой-то одной религии, нации, человеческому сообществу, он не органичен рамками одной веры – повсюду это наиболее благородный, совершенный идеал.