Платін та його філософія

                         Мистик Плотин

        Обычно философ, тем более, философ религиозно-мистического плана, предстаёт в воображении многих людей в виде далёкого от земных проблем и ушедшего в себя аскета. Однако Плотин, величайший мистик в европейской культуре, заботился не только о просветлении своего сознания, но и о других людях. Он был опекуном детей, занимался их воспитанием. Порфирий, ученик Плотина, сообщает: 
«Многие мужчины и женщины из числа самых знатных перед смертью приносили к нему своих детей, как мальчиков, так и девочек, доверяя их и всё своё имущество его опеке, словно был он свят и божествен. Поэтому дом его полон был подростков и девиц… Он терпеливо принимал отчёты от управителей детским имуществом и следил за их аккуратностью: пока дети не доросли до философии, говорил он, нужно, чтобы имущество их и доходы были при них целыми и неприкосновенными. Но и в стольких своих жизненных заботах и попечениях он никогда не ослаблял напряжения бодрствующего своего ума».          Плотина называют величайшим мистиком человечества. Но подлинный мистицизм не чужд ни рациональности, ни здравому смыслу. Вот, по-моему, очень поучительный пример для современных любителей «мистики». Плотин отвечает гностикам, которые утверждали, что могут излечивать недуги путём заклинания злых духов:  
«Но они настаивают на том, что болезни – это некие духовные сущности, и похваляются, что способны изгнать их при помощи заклинаний. Подобные заявления могут, конечно, на некоторое время поднять их престиж в глазах толпы, видящей в них кудесников и магов, но они никогда не смогут обмануть людей сведущих, которым хорошо известно, что болезни возникают от перенапряжения, невоздержанности, недостатка, разных форм разложения и гниения, словом, от вполне естественных комбинаций разного рода внутренних и внешних факторов… Иногда хорошо действуют различные диеты – так что же, это, по их мнению, должно означать, что злые духи ослабевают от голода?»  
 
        Ученик Плотина Порфирий сообщает много интересного и поучительного из жизни этого знаменитого философа. Плотин писал не с той целью, чтобы явить миру цельную и тотальную систему, но для того, чтобы решить вопросы и проблемы, возникающие в ходе преподавания философии и бесед со слушателями. Плотин фиксировал эти вопросы и, давая на них ответы, писал свои знаменитые трактаты. Мне было интересно узнать, что античный философский текст, а, по-моему, и литературный текст как таковой, имеет одну особенность, которая резко отличает его от современных текстов: ценится не оригинальность, а верность традициям. Следовательно, автор не столько самовыражается, сколько занимается экзегезой. К тому же, философы в то время писали не для абстрактной аудитории (для человечества вообще), а для аудитории совершенно конкретной, подчас решая проблемы, возникающие в ходе бесед.  С величайшей скромностью (это является скромностью в нашем понимании)) величайший мистик человечества так говорит о своём учении:  
«Доктрина эта не нова – она принадлежит отдалённой древности, пускай и в зачаточном, неразвитом виде, и мы в своём исследовании ничего более не желаем, как только истолковать её и подтвердить свидетельствами Платона, что учение древних было близко нашему». 
 
         Давно замечено, что читать древние тексты следует с некоторой осторожностью: то, что нам покажется откровением, на самом деле могло быть просто штампом, общим местом. Принято считать, что в языческой культуре ничего не говорилось о любви к Богу, а само язычество основано на чувстве страха, хоть и возвышенного, и восхищения величием Божества (божеств). Действительно, Плотин среди языческих философов является в этом смысле чуть ли не единственным исключением. Согласно Плотину, ценность любви в ней самой, она – всегда выше своего объекта, каким бы объект ни был великим. Объект не является причиной любви, её, по сути, ничем нельзя оправдать. Плотин, хотя и жил в эпоху раннего христианства (в 3 веке), весьма далёк от идеи спасения во Христе.

          Этот философ воплощает собой ту живую струю античной языческой культуры, которую, по моему, не следует противопоставлять христианству, поскольку она - достояние позитивного опыта человечества как такового. Любовь, о которой идёт речь, совершенно свободна. Если мы попытаемся, даже с точки зрения здравого смысла, помыслить совершенного человека, то, скорее всего, мы признаем, что любовь, как изначальный свободный жизненный порыв, предшествует у такого человека моральному долгу и всякой иной жизненной необходимости. И всё же: любовь к Богу есть ли некая страсть или подобие страсти? Любовь в понимании Плотина – величайшая пассивность, отдых, открытость для Божества. Совершенно очевидно, что любовь в нашем обычном опыте неотделима от фантазии, фантазмов. В состоянии, которое мы привыкли называть любовью, наше возбуждённое воображение часто само создаёт объект любви. В любви же к Богу (Благу), как полагает Плотин, душа отказывается не просто от деятельности воображения, но и вообще, по возможности, от всяких представлений и даже от собственной воли, от собственного «Я». Приведу отрывок из Плотина, в котором вполне логично объясняется то, как могут сосуществовать страстная заинтересованность и отрицание собственной воли в любви к Богу:  
«… нет ничего удивительного в том, что это верховное начало, свободное от всякой формы, даже ноуменальной, возбуждает в нашей душе неотразимое к себе влечение и что душа, охваченная любовью к нему, сама, со своей стороны, также старается отрешиться от всякой формы, даже духовной, что ей невозможно ни узреть его, ни согласоваться и соединиться с ним, если её внимание, её энергия будет направлена ещё и на что-либо другое. 

В самом деле, душа должна отрешиться не только от всего дурного, но и от всего хорошего, словом, решительно от всего, чтобы очутиться, так сказать, наедине  с ним. И как  только это ей удастся… она вдруг узрит  его явление в  самой себе, и тогда  ничто уже не отделяет её от него, тогда  она одно с ним, а не двое, так  что пока она пребывает  в нём, нельзя и  отличить её от него.

Некоторое подобие этого  столь полного  единения представляет собой и земная взаимная любовь, насколько  питающие такую любовь тоже рады бы слиться  оба в одно существо».

        В этом мистическом опыте исчезает противоположность внешнего и внутреннего мира. Мне кажется, Плотин близок здесь ап. Павлу, который говорит о единении с Богом, понимая это единение как растворение в Боге себя самого.  
 
        Интересный случай рассказывает ученик Плотина Порфирий в «Жизни Плотина»:  
«А когда однажды Амелий, человек очень богобоязненный, всякое новолуние и всякий праздничный день ходивший по всем храмам, предложил и Плотину пойти с ним, тот сказал: «Пусть боги ко мне приходят, а не я к ним!», но что он хотел сказать такими надменными словами, этого ни сам я понять не мог, ни его не решился спросить».

      Языческий философ столь иронично относится к традиционным культам, поскольку главное для него – обретение Бога не в храмах, а в себе самом. Но обрести Бога означает для Плотина почувствовать себя единым со всем. Духовный мир не запределен и не есть потерянное райской блаженство, обрести которое человек может исключительно с Божьей помощью. Моментально, погрузившись в себя, мы можем достичь этого уровня. Это то, что можно было бы назвать нашим подлинным «Я». Всё это уже в эпоху Нового времени было названо «естественной молитвой».   Есть такой вид состояния сознания, как созерцание, часто понимаемое в современной культуре как некий релакс, дающий силы для последующего действия. Плотин же говорит о самоценности созерцания и даже большей ценности созерцания, чем действия:

«Подобным образом и люди, чья способность  к созерцанию слаба, находят себя в  практической деятельности – этом слабом подобии  созерцания и смысла. Душевная слабость не позволяет им наполниться  созерцанием, и они  спешат воссоздать недостающее  в практической деятельности: не в силах видеть умом, они хотят  увидеть глазами, пощупать, показать другим». 

      Плотин – мистический философ. С одной стороны, сейчас очевидна некая мода на мистику, а с другой – современный, образованный, рациональный человек не желает, чтобы его мистифицировали. Мистика, мистическое переживание – универсальный опыт человечества, свойственный и язычеству, и христианству. Я думаю, что потенциально все люди обладают такой способностью, всегда превосходящей привычную нам повседневность. Занимаясь философией, я узнал об одной очень важной особенности мистического опыта. Ведь в этом опыте человеку даётся некое непосредственное переживание, возможно даже видение. Важная проблема состоит в том, как интерпретировать эти феномены. ант, известный критик Сведенборга (описавшего языком мистики топосы потустороннего мира), говоря о «грёзах духовидца», скорее всего, подразумевает постоянную путаницу между феноменами и ноуменами. Явления (феномены) даны нам непосредственно, но проблема заключается в интерпретации, создающей на основе феноменов нечто чисто умозрительное, то есть ноумены. Очевидно, Плотин полагал, что явленное и мыслимое – сцеплены в мистическом опыте, в то время как в обыденном (кстати, и в научном тоже) опыте они разведены.

«…  вся жизнь, собственно, лишь умопостигаема… она вовсе не подвержена изменениям во времени  и не начинается рождением, и не заканчивается  смертью… земная жизнь  есть только явление, то есть чувственное  представление о  чисто духовной жизни… весь чувственно воспринимаемый мир есть лишь образ, который мерещится  нашему теперешнему  способу познания и, подобно сновидению, не имеет сам по себе никакой объективной  реальности… если бы мы созерцали вещи и самих себя так, как они существуют, мы увидели бы, что  находимся в мире духовных существ…» 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

            Список использованной литературы

1. Бертран Рассел «История западной философии» 2001г

2. Плотин. Трактаты 1-11. / Пер. Ю. А. Шичалина. — М.: ГЛК, 2007.
3. Шичалин Ю. А. Плотин. // Античная философия: Энциклопедический словарь. М., 2008. С. 578—589. (библиография)
4. Асмус В. Ф., Античная философия, М., Высшая школа, 1998.