Отличительная особенность философских методов познания

Окружающий мир и взаимоотношения, в которые догматик вступает с  другими людьми, кажутся ему источником реальной или потенциальной угрозы. Догматизм обычно связан с ощущением  внешней угрозы, защита от которой ищется в слепом подчинении авторитетам, проповедующим упрощенные, а иногда и просто иррациональные взгляды и оценки.

Догматик не способен отделять по-настоящему ценную информацию от сомнительных сведений, подкрепленных престижем передающего  их человека. Для догматика важнее то, от кого исходит информация, чем  то, является ли она объективной  и достоверной.

Догматизм средневековой культуры и средневекового мышления не вызывает сомнения. Ни один средневековый философ  или проповедник не ставил перед  собой задачи пересмотреть основные догматы христианства. Философия  являлась добровольной и добросовестной служанкой теологии и претендовала самое большее на разъяснение  истины христианского учения. Ориентация на уже известное была характерной  чертой не только богословской, но и  всякой иной литературы. Все истины, которые способен узнать человек, содержатся в Писании, и проблема состоит  только в том, чтоб ы правильно  истолковать и понять то, что сказано  в нем. В Писании указано, например, с какими предметами сопоставлял  себя Христос. И никакой иной объект уже не может изображать Христа. Возможно ли изготовить гостию из какой-либо другой муки, кроме пшеничной? Нельзя: «Как кровь Христа добывается только при помощи вина, так и тело –  только из пшеницы, и именно обращенной в хлеб; Господь сравнил себя с  пшеничным зерном, а также и  с хлебом»[565].

Эклектика

Особенностью эклектики является и то, что ей не чуждо требование всесторонности подхода к объекту, что придает ей внешнее сходство с диалектикой (это сходство требований обозначено на схеме знаком ). Однако диалектическая всесторонность отличается от эклектической коренным образом. Если диалектика требует целостной картины, т.е. учета взаимовлияния связей (аспектов, качеств) объекта, выделения главных связей (аспектов, качеств), играющих доминирующую роль в целом, то эклектика рассматривает объект как беспорядочную сумму элементов, связей, качеств, а кроме того смешивает главное с второстепенным, не учитывает разноценность аспектов и связей ("всем сестрам по серьгам"), что и показано на схеме 1 (с. 39). Характерным примером эклектики, понятным каждому студенту, является состояние "каши в голове" перед экзаменом, когда все темы и вопросы как будто изучены, но не хватило времени привести знания в четкую систему, расставить знания "по полочкам", продумать связи понятий и способы их использования в решении задач и проблем. Эклектика весьма распространена в экономической сфере (принятие экономических планов, элементы которых сами по себе "хороши", но не согласуются или даже противоречат друг другу), в политике, в обыденной жизни. Необходимость борьбы с эклектикой обусловлена тем, что она ведет к искажению действительности, препятствует пониманию сути явлений (из-за неспособности представить их целостно, выделить их главные качества), порождает безрезультатность действий на практике.

Софистика

Софисты — основоположники  перемены в интеллектуальной мысли  Древней Гре-ции: они переносят  центр тяжести с исследования природы на человека со всеми вытекающими  из этого последствиями. В их системе  предельно антропологизированногомира не таким однозначным оказывается  понятие «вкуса» и не такими бесполезными и порочными выглядят эристические споры.В дискурсе софистов не фиксируется  жесткое противопоставление знания(epistema) и мнения (doksa): на смену этой оппозиции  приходят плюрализм и интерпретация. Да, эристика не стремится к знанию, но оказывается бесценным пространством, в котором утверждается мнение. А  именно «сильное», внятно высказанное мнение — свойство автономной личности. Отсюда и в понятие вкуса мы можем вкладывать новый смысл. Вкус здесь понимается как индивидуальное свойство, как изысканность, превосходство, как то, чем я отличаюсь от других. Спор о вкусе — это упражнение, направленное на поиск самоидентификации. Более наглядно раскрыть эту мысль поможет одно, возможно неожиданное, но небезинтересное сравнение. Ролан

Барт, говоря о феномене дендизма, определяет денди как человека, наделенного  вкусом, причем в понятие вкуса  он вкладывает тот же смысл, что и  софистика. Позиция денди в абсолютном плане противопоставляет индивида толпе. Причем индивид для

денди не абстрактная идея — это он сам, очищенный от сравнения  с кем бы то ни было, так что в пределе он подобен Нарциссу. Он предъявляет эстетику своего поведения, жеста, языка, костюма для прочтения себе и только самому себе. Вкус — свое обычное видение, «он может быть моим и только моим». Как следствие, человек, оза-

боченный поиском вкуса  и красоты, обречен непрерывно изобретать все новые, бесконечно новые отличительные  черты. Поэтому мы можем тренировать  вкус, спорить о вкусах, помогая тем самым утверждать свои замыслы.Софисты подчеркнуто разграничивают удовольствие и моральную  норму, прекрасное и благо само по себе. Если модернизировать проблему, то софисты первые заговорили о чистом искусстве, освободив его от подчинения моральной необходимости. Софист Алкидам говорил, что статуи нас радуют, но пользы не приносят. Другие софисты то же самое говорили о поэзии. Противопоставляя удовольствие правде, софисты утверждали, что «поэты пишут свои произведения не во имя правды, а ради

удовольствия людей». Возможно, речь идет об удовольствии от творческой игры, от интерпретации, от возможности конституировать новые, оригинальные смыслы. Причем мы имеем в виду двухсторонний процесс: удовольствие от словесной игры полу-

чает как говорящий, так  и интерпретирующий, захваченный  речью. Речь софистов. перегружена, темна, излишне метафорична, а главное, непрозрачна и именно этими качествами способна соблазнить и доставить удовольствие. Источник позитивного отношения софистики к изощренным и доставляющим в первую очередь наслаждение видам искусства, на наш взгляд, следует искать в их представлениях о иллюзионистской природе искусства. Оспаривая классическую концепцию мимезиса, софисты выводят на первый план тему функции вымысла. Иллюзионистские взгляды составляют типичный мотив эстетики софистов. Они представляются во всех отношениях современными, хотя и были высказаны в античности.Искусство для софистов — это обман, а талант в том и заключается, чтобы уметь

обманываться. Горгий определял  трагедию как искусство, сознательно  производящее обман: «(Поэт), создавший этот обман, лучше выполнил свою задачу, чем тот, кому это не удается; и обманутый (этой иллюзией зритель) мудрее того, который не поддается ей.

А именно обманувший дельнее, потому, что выполнил то, что обещал; обманутый же мудрее, потому что быть восприимчивым к наслаждению речами — это значит не быть бесчувственным». Стоит сказать, что слово «обман» в терминологии софистов является метафорой, которая указывает на иллюзорность, вымысел, на конструирование мира по большому счету. В сочинении «Enkomion Helenes» Горгий развивает эту идею. «Слово есть великий властелин, который, обладая весьма малым и совершенно незаметным телом, совершает чудеснейшие дела. Ибо оно может и страх изгнать, и печаль уничтожить, и радость вселить, и сострадание пробудить». Формулируя этот тезис, Горгий показывает, что речь способна оказать огромное влияние на психику человека, именно речь создает действительность, существование, иллюзию. Нечто существует, так как мы говорим об этом как о существующем. Софисты ищут не совершенных (гармоничных), а эффектных форм. Как ни парадоксально, но практическое подтверждение получает тезис о том, что чрезмерная, изощренная речь оказывается наиболее действенной. Для софистов эстетический взгляд —пространство свободы творчества, т. е. человек, получая эстетическое удовольствие, не

руководствуется единой системой оценки. Настоящее удовольствие от прекрасного связано не с процессом узнавания, а напротив, с изобретением. Красота неожиданна, непрозрачна, неясна. Софистический стиль реализуется в пространстве риторики и педагогической практики, где на место обоснованности и доказательности ставится убедительность (риторики) и эффективность (педагогических методов). Провоцирующие и парадоксальные приемы экспрессивно-образного мышления способны воздействовать на бессознательные слои психики. Заметим, что логически-дисциплинированные и софистически-экспрессивные методы дополняют друг друга в едином динамическом

процессе творчества. Софисты внесли вклад в риторику, обратив внимание на то, что аргументы к красоте и вкусу играют не последнюю роль в процессе убеждения: иногда собеседник нерефлексивно следит именно за красотой и стилем произносимой речи. Софисты были сторонниками антимиметического и гедонистического представления о прекрасном. Ско-

рее всего, они оценивали  красоту речи, прилагая к ней атрибуты изощренности, яркости, чрезмерности. Выскажем предположение, что софисты  относились к эстетическому миру как к чему-то, что конституируется  самим человеком. Как следствие, их речь

оказывалась пространством, в котором узнаваемые и легко  прочитываемые метафоры заменялись экфразисом, а вкус формировался как индивидуальная отличительная чер-

та. Широкое использование  софистами иронии как приема аргументации является прямым завершением их субъективистской и релятивистской линии в аргументации.

Заключение

Решение разнообразных конкретных задач предполагает в качестве необходимого условия некоторые общие философские методы, отличительная особенность которых — универсальность. Эти методы действуют всюду, указывая общий путь к истине. К таким методам относятся уже рассмотренные выше законы и категории диалектики, наблюдение и эксперимент, сравнение, анализ и синтез, индукция и дедукция и т.д. Если специальные методы выступают как частные приемы раскрытия закономерностей исследуемых объектов, то философские методы, являются приемами исследования тех же объектов с точки зрения раскрытия в них всеобщих законов движения, развития, разумеется, по-особому проявляющихся в зависимости от специфики объекта. Философские методы не определяют однозначно линию творческих поисков истины. И в этом вопросе последнее и решающее слово в конечном счете принадлежит практике, жизни. Каждый метод дает возможность познавать лишь какие-то отдельные стороны объекта. Отсюда возникает необходимость во «взаимной дополнительности» отдельных методов, что обусловлено кроме всего прочего тем, что каждый из них имеет определенные пределы своих познавательных возможностей.