Інтерпритація Біблії в практичній філософії І.Канта

Київ 2013

Мартиненко Роман

Удуфмт ФІКб 11

Реферат на тему :

Інтерпритація Біблії в практичній філософії І.Канта

 

 

Вступ:

Философия Канта оказала влияние практически  на все области современного философского знания, его творчество продолжает служить источником дискуссий в  истории философии, поскольку единого  подхода к интерпретации кантовского  философского наследия нет до сих  пор. Не стала исключением и кантовская практическая  философия, такие ее сферы как философия морали, философия истории и философия религии: существующие научные труды содержат противоречивые оценки. Во множестве самых различных точек зрения, тем не менее, достаточно отчетливо выделяются три тенденции: 1) религиозный взгляд, 2) промежуточная позиция, признающая, что Кант, хотя нанес удар по современным ему религиозным представлениям, но был искренне верующим человеком, желающим утверждения истинного христианства, не противоречащего  разуму, и 3) антирелигиозное истолкование взглядов Канта. Тенденция первого, религиозного, истолкования трудов Канта проявляется в работах религиозных философов протестантского и католического вероисповедания (например, у К. Варды¹). Промежуточная позиция долгое время господствовала в советской кантоведческой литературе, такой точки зрения придерживались В. Ф. Асмус, Л. Н. Митрохин, Т. И. Ойзерман, Э. Ю. Соловьев² и другие. За рубежом сходные воззрения можно найти у Дж. Коллинза³, католического историка философии Ф. Коплстона, который считал, что Кант «определенно не был ортодоксальным христианином»⁴, но был человеком богобоязненным, так как не решился утверждать  наличие антиномий в теологической и психологической идеях чистого разума. Наконец, строго атеистической интерпретации кантовской философии в нашей стране придерживаются Б. Э. Быховский, О.Г. Дробницкий, Л. А. Калинников, И. С. Нарский, относивший философа к отрицателям религии и церкви и видевший в нем предшественника Фейербаха⁵. Следует упомянуть, что молодой Маркс также относил Канта к числу людей, лишенных религии.

 Во  множестве исследований, посвященных  философии Канта, Библия и ее  оценка, а также кантовский вклад  в библеведение редко привлекали внимание исследователей. Однако значение Библии для философии Канта невозможно переоценить: религиозные взгляды кенигсбергского профессора формировались в среде протестантской религиозной культуры, без изучения проблемы «Кант и Библия» составить сколь-либо точное представление о кантовской практической философии невозможно. Изучение кантовской интерпретации Библии способно пролить свет на все основные проблемы философии религии как одной из важнейших составных частей философской системы Канта,  оказать помощь в разрешении противоречий в трактовке философии морали и истории.

В свете современных тенденций  глобализации мировой культуры активно  обсуждаются проблемы практической философии и философии религии  критицизма. Чрезвычайно остро встает проблема экуменического движения: экуменизм  приобретает всемирный характер, и  опорой для него служит кантовская концепция морального истолкования Бога. Вновь, как и в конце XIX - начале XX веков, идея возможности морального обоснования бытия Бога оказалась в центре внимания различных теологических и философско-религиозных концепций. Пределы возможности такого истолкования практической философии Канта, правомерность данной интерпретации в свете секулярных тенденций Кантовой мысли приобретают особую актуальность. Насколько верна вновь и вновь обсуждаемая мысль, что в системе Канта Бог, изгнанный в дверь «Критики чистого разума», возвращается через широко распахнутое окно «Критики разума практического»? Историки философии весьма часто противопоставляют первую и вторую «Критики...», находя прямые противоречия в содержании этих двух частей целостной в  своем существе системы критицизма. В качестве важнейшего противоречия усматривается критика Кантом всех доказательств бытия Божия в «Критике чистого разума» и постулирование им этого бытия в  «Критике практического разума». В связи с этим утверждением нам бы и хотелось обратить внимание на роль деталей в системе И. Канта, в них обнаруживается единство системы критицизма, и одной из важнейших деталей такого рода как раз является интерпретация Кантом Библии. Исследование трактовки Библии в практической философии Канта, если мы учтем все те аспекты морально-аллегорического ее истолкования, что представлены в различных работах мыслителя, позволяет усмотреть взаимосвязь философии истории, философии морали и религии в системе И. Канта,  выявить то содержание его практической философии, которое позволяет согласовать ее с кантовской теоретической философией, показать их системную целостность и взаимосвязь.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Первая глава «Философско-религиозные основания кантовской интерпретации Библии» состоит из двух параграфов. В первом параграфе «Роль протестантизма в становлении философско-религиозных взглядов Канта» доказывается тезис, что распространенная в англоязычных странах точка зрения, будто Кант в своей практической философии ориентировался на догмы протестантизма, неверна, а  кантовский подход к Библии может рассматриваться как внеконфессиональный. Биографы Канта ничего не сообщают нам о религиозных убеждениях Канта в зрелом возрасте и отмечают отсутствие интереса, граничащее с равнодушием, у философа к практике веры. Пиетистское мироощущение, значимое в его детстве, Кант подвергает критике и истолкованию в духе трансцендентализма. Ортодоксальное лютеранство Кант упрекает в пренебрежении человеческим разумом, чрезмерном доверии к Библии (с точки зрения Канта она обычный древний текст, чей огромный авторитет и некритический подход к которому может вредить моральному самоусовершенствованию человечества), наконец, он камня на камне не оставляет от основополагающих для лютеранства сотериологических принципов абсолютного предопределения и спасения только верой. Другие формы христианской религии, с точки зрения Канта, также полны недостатков: в существенных вопросах они ничем не отличаются от протестантизма. Само христианство в целом ценно лишь настолько, насколько может быть  согласовано с принципами морали, то есть как нечто, все еще обладающее потенциалом морального просвещения людей,  хотя вся история церкви, по Канту, демонстрирует хроническую неспособность реальных форм религии этот потенциал развить и упрочить. Абсолютно все существующие церкви, в том числе и протестантские, несовершенны и должны быть подвергнуты реформе, сориентированы на практический разум. Если какие-то элементы некого вероучения соответствуют рациональным представлениям о морали, то это свидетельствует не о божественном происхождении такого вероучения или об его исключительном статусе по отношению к другим религиям, а только о том, что в основании этой веры случайно оказались некоторые моральные максимы, «родственные разуму» по выражению Канта. Автономная этика Канта в существенных аспектах мировоззрения противоречит христианской нравственности, определяемой религиозным миросозерцанием (то есть некими случайными представлениями якобы о воле Божьей), которое делает такую нравственность гетерономной, ориентированной на весьма спорные факты и вредит истинной моральной сущности религии, поскольку не делает различия между подлинно нравственными и морально-нейтральными поступками, сопряженными с соблюдением определенных церковных ритуалов.

   Во втором параграф «Влияние просветительских концепций  религии на философско-религиозные установки Канта» автор доказывает то, что, хотя в критике существующих вероисповеданий Кант близок к просветителям, в целом суждения Канта делают очевидными недостатки их религиозно-философских воззрений, которые Кант критически перерабатывает. Влияние эпохи Просвещения отразилось также на кантовском подходе к Писанию как к научному источнику: его надежность как исторического источника была подорвана, поскольку невозможно всерьез относиться ни к библейским сообщениям о начале и конце человеческой истории, ни к ветхозаветной хронологии, но, с другой стороны, несомненно, в Ветхом Завете отражены определенные исторические шаги начального периода  истории иудейского народа,  к которой, однако, нужно подходить критически.

 Среди деятелей эпохи Просвещения,  оказавших влияние  на философию религии, автор выделяет  Г. Э. Лессинга, Ж. Ж. Руссо и Д. Юма. Общность идей Канта и Лессинга выражается в вере в возможность привести Откровение в соответствие с истинами разума, в признании ненужности исторического подтверждения моральным истинам, содержащимся в Новом Завете  и выявляемым при умелой интерпретации, в недоверии к чудесам, в утверждении о существовании моральной религии, общей всем людям, в отношении к Ветхому и Новому Заветам. Однако о прямом заимствовании Кантом идей Лессинга говорить не приходится, так как все они являются следствием общефилософских установок кенигсбергского профессора. Руссо и Кант сходятся в том, что ценят нравственный потенциал Евангелий и христианства, относятся уважительно к Христу, считают, что к вопросу о Боге нужно подниматься только с помощью собственного разума, скептически относятся к догме. Однако все имеющиеся между ними сходства исходят из разных оснований. С точки зрения Канта, воззрения Руссо на мораль и религию делают этику гетерономной и ошибочно ориентируют ее на чувства. Юм, пробудив Канта от догматического сна, помог кенигсбергскому философу выявить основные недостатки и старой метафизики, и просветительского рационализма. Мыслителей объединяет критика рационалистически-теологических попыток  обоснования морали, ее отделение от религии. Часть тезисов Юма против религии совпадает со взглядами Канта, сходятся они и в использовании иронии при изложении своих взглядов, в признании того, что просветители абсолютизируют разум, натурализируют его, сводят к здравому смыслу. Однако скептицизм Юма угрожает не только деизму, но и рационализму в целом, так как приводит к субъективизму и релятивизму. По Канту, напротив, мы обладаем общезначимым знанием морального закона, оно принадлежит всем людям и составляет сущность религии.  В этом аспекте Кант является сторонником религии разума, значимой для всех разумных существ и противопоставляемой религии Откровения: последнее всегда исторически случайно, и из-за множества откровений люди, по Канту, имеют множество церковных вер.

 В целом философия Канта  делает видимыми недостатки философских  теорий просветителей. Уже докритический  Кант ставит под вопрос деистическое  мировоззрение, так как утверждает  не только то, что мы с помощью  своего разума можем понять, по каким законам функционирует Вселенная, но и то, что законов этих вполне достаточно для понимания того, как Вселенная возникла; что свойства разума зависят от материального субстрата той части мира, где этот разум сформирован. Даже восхищение премудростью Бога - творца мира, связанное с физической телеологией, Кант считает предположением, недоказуемым познанием. Позднее в критических работах Кант обосновал, что просветительская ориентация на всеобщее счастье, равно как и на волю Бога, не способна привести к подлинной морали, так как делает поведение человека гетерономным. Поэтому в вопросе основания морали, ключевом для всей практической философии Канта, просветители ничем не отличаются от религиозных мыслителей.

Анализ как кантовской трактовки  протестантизма, так и просветительских концепций религии помог автору сформулировать основания кантовской интерпретации Библии: 1. Критическое  отношение к протестантизму, равно  как и к другим формам религии, в том числе деизму; 2. Критическая  установка по отношению к концепциям просветителей, к использованию  ими Библии в их  философских  учениях; 3. Ориентация на автономию  практического разума при истолковании Священного Писания в части морального содержания текста; 4. Ориентация на накопленный  рациональный и эмпирический материал при попытках использования Библии как исторического источника. Первое из них сопряжено с ориентацией философа в вопросах, связанных с религией, не на догмы какой-либо конфессии, а на собственное этическое учение. Это основание прослеживается в кантовской критике с позиции моральной религии существующих в XVIII столетии методов истолкования священных текстов христианства и их применении в богословии и науке. Второе основание определяет полемику Канта и Гердера, возникшую по вопросам использования последним Библии в историософских трудах. Кант усматривает в этих работах Гердера как недостатки просветительского рационализма, так и догматическую веру своего ученика в надежность Священного Писания как исторического источника. Третье основание также проявляется в кантовской философии истории и позволяет обозначить пределы использования Кантом Библии в качестве исторического источника, доказать, что построенные на библейских сюжетах кантовские интеллектуальные модели начала и конца человеческой истории применяются философом в большей мере не для собственно исторического исследования, а для морального просвещения читателей, поскольку библейские тексты не обладают необходимой научной достоверностью. Наконец, последнее, четвертое, основание в ситуации, когда Кант обращается к Библии как к средству побуждать людей к добру, демонстрирует, что философ интерпретирует сообщения Священного Писания с целью отточить свои этические воззрения, придать им более популярную форму. Причем при истолковании фрагментов Священного Писания, чей буквальный смысл противоречит кантовской философии, мыслитель считает необходимым, прислушиваясь только к голосу практического разума, отступать от этого смысла.

Вторая  глава «Значение кантовской интерпретации Библии для практической философии критицизма» состоит из трех параграфов. Первый параграф «Кант о пределах использования Библии как исторического источника» начинается с исследования полемики Канта и Гердера по вопросам философии истории. Иммануил Кант, в отличие от своего ученика, различает естественную и человеческую истории, более последовательно осуществляет критику Библии как возможного исторического источника. Он не признает, в отличие от Гердера, возможность сочетания данных исторической науки и сведений о начале и конце человеческой истории, взятых из Откровения. Для Канта эти сведения сродни догматической метафизике: их невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть, и поэтому использование в истории подобных данных невозможно. В свою очередь, наука не должна заниматься вопросом, является ли Библия Откровением – эта задача лежит за пределами любого исследования. Тем не менее, поскольку Библия – это древний текст, создававшийся веками, Кант подчеркивает, что ее сведения важны для изучения древней истории, причем авторитет Библии в данном случае не важен, она играет ту же роль, что, например, Авеста в изучении персидской истории. Более того, Кант утверждает, что подлинно научное использование Библии возможно только при сопоставлении сведений, взятых из нее, с другими  древними источниками, например, с трудами Иосифа Флавия. В науке при обращении к текстам Священного Писания, с точки зрения Канта, необходимо ориентироваться на разум и уже накопленный научный материал, особый, «сакральный» смысл здесь не важен, любой источник должен быть подвергнут рациональному исследованию, не взирая на его «священный» статус.

Таким образом, по Канту, на пределы использования  Библии как исторического источника  указывают три обстоятельства. Во-первых, сам вопрос, для ответа на который  привлекаются библейские сведения, должен быть научным, то есть допускать возможность  проверки с помощью опытных данных. Во-вторых,  данные, взятые из Библии, должны согласовываться с данными, происходящими из других источников, чем больше таких совпадений, тем выше вероятность того, что библейские сообщения касаются событий, происходивших в действительности. В-третьих, сведения, взятые из Библии, не должны выдаваться за обладающие абсолютной достоверностью, и с развитием науки их трактовка может меняться. Однако главное значение Библии, по Канту, - ее способность, при надлежащей (то есть чисто светской, ученой) интерпретации, быть средством морального просвещения людей, способствовать моральному прогрессу человеческой истории. При такой интерпретации буквальный смысл не важен, даже историческая достоверность сведений, взятых из Библии, отходит на второй план, поскольку она касается не вечных и неизменных моральных правил, а обстоятельств, в которых эти правила были когда-то открыты миру.