Автор: Пользователь скрыл имя, 10 Декабря 2012 в 19:06, реферат
«Нам нужна философия, переливчатая, движущаяся, — Сказал Эмерсон в одном из своих творений. «В тех обстоятельствах, в которых находимся мы, уставы Спарты и стоицизма слишком непреклонны и круты; с другой стороны, заветы неизменного смиренного мягкосердия слишком мечтательны и эфирны. Нам нужна броня из эластической стали: вместе и гибкая, и несокрушимая. Нам нужен корабль; на валунах, обжитых нами, догматический, четвероугольный дом разобьется в щепы и вдребезги от напора такого множества разнородных стихий.
ЧАСТЬ I. ОПЫТЫ
Доверие к себе
Благоразумие
Героизм
Любовь
Дружба
Возмездие
Законы духа
Круги
Разум
Всевышний
ЧАСТЬ II ПРЕДСТАВИТЕЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Польза великих людей
Платон, или Философ
Сведенборг, или Мистик
Монтень, или Скепти
Шекспир, или Поэт
Наполеон, или Человек мира сего
Гёте, или Писатель
ПРИБАВЛЕНИЕ Отрывки из «Conduct of life» Р. У. Эмерсона
«Гений всегда религиозен: он получает больше души, нежели другие люди, и не кажется от того анормальным, но более человечным. Все великие поэты так полно человечны, что это достоинство превосходит все прочие их совершенства».
«Ход событий превращает в разорительную дань самую прибыльную ложь, тогда как искренность оказывается наилучшею политическою мерою, потому что, вызывая откровенность, облегчает взаимные отношения и превращает сделку в дружбу».
«Мир полон дней Страшного Суда. Ни одно искреннее слово не пропадает даром, ни одно движение великодушия не исчезает бесследно. Попробуйте скрыть тайну от того, кто имеет право знать ее, — не успеете: сама тайна выскажется ему. Если вы не хотите, чтоб некоторые ваши поступки были известны, — не делайте их. Тут не поможет ни укрывательство, ни самообладание. Есть обличения и во взгляде, и в пожатии руки. Зло осквернило этого человека и уничтожает все добрые впечатления, которые он еще производит. Не знаешь, почему нельзя ему довериться, но чувствуешь, что довериться нельзя. С другой стороны, прекрасной душе нечего опасаться, чтобы тайные дела ее бескорыстия, справедливости и любви могли оставаться без сочувствия. Одному, по крайней мере, человеку известно и доброе дело, и благородное намерение, его внушившее, но он уверен, что скромное умалчивание послужит ему лучше подробных рассказов. Этот свидетель похвального поступка — он сам, его свершитель. Он заявил им свое благоговение к законам вечным, и законы вечные, в свою очередь, воздали ему невозмутимым миром и самодовольством».
«Всю жизнь мучимся мы суеверным страхом, что нас проведут, обманут. Не бойтесь! Есть, есть третье
лицо, безмолвно присутствующее при всех наших сделках и соглашениях: оно берет на себя ответственность за всякое условие, оно наблюдает за тем, чтобы всякая честная услуга получала свою надлежащую мзду. Это третье лицо — дух наших действий».
«... Ничто великое не свершается без восторга. Пути жизни дивны: в обхождении с нею нужна доверенность». «... Мы взаимно распознаем, каков дух в каждом из нас. Иначе как объяснить, на чем основана способность отгадывать настоящий характер человека, хотя он ни словами, ни делами не обнаружил его? И мы до такой степени постигаем друг друга, что от нас не скрываются оттенки действий и слов, внушенных прекрасным побуждением или вынужденных обстоятельствами. Но кто здесь судья? Не ум наш, не хитрость, не знание. Сама сущность жизни и данная ей проницательность наделены этим диагнозом».
«... Неразрывная связь между добром и природою неволит все и всех смотреть на порок враждебным оком. И прекрасные законы, и все существующее в мире преследуют и бичуют злодея. Он более, чем мы с вами, убежден, что все на земле подчинено только истине и добру; что на всем ее протяжении нет места для негодяя, нет места для тайны. Преступление совершено, и кажется, будто по всей земле разостлана та легкая пелена снега, которая указывает охотнику, куда пробежал заяц, порхнула куропатка, где скрылась белка, лисица С другой стороны, закон возмездия служит несокрушимою опорою всякому действию чистосердечия. Великодушный человек обладает верховным благом, которое, как огонь, все очищает и все заставляет являться в настоящем виде, так что ничто не в силах ему повредить. Раз-личные бедствия, болезни, обиды, нищета, делаются его благоприятелями: «Воды приносят, ветры навевают мужу-добра — силу, бодрость, превосходство; а между тем сами по себе воздух и вода — ничто».
«Вообще, всякое несчастье, не одолевшее нас, становится нашим благодетелем. Мы вбираем в себя силу искушения, которое мы превозмогли: так житель Сандвичевых Островов думает, что в него входят крепость и отвага убитого им неприятеля.
«... Не по деспотическому определению, а вследствие условий человеческой природы лежит покрывало на завтрашнем дне. Оно приучает детей земли довольствоваться днем настоящим, сдерживать недостойную пытливость, жить и трудиться, трудиться и жить, предавая себя течению времени, которое внесет нас в глубокие тайны вечности и природы. Душа предлагает нам на изучение одну задачу: причины и последствия. Упражняясь в ней, в труде и в жизни, мы незаметно вступим в новый круг отношений, где вопрос и ответ уже безразличны.
«... В нравственном
чувстве заключается залог и
умственного
«... Одним повиновением законам высшим можем мы достигнуть праведности и героизма. Вера и любовь, или, лучше сказать, верующая любовь, одна в состоянии облегчить невыносимое бремя забот и раздумий.
О братья мои, Бог существует! В средоточии вселенной есть Дух, который до того царит над всем человечеством, что никто не нарушит порядка мироправления. Этот Дух до того преисполнил все созданное неизочтимыми благами, что, следуя Его велениям, мы благоденствуем; если же хотим нанести вред Его созданиям, наши руки опускаются онемелыми или раздирают собственную грудь нашу. Весь ход вещей, весь их порядок научает нас верить. Нам нужно только повиноваться».
Возмездием доказывается кругообразное свойство каждого человеческого действия. «Еще с детства, — говорит Эмерсон, — мне хотелось написать кое-что об этом предмете, о котором жизнь поучает нас лучше, нежели богословие. Недавно опять возбудилось во мне это желание, по случаю проповеди, в которой излагалось, что нечестивцы имеют здесь дома, деньги, а праведники живут в нищете, в пренебрежении, но пусть подождут: их ожидает вознаграждение. Чем? — не капиталами ли, не шампанским, не страсбургскими ли пирогами?»
«Если награда добрых состоит в назначении благословлять и молиться, любить людей, помогать и служить им, так не то же ли делают они и теперь?.. Но ослепленный проповедник, вместо того, чтобы поставить человека лицом к лицу с вечною Истиною, вместо того, чтобы показать, какими сокровищами может обогатиться душа, каким могуществом окрылиться благая воля, ставил пред Судилище — мертвецов, и на этом основании водружал два знамени: для добра и для зла, для успеха истинного и подложного. Верование в возмездие, — продолжает он, — могло бы указать людям один из лучей Божества, вездесущее присутствие Мироправителя; такое верование могло бы наполнить душу человека морем любви и приблизить его к достойному сообщению с Тем, Который был, есть и будет. Оно могло бы сделаться путеводною звездою, и в часы мрака, на трудных путях жизни, предохраняло бы нас от многих заблуждений, даже от погибели».
... Все во
вселенной проникнуто
... Закон возмездия
правит странами и народами, и
ни на йоту не уклоняется
от своей цели. Против него
тщетно злоумышлять, строить
«... Проступок и кара растут на одном стебле. Кара — это плод, который, сам того не зная, срывает виновный в одно время с цветком наслаждения, прикрывающим плод. Причина и следствие, средство и конец, семя и плод — ничто из этого не может быть разрознено одно с другим, потому что последствие уже содержится в причине, конец предсуществует в средстве, а плод в семени».
«А между тем, мы, тогда как мир силится воспроизвести единство и удержать его неприкосновенность, — мы пытаемся действовать частями, отрывками, все разрознить, всюду прибрать к рукам то одно, то другое. В угоду чувственности мы отделяем, например, материальное наслаждение от потребностей сердца и ума, и наша наивность все тщится разрешить задачу, как бы похитить чувственную усладу, чувственное могущество, чувственный блеск, помимо нравственного наслаждения, нравственной твердости и нравственной красоты».
«... Душа говорит есть надобно — и тело задает себе пиры. Душа говорит: мужчина и женщина составят одну плоть, один дух — а тело соединяется с одною плотью. Душа говорит: властвуй над всем для торжества добра — а тело похищает власть для порабощения всего своим целям. Сильно борется душа наша за то, чтоб жить, чтоб действовать наперекор всем противопоставляемым препятствиям. Этот факт должен бы сделаться нашим единственным руководителем, и тогда бы все прочее воссоединилось и спаялось: и могущество, и радости, и знание, и красота. Но как поступаем мы? Нет такого индивидуума, который бы не обосабливался и не искал во всем себя; он торгует, ездит верхом, наряжается, пирует, правит миром — напоказ. И как не возвеличивать себя людям! Как не гоняться им за богатством, за властью, за саном, за знаменитостью, тем скорее, когда они мнят, что, сделавшись сильны и богаты, они станут вкушать в мире одни сласти и обойдут другую его сторону — горечь. Но закон природы не поддается такому дележу, и приходится признать, что от начала мира даже до сего дня ни один подобный посягатель не имел ни малейшего успеха. Лишь только мы попробуем выделить себе часть из целого, то наберем себе удовольствий — без удовольствий, доставим себе выгоды — невыгодные, облечем себя властью — не властвующею».
«... Жизнь наша обставлена условиями, которых обойти нельзя и которые глупцы стараются обойти. Они хвастаются тем, будто подобные условия им неизвестны и их не касаются; но их похвальба на одних только устах, между тем как их душа испытывает весь фатализм этих постановлений. Если они увернутся от них с одной стороны, то будут задеты ими с другой, и в самое живое место. Если они, по-видимому, выскользнули совершенно, это знак того, что в них погублена настоящая жизнь, что они продали, предали самих себя, и тогда карою им — окончательное омертвение. Велика ошибка домогаться каких-бы то ни было благ, помимо неразлучных с ними обязанностей: лучше не приниматься за невозможное осуществление Если же безумие вовлечет кого в подобную попытку, тогда противозаконность восстания и хищения немедленно и неотвратимо ведет за собою помрачение чистого разума: человек перестает видеть Бога во всей Его полноте, в каждом из предметов; они станут представлять ему тогда одну чувственную приманку, а он будет лишен способности распознать в то же время невыгодную сторону таких приманок Он увидит голову сирены, хвоста же дракона не увидит и возмечтает, что добыл то, что ему хотелось и отвязался от того, что не было ему в угоду. О как таинственны пути твои, живущий на небесах Господи! Неустанные судьбы твои наводят слепоту на глаза людей, предающих себя необузданным влечениям!» (Блаженный Августин).
«Со всякого излишества, со всякого злоупотребления видимо и невидимо взимается пеня. Какова чистая прибыль человека, получившего сотни одолжений и не оказавших ни одного? (Это считает Эмерсон единственною мерзостью во вселенной.) Или что приобрел этот лентяй, тот хитрец, пробавляющийся вещами, лошадьми, деньгами своего соседа? Не тотчас ли образуется неравенство отношений? С одной стороны, обозначается зависимость, с другой — превосходство; и часто приходиться убеждаться, что лучше бы отбить себе ноги о мостовую, чем влезать в карсты добрых людей.
... Платите за
все, не то, рано или поздно,
придется выплатить долги
«... Вследствие незыблемого действия и противодействия все имеет свою двоякую сторону, и обман не удерживается нигде. Вор обкрадывает самого себя, мошенник плутует над самим собою, потому что подлинная чистая плата за труд — это добро и знание; наружным признаком служит им благосостояние и общественное доверие Конечно, эти признаки можно украсть и подделать, как фальшивые ассигнации, однако же того, что они представляют, то есть добра и знания, не украдешь, не подделаешь. Эта цель труда достигается только действительным упражнением способностей духа и повиновения побуждениям чистым и бескорыстным. Плуту, игроку, тунеядцу ли захватить эти блага, это понимание природы физической и нравственной, которые даются рачительности и неутомимости добросовестного труженика? Закон природы таков: соверши это дело, и ты обогатишься силою, скрытою в нем; у тех же, которые дела не делают, откуда возьмется их сила!
«... Мы ошибочно думаем, что зло не получает здесь своей мзды, потому что преступник упорствует в своем пороке и не сознается в своей каре, потому что видимый суд редко над ним совершается, потому что ни пред ангелами, ни пред людьми он не расторгает гласно своей связи со злоупотреблением. Но чем более таит он в себе лжи и коварства, тем более утесняет свое настоящее бытие, и рано или поздно, уличение в дурных делах сделается ясно и для его понимания; мы можем не видеть этого, но мертвящие следствия зла лягут верным итогом на счетах вечного правосудия».
«... Мы сказали, что за всякое внешнее благо платить следует (заботами, тяжелою ответственностью и проч.), и если оно досталось вам незаслуженно, без пота и труда, то может и исчезнуть при первом дуновении ветра. Тем не менее, все блага, какие только есть в мире, принадлежат душе и могут быть куплены на монету, подлинную, узаконенную, отчеканенную и пущенную в оборот самою природою, то есть ценою труда, от которого не отопрется ни наше сердце, ни голова».
«... Но за вечные блага добра и мудрости не взимается никакая пошлина. Мы не покупаем ценою какого бы то ни было лишения наших приобретений духовного усовершенствования. Не положена пеня за добро и его действия; не положена пеня за мудрость: добро и мудрость — не что иное, как придаток вечного Естества к отдельному естеству человека. В любви, в знании, в красоте не может быть излишеств, когда созерцаешь эти свойства и эти дары в их чистейшей сущности. Я есмъ, в точном смысле слова, тогда, когда совершаю то или другое дело добра; таким действием я распространяю свет, я вношу победоносное знамя в пределы хаоса и ничтожества и вижу, как мгла редеет на небосклоне».