Новгородцев П.И. о самобытных элементах русской правовой философии

Оглавление

ВВЕДЕНИЕ 2

1. Исторические аспекты  развития философии  права. 4

2. Основные принципы  концепции Русской  философии права 6

3.Русская  философия права  с точки зрения  П. И. Новгородцева. 14

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 18

СПИСОК  ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 19

ВВЕДЕНИЕ

     Философия права как наука имеет многовековую историю, глубокое осмысление которой  происходит в процессе приобщения и  изучения новых фактов, характеризующих  ее развитие в различных исторических периодах и странах.

     Русская философия права - это яркая и  самобытная страница в развитии философско-правовой мысли, которая через призму российской правовой и общекультурной ментальности по-своему раскрыла важнейшие вопросы  философии права: соотношение права  и морали, закона и свободы духа, произвола воли и организованности соборного сознания.

     Надо  признать, что, развивая философско-правовую теорию, русские философы права использовали известные идеи западноевропейских мыслителей. Однако их взгляды всегда, на уже, казалось бы, изученные философско-правовые вопросы, отличались новизной и носили прогрессивный характер, положительно повлиявший на весь ход развития европейской  философии права.

     Целью данной работы, является  создание единой картины элементов русской философии права. Для этого нам необходимо выявить особенности элементов русской философии права, а так же рассмотреть значение и специфику элементов русской философии права, которые мы разобьем на две основные группы:

1. своеобразие формы и стиля, то есть описание и степень совершенство в развитии идей
2. существование самих идей, их неповторимой связи с основами человеческого бытия и мышления.

     В первом случае, как бы ни было значительно своеобразие одних направлений мысли по сравнению с другими, Оно все же не выходит из границ определенного круга идей. В другом же случае речь идет о самобытном понимании внутренней жизни, и тут особенности отдельных умственных построений могут быть столь существенны, что на самом деле означают совершенно новый мир, новый круг воззрений и понятий.

     Так же в ходе выполнения работы, мы постараемся  определить место и значение русской концепции философии права в мировой практике, а с помощью сравнения различных теорий. 
 

1. Исторические аспекты  развития философии  права.

     Если  мы зададимся вопросом, чем определяются отдельные эпохи в развитии философии права и философии вообще, то ответ нам следует искать в ведущих предпосылках, образующих коренные основы человеческой жизни и мышления. Едва ли кто-нибудь станет оспаривать, что глубочайшие межи, отделяющие одну философскую эпоху от другой, определяются различным отношением к их религии. Если проследить развитие греческой философии права, то, прежде всего, величайший переворот, какой пережила она в эпоху софистов, пронизан стремлением освободиться от прежнего авторитета, встать на собственные ноги, признать человека мерой всех вещей. Школа Сократа, напротив, начинающая борьбу с софистикой, означает новое оживление религиозного чувства, восстановление авторитета традиции, восстановление значимости закона, который, по словам Платона, связывает небо и землю. Если мы рассмотрим таким же образом соперничающие учения новейшей философии права, такие как анархизм и социализм, с одной стороны, то при всей различности и всей противоположности этих направлений мы можем обнаружить в них нечто общее, что можно объединить в обозначении "новая философия права". Точно такую же целостную замкнутую эпоху философии права составляет средневековье. Но если мы станем разыскивать исходные основания, отделяющие друг от друга эти различные эпохи, то мы увидим, что корень их различия лежит в изменяющемся отношении их к религии. Особенно ясно обнаруживается это в существенном различии между средневековой и новой философией права. В то время как все основные системы средневековой мысли всегда признают высшим авторитетом религию и церковь, совершенно преисполнены и пронизаны этим сознанием, типические учения Нового времени постоянно стараются исключить авторитет церкви, а в крайних своих проявлениях - также и религии. Переворот, осуществленный Новым временем в области философии права, состоит прежде всего в отказе от теократического идеала, в стремлении к автономии, к самоопределению.

     Само  собою, всегда возможно установить в  пределах одной эпохи весьма существенные различия между отдельными школами и течениями. С другой стороны, никакая эпоха не рвет вполне с недавно прошедшею; старое, хотя подчас и в иной форме, продолжает жить в новых течениях.

     Поэтому могло показаться неправильным ограничивать основные различия в области философии права лишь тем или иным характером отношения к религии и на этой только основе проводить разделительные линии эпох. Но если учитывать в каждой эпохе то собственно новое, что она создает, если искать не исторических периодов, которых всегда по множеству приходится на одно столетие, и не постоянной смены школ, коренящейся в естественной диалектике человеческих мыслей, но лишь тех эпох всемирно-исторического значения, которые обозначают великие рубежи между принципиально различными поколениями и связаны с мировой миссией народов, то можно утверждать, что каждая эпоха опирается на новое отношение к религии и новые воззрения на человека и мир. В наше время, когда поколеблены основные опоры западной культуры и предчувствуется приближение новой духовной революции, не только импрессионистические мыслители, как Освальд Шпенглер, не одни только русские мистики, но и признанные немецкие философы, как Рудольф Ойкен, говорят о возможности и необходимости новой религиозной эпохи.

     Таковы  перспективы и предпосылки, на основе которых мы убедились в своеобразии русской философии, и на это убеждение опирается наше утверждение о том, что упомянутые самобытные элементы образуют самостоятельную цель научного изыскания. 

2. Основные принципы  концепции Русской  философии права

     В 1836 году знаменитый основатель русского западничества Чаадаев поставил перед русским сознанием, в выдающейся по силе и ясности мысли статье, вопрос: Что такое Россия? В чем ее предназначение? В чем ее значение в мировой культуре? И поскольку он смотрел на действительную культуру и подлинный прогресс глазами западноевропейца и замечал одновременно, что русская жизнь, несмотря на все попытки ее европеизировать, оставалась отлученной от глубинных корней западной культуры, что "у нас есть что-то в крови, что препятствует подлинному прогрессу", - он пришел к глубоко пессимистическому выводу, что "мы с первого мгновения нашего социального существования не сделали ничего на благо человека. Ни единой полезной мысли не родилось на плодородной почве нашего отечества, ни одной великой идеи не произошло из среды нашей".

     Этот  суровый приговор не мог остаться безответным. Два основных течения социально-философской мысли, рожденные в то время этим приговором, западники и славянофилы, давали на него ответ весьма различным образом. Развивая мысль Чаадаева в поисках выхода из его грустных и безвыходных заключений, западники сказали: "поскольку есть только один подлинно всечеловеческий прогресс - европейский, то Россия должна решительно и определенно вступить на этот путь и сполна усвоить себе основные идеи этого прогресса". Славянофилы, напротив, отвергли исходное положение Чаадаева: у каждого великого народа - свой исторический путь, западноевропейская культура вовсе не единоспасающая, более того основным идеям западноевропейской культуры грозит разложение, в глубине же русского духа таятся принципы, которые могут послужить всему человечеству. Славянофилы были первыми в новой русской литературе, кто подходил к Европе не с безусловной преданностью верных учеников, а с мужественным вопрошанием критика и судьи. Они были первыми в XIX веке носителями непосредственного русского народного чувства, никогда не признававшего "латинский" или "немецкий" Запад в его духовной сущности. Так вспыхнул великий спор, продолжающийся до наших дней и в наше время распространяющийся, кажется, из России на Запад, во всяком случае в Германию, где проблема полемики между западничеством и славянофильской идеологией, или, выражаясь точнее, проблема "западничества и восточничества", уже постигается во всей ее остроте.

     Как заметил недавно один новый исследователь  этого старого спора, самые воодушевленные западники в конце концов, сами того не зная, превратились в славянофилов. Углубляясь в изучение жизни своего собственного народа и подходя ближе к европейской культуре, они нередко убеждались, что слишком поспешно отрицали самобытные пути России и что Запад не является единственным и безусловным образцом всякого развития культуры. Сам Чаадаев должен был впоследствии признать, что он заблуждался в первом своем суждении о России. Один из самых выдающихся и блестящих западников, Герцен, лично познакомившись с Европой, объявил во вполне славянофильском духе, что он больше не верит "в единоспасающую церковь европейской цивилизации", и утверждал, что Европа гибнет, утопает все глубже, тогда как Россия обнаруживает начала новой жизни.

     Мы  не будем более останавливаться на деталях и перипетиях этого спора, но важно подчеркнуть здесь еще два исключительно важных момента в его дальнейшем развитии. Первый момент состоит в постепенном углублении и одухотворении славянофильской идеологии, а второй - в последовавшем крахе того западного идеала, который образовывал почву русского западничества. Уже ранние славянофилы сформулировали вопрос об оригинальном творчестве, о культурной миссии России и о русской идее.

     Уже они, особенно Хомяков и И. Киреевский, видели сущность русской идеи в самобытном религиозном понимании жизни, тесно связанным с глубинной сутью русской православной церкви. Но с этой идеальной основой они связывали веру в неколебимость старого уклада жизни, борьбу против реформ Петра Великого, страх перед западными образцами и отвращение к ним. Тут было много мелочного, националистического и эгоистического, и это тут же проявилось у эпигонов славянофильства, которые опошлили великое наследство своих старых идейных вождей до плоских формул самодовольного боевого национализма. Освободить здоровую основу славянофильской идеологии от чужеродных примесей и представить русскую идею в ее подлинной сущности выпало на долю величайшему представителю русского духа - Достоевскому.

     Достоевский - один из немногих художников, значение которых со временем возрастает и выходит за границы их отечества, которые завладевают и душою тех, кто мыслит, чувствует иначе. Немецкий поэт Герман Гессе назвал Достоевского русским Данте. В произведениях Достоевского мы находим отчетливейшее выражение русского мировоззрения, у него мы находим и глубочайшие основы русской философии права. Если попытаться высказать в немногих словах эти основы, то их, по-моему, можно сформулировать следующим образом:

     1. Высший идеал общественных отношений  есть внутреннее свободное единство всех людей, единство, достигаемое не принуждением и внешним авторитетом, а только Законом Христовым, когда он станет внутренней природой человека.

     2. Единственный, подлинный и совершенный  путь к идеалу свободное внутреннее обновление людей и внутреннее осознание их общей друг за друга ответственности и их всепронизывающей солидарности. Поскольку это обновление может быть достигнуто лишь милостью Божией как следствие веры и любви, возникающих в человеке Божией благодатью, - осуществление общественного идеала без Бога невозможно. Обустройство без Бога, без Христа - это попытка, обреченная на слабость и бесплодность. Всюду и всегда, где является действительный нравственный прогресс, имеется также и осуществление дела Божия, которое может состояться и без воли человека и воззвания его к Богу, силой высшей Воли и божественного провидения.

     3. В процессе общественного строительства  право и государство представляют собою лишь известные вспомогательные ступени этого развития, которые сами по себе слишком слабы для преобразования жизни.

     Их  задача - возможно ближе подняться  к действительному идеалу общественной жизни, воплощенному в Церкви в ее идеальном смысле, как месте внутреннего свободного сожития людей, освященном и поддерживаемом божественной благодатью. Это – не путь к теократии, которая стремится силой и принуждением установить совершенную гармонию при еще не созревших для нее исторических предпосылках.

     4. Поскольку закон Божий, закон  любви, есть высшая норма для  всех жизненных отношений, право и государство должны черпать свой дух из этой высшей заповеди. Не раскол между правом, с одной стороны, и нравственностью, с другой, как то провозгласила новая философия права, а новая, непосредственная связность права и нравственности и подчинение их более высокому религиозному закону образует норму социальной жизни.

     5. Процесс общественного строительства,  развитие права и государства,  их стремление приблизить общественную жизнь к церкви, мы не вправе рассматривать с точки зрения земного, человеческого совершенства и земной, человеческой гармонии. Мы не вправе ожидать, что когда-либо на земле настанет такое совершенство и такая гармония, которая преодолела бы все жизненные противоречия в совершенной общественной форме. Для человеческих сил эти противоречия непримиримы и непреодолимы. Личность и общность, равенство и свобода, право и нравственность, - поскольку они движутся в рамках исторического развития и человеческих возможностей, - находятся в вечном антагонизме и не допускают окончательного примирения.