Неокантианство. Марбургская и Баденская школы

Из кантовского  теоретического наследия последовательно  убираются все ее реалистические элементы и прежде всего центральное  понятие «вещи в себе», (для  Канта без ее воздействия на нас  не может быть никакой явленности предмета научной познавательной деятельности, т.е. объективно существующего (реального) предмета внешнего мира, способного воздействовать на нас и тем самым выступать  внешним – природным и социальным – источником наших знаний).

Для марбуржцев же, наоборот, сам предмет науки  является только через синтетический  логический акт нашего мышления. Никаких  объектов самих по себе нет вовсе, а есть лишь предметности, порожденные  актами научного мышления. По словам Э.Кассирера: «Мы познаем не предметы, а предметно». Отождествление объекта научного познания с предметом и отказ от всякого  противопоставления субъекта объекту  – это характерная черта неокантианского  взгляда на науку. Математические функциональные зависимости, понятие электромагнитной волны, таблица химических элементов, социальные законы – это не объективные  характеристики вещей и процессов  материального мира, а синтетические  порождения нашего разума, которые  он вносит в хаос окружающего бытия, тем самым придавая ему порядок  и смысл. «Предмет должен согласовываться  с мышлением, а не мышление с предметом», – подчеркивал П.Наторп.

Критике подвергается кантовское представление  о пространстве и времени как  априорных формах чувственного созерцания, лежащих, согласно воззрениям кенигсбергского мыслителя, в основании необходимых и всеобщих суждений алгебры и геометрии.

Пространство  и время, по мнению неокантианцев, –  не априорные формы чувственности, а формы мышления. Это – логическая связь, которую мышление априорно вносит в мир (только так можно объяснить  создание альтернативных неевклидовых геометрий). П.Наторп писал: «В основных определениях пространства и времени  типическим образом впечаталось  мышление как „функция", а не созерцание...».

Подобная  позиция означает, в сущности, замену основной гносеологической проблемы о  соотношении «мысли о предмете»  и самого «реального предмета», идеи и вещи – сугубо методологическим ракурсом анализа: исследованием способов теоретической конструктивной деятельности человеческого разума, причем по преимуществу в науках логико-математического  цикла. Именно здесь легко найти  примеры, подтверждающие правоту неокантианских философских установок. Надо отдать должное марбуржцам: в условиях кризиса  в науке (когда сомнению подвергались конструктивные и проективные способности  человеческого разума), засилья позитивизма  и механистического материализма, –  они сумели отстоять претензии философского разума на выполнение уникальных синтетических  и рефлексивных функций в науке. Правы марбуржцы и в том, что  важнейшие теоретические понятия  и идеализации в науке –  всегда плод головы ученого-теоретика; они не могут быть извлечены непосредственно  из опыта. «Математическая точка», «идеально  черное тело» – им невозможно найти  в опытной сфере буквальных аналогов, но зато многие реальные физические и  математические процессы становятся объяснимыми  и умопостигаемыми только благодаря  таким высоко абстрактным теоретическим  конструктам. Они, действительно, делают любое опытное (апостериорное) знание возможным.

Другой  идеей неокантианцев является подчеркивание  важнейшей роли логических и теоретических  критериев истины в познавательной деятельности, а вовсе не практики и не материального опыта, где  многие абстрактные теории попросту нельзя проверить. Прежде всего это касается большинства математических теорий. Последние же, будучи в большинстве своем порождением кабинетного творчества теоретика, ложатся впоследствии в основу самых перспективных практических и технических изобретений. Так, в основе современной компьютерной техники лежат логические модели, разработанные в 1920-х годах, когда об электронно-вычислительных машинах никто и подумать не мог в самых смелых своих фантазиях. Ракетный двигатель был идеально промыслен задолго до того, как взлетела в небо первая ракета. Верной представляется и та мысль неокантианцев, что история науки не может быть понята вне внутренней логики развития самих научных идей и проблем. Никакой прямой детерминации со стороны культуры и общества здесь нет и быть не может. Думается, что и рост активности человеческого разума в истории науки – также может рассматриваться как одна из важных ее закономерностей, открытых неокантианцами.

В целом  для их философского мировоззрения  характерна подчеркнуто рационалистическая установка философствования и категорическое неприятие любых разновидностей философского иррационализма от Шопенгауэра и Ницше до Бергсона и Хайдеггера. С последним, в частности, вел очную полемику один из авторитетных в ХХ веке неокантианцев Эрнст Кассирер.

Этическая доктрина марбуржцев (т.н. «этический социализм») также рационалистична. Этические  идеи, по их мнению, имеют функционально-логическую, конструктивно-упорядочивающую природу, но приобретают форму «социального идеала», в соответствии с которым  люди призваны строить свое общественное бытие. «Свобода, регулируемая социальным идеалом» – вот формула неокантианского  взгляда на исторический процесс  и социальные отношения.

Еще одна отличительная черта мировоззрения  марбуржцев – их сциентизм, т.е. признание  науки высшей формой человеческой духовной культуры. У Э.Кассирера в поздний  период его творчества, когда он создает свою знаменитую Философию символических форм, во многом преодолевающую слабости исходной неокантианской позиции, – наука рассматривается им как высшая форма культурной деятельности человека, как символического существа (Homo symbolicum). В символах науки (понятиях, чертежах, формулах, теориях и т.д.) объективируются (обретают реальное физическое воплощение) высшие творческие способности человека и через ее же символические конструкты осуществляются высшие формы его самосознания. «Труды великих естествоиспытателей – Галилея и Ньютона, Максвелла и Гельмгольца, Планка и Эйнштейна – не были простым собиранием фактов. Это был теоретический, конструктивный труд. Это – та спонтанность и продуктивность, которая является центром всей человеческой активности. Здесь воплощена высшая мощь человека и, вместе с тем, естественные границы человеческого мира. В языке, религии, искусстве, науке человек не может сделать ничего другого, кроме как создать свою собственную вселенную – символическую вселенную, которая позволяет ему объяснять и интерпретировать, артикулировать, организовывать и обобщать свой человеческий опыт».

Вместе  с тем, в неокантианской философской  программе кроются серьезные  недостатки, что, в конечном счете, и  вызвало его исторический уход с  первых ролей на философской арене.

Во-первых, отождествив предмет науки с  ее объектом и отказавшись от разработки классической гносеологической проблематики о связи знания и бытия, марбуржцы  обрекли себя не только на абстрактный  методологизм, односторонне ориентированный  на науки логико-математического  цикла, но и на идеалистический произвол, где научный разум играет сам  с собой в бесконечный бисер  понятий, теоретических моделей  и формул. Борясь с иррационализмом, марбуржцы, по сути дела, сами встали на путь иррационалистического волюнтаризма, ведь если опыт и факты в науке  несущественны, то, значит, для разума оказывается «все дозволено».

Во-вторых, антисубстанциалистский и антиметафизический пафос неокантианцев Марбургской  школы также оказался достаточно противоречивой и непоследовательной философской установкой. От сугубо метафизических спекуляций о Боге и  Логосе, лежащих в основе мира, не смогли отказаться ни Коген, ни Наторп, а поздний Кассирер с годами, по его же собственному признанию, испытывал  все большее и большее влечение к Гегелю – одному из самых последовательных субстанциалистов (эту функцию выполняет  у него Абсолютная идея) и метафизиков-системотворцев в истории мировой философии.

Фрейбургская (Баденская) школа  неокантианства.

Фрейбургская (Баденская) школа неокантианства связана  с именами В.Виндельбанда (1948–1915) и Г.Риккерта (1863–1939). Разрабатывала  в основном вопросы, связанные с  методологией гуманитарных наук. Различие между естествознанием и науками  гуманитарного цикла представители  этой школы видели не в разнице  предмета исследования, а в специфическом  методе, присущем историческому познанию. Этот метод зависел от типа мышления, которое резко разделялось на законополагающее (номотетическое) и  описывающее особенное (идиографическое). Номотетический тип мышления, применяемый  естествознанием, характеризовался следующими признаками: он был направлен на поиск всеобщих закономерностей  в той действительности, которая  существовала всегда (природа, понимаемая через универсальность своих  законов). Результатом такого поиска является наука о законах. Идиографический  стиль мышления был направлен  на отдельные исторические факты  в той действительности, которая  случилась однажды (исторические события  вроде битвы при Ватерлоо и  т.п.), и в результате создавал науку  о событиях. Один и тот же предмет  исследования можно было изучать  различными методами: так, изучение живой  природы номотетическим методом  в конечном итоге могло дать систематику  живой природы, а идиографическими – описание конкретных эволюционных процессов. При этом историческое творчество приближалось по своему значению к  искусству. Впоследствии различие между  двумя методами было усилено и  доведено до взаимоисключения, причем приоритет отдавался идиографическому, т.е. изучению индивидуализированного (или исторического) познания. А так  как сама история осуществлялась лишь в рамках существования культуры, то центральным вопросом в работе данной школы стало изучение теории ценностей. Лишь благодаря тому, что  некоторые объекты для нас  значимы (обладают ценностью), а другие – нет, – мы их или замечаем, или  не замечаем. Ценностями оказываются  те смыслы, которые лежат над бытием, не имея прямого отношения ни к  объекту, ни к субъекту. Тем самым  они связывают и придают смысл обоим мирам (субъекта и объекта). Риккерт приводит пример такого смысла, лежащего над бытием: самоценностью алмаза Кохинор является его уникальность, единственность в своем роде. Эта уникальность возникает не внутри самого алмаза как объекта (это не одно из его качеств, таких как твердость, блеск и т.п.) и не является субъективным видением его отдельным человеком (таким, как полезность, красота и т.п.), но именно эта уникальность является ценностью, объединяющей объективные и субъективные смыслы и формирующей то, что мы называем «Алмаз Кохинор». То же относится и к конкретным историческим личностям: «... исторический индивидуум имеет значение для всех, благодаря тому, чем он отличается от всех», – говорил Г.Риккерт в труде Границы естественнонаучного образования понятий. Мир ценностей образует царство трансцендентного смысла. По Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. «Подлинная мировая проблема» философии заключается именно «в противоречии обоих этих царств»: царства существующей действительности и царства несуществующих, но тем не менее имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей.      Если марбургская школа в основном ориентировалась на математическое естествознание, то для фрейбургской характерна ориентация в первую очередь на социальные науки.  
     Выделяются два главных представителя фрейбургской школы неокантианства.  
     Один из них - Вильгельм Виндельбанд - известный историк философии, который 1 мая 1894 года при вступлении в должность ректора Страссбургского университета выступил с программной речью "История и естествознание".  
     Вильгельм ВИНДЕЛЬБАНД  - один из наиболее видных представителей фрейбургской школы неокантианства.  
     Систематическое развитие его взгляды получили в работах другого неокантианца - Генриха Риккерта - работах, предназначенных развить логику неокантианского понимания исторической науки.  
     Остановимся более подробно на основополагающем выступлении Виндельбанда "История и естествознание".  
     В этой речи Виндельбанд предложил положить в основу классификации наук различие между науками не по предмету, а по методу. Вопрос состоит, утверждал Виндельбанд, не столько в уразумении предмета исторического познания и в отграничении его от предмета естественных наук, сколько в установлении логических и формально-методологических особенностей исторического познания.  
     Виндельбанд отказывается от деления знания на науки о природе и науки о духе.  
     Принципом деления должен служить "формальный характер познавательных целей наук". Одни науки отыскивают общие законы, другие - отдельные факты; одни из них - науки о законах, другие - науки о событиях. Первые учат тому, что всегда имеет место, последние - тому, что однажды было.  
     Первый тип мышления Виндельбанд называет "НОМОТЕТИЧЕСКИМ" (законополагающим).  
     Тип мышления, противостоящий "номотетическому" (законополагающему), Виндельбанд называет "ИДИОГРАФИЧЕСКИМ" (описывающим особенное).  
     Один и тот же предмет может служить объектом одновременно как номотетического, так и идиографического исследования. Причина такой возможности в том, что противоположность между неизменным (общим) и однажды встречающимся в известном смысле относительна. Так, наука об огранической природе в качестве систематики - наука номотетическая, но в качестве истории развития - идиографическая.  
     Итак, Виндельбанд устанавливает различие двух основных методов научного познания и двух направлений, типов мышления - номотетического и идиографического.  
     Это различие номотетического и идиографического типов мышления и определяет различие между естествознанием и историей. В случае естествознания мышление стремится перейти от установления частного к пониманию общей связи, в случае истории оно останавливается на выяснении частного, особенного.  
     Виндельбанд считает, что идиографический исторический метод находился долгое время в пренебрежении. По его мнению, пренебрежение всем, кроме общего и родового , есть черта греческого мышления, перешедшая от элеатов к Платону, который видел как истинное бытие, так и истинное познание только во всем общем. В новое время глашатаем этого мнения явился Шопенгауэр, который отказал истории в значении истинной науки именно на том основании, что она имеет дело только с частным и никогда не достигает общего.  
     Виндельбанд считает этот взгляд на идиографический метод многовековым заблуждением. В противоположность ему Виндельбанд подчеркивает, что "всякий человеческий интерес и всякая оценка, все, имеющее значение для человека, относится к единичному и однократному". Если это справедливо в отношении к индивидуальной человеческой жизни, то это "тем более применимо ко всему историческому процессу: он имеет ценность, только если он однократен".  
     Виндельбанд считает, что в целостное познание, образующее общую цель всех родов научной работы, должны в одинаковой мере войти оба метода: и номотетический, и идиографический.  
     Оба эти момента человеческого знания - номотетический и идиографический - не могут быть сведены к одному общему источнику. Никакое подведение под общие законы не может вскрыть последние основания единичного, данного во времени явления. Поэтому во всем историческом и индивидуальном, заключает Виндельбанд, для нас остается доля необъяснимого - нечто невыразимое, неопределимое.  
     В соответствии с этим знаменитая речь Виндельбанда об отношении истории к естествознанию завершается рассуждением о беспричинности свободы: последняя и глубочайшая сущность личности, по Виндельбанду, противится анализу посредством общих категорий, и этот неуловимый элемент "проявляется в нашем сознании как чувство беспричинности нашего существа, т.е. индивидуальной сводобы".  
     Выступление Виндельбанда "История и естествознание" наметило новый взгляд на историческое знание в эскизной форме.  
     Систематическое развитие с позиций, близких к позиции Виндельбанда, этот взгляд получил в обстоятельных работах  Генриха РИККЕРТА. В своей сумме эти работы были предназначены развить логику неокантианского понимания исторической науки.  
     Принципы классификации наук Риккерта чрезвычайно близки к принципам Виндельбанда, но гораздо обстоятельнее развиты.  
     Как и Виндельбанд, Риккерт сводит различие между науками к различию их методов и полагает, что основных методов существует два.  
     Всякое научное понятие может иметь задачей либо познание общих, тождественных, повторяющихся черт изучаемого явления, либо, напротив, познание частных, индивидуальных, однократных и неповторимых его особенностей. В первом случае мы имеем дело с естествознанием, во втором - с историей. Естественнонаучное понятие направлено на общее, историческое - на индивидуальное.  
Метод естествознания Риккерт называет "ГЕНЕРАЛИЗИРУЮЩИЙ" (обобщающий)  
     Если метод естествознания - генерализирующий, то метод истории -ИНДИВИДУАЛИЗИРУЮЩИЙ. 

     Цель  естествознания - выяснение общих  законов, т.е. открытие постоянно повторяющихся, бесконечно воспроизводимых постоянных связей и отношений. Цель истории - изображение  или характеристика "бывающего" как однократного, индивидуального  события, исключающего в силу исконного  своеобразия возможность подведения под понятие "общего закона".  
Как бы далеко ни простиралась возможность одновременного применения к единой действительности обоих методов - генерализирующего и индивидуализирующего - логически они диаметрально противоположны и взаимно друг друга исключают.  
     Если история пользуется в качестве элементов своих суждений понятиями об общем, если, далее, естествознанию приходится иметь дело и с индивидуальными объектами, то этим обстоятельством, по Риккерту, не может быть устранен или ослаблен факт исконной противоположности естественнонаучного и исторического родов познания. Логическая противоположность обоих методов - величайшая, какая только может существовать в сфере науки.  
     Научное понятие, как утверждает Риккерт, никогда не может быть копией или отражением предмета. В любом понятии любой науки воспроизводятся только некоторые стороны или свойства предмета, абстрагированные или отобранные, почерпнутые из его действительного содержания в соответствии с той точкой зрения, которой руководствуется эта наука, и в которой сказывается характерный для нее познавательный интерес.  
     Действительность предмета, по Риккерту, не может быть воспроизведена в понятии, поскольку она неисчерпаема.  
     Наука преодолевает "экстенсивное" и "интенсивное" многообразие познаваемой ею эмпирической действительность не тем, что она его "отражает", а тем, что она "упрощает" это многообразие. Из бесконечно богатого содержания предметного мира наука вводит в свои понятия не все его элементы, но только те, которые оказываются СУЩЕСТВЕННЫМИ.  
     Развивая этот взгляд Риккерт приходит к убеждению, будто основная противоположность между естествознанием и историей есть противоположность двух задач и двух принципов отбора, отделения существенного от несущественного.  
     Для истории, с точки зрения Риккерта, характерно изображение или повествование об однократных, однажды случившихся и неповторимых событиях, а для естествознания - установление общих принципов всегда сущего. При этом Риккерт подчеркивает, что для того, "чтобы ясно выразить требуемое различие, я должен буду разделить в понятии то, что в действительности тесно связано друг с другом,... мне придется совершенно отвлечься от тех многочисленных нитей, которые соединяют друг с другом обе группы наук..."  
     Характерными для Риккерта являются следующие утверждения:  
     "Открытая нами принципиальная логическая противоположность может быть охарактеризована и как противоположность между наукою, имеющею дело с понятиями, и наукою, имеющею дело с действительностью".  
     "Действительность для нас лежит в особенном и индивидуальном, и ни в коем случае нельзя ее построить из общих элементов".  
     Хотя формально Риккерт признает равноправие естествознания и истории как двух одинаково возможных и необходимых логических способов образования понятий, но в разрезе онтологии Риккерт отдает явное предпочтение ИСТОРИИ.  
     Одна из существенных задач риккертовской методологии состоит в доказательстве мысли, будто естествознание не есть познание действительности. Ища только общего, оно не может в силу своей природы выйти из круга абстракций, ибо предмет его исследования - общее - не имеет действительного бытия, возникая только в результате логического отвлечения.  
     Совершенно невозможно понять смысл философии Риккерта без уснения того, что вся риккертовская логика истории зиждется на гносеологической критике естествознания. Недаром главный труд Риккерта называется "Границы естественнонаучного образования понятий".  
     В своей критике естествознания кантианец Риккерт, по нашему мнению, перекликается с иррационализмом. При этом особенность Риккерта в том, что у него антирационалистическая критика познания с наибольшей резкостью проводится по отношению к наукам естественным.  
     Риккерт подчеркивает гносеологические границы естествознания, его якобы неадекватность, удаленность от подлинной действительности. В противовес этому роду познания Риккерт выдвигает историю как такую науку, в которой предмет познания и метод познания наиболее отвечают друг другу.  
     История, по Риккерту, возможна как наука в силу того, что наряду с природой существует КУЛЬТУРА как особый объект или особая сфера опыта.  
     Для характеристики культурных объектов, определения их специфики по сравнению с природными объектами, Риккерт вводит понятие, которое является важнейшим в его философии культуры, в философии истории и логике исторических наук. Именно это понятие дает принцип, с помощью которого историк отделяет "существенное" от "несущественного". Это понятие "ЦЕННОСТЬ" - важнейшее понятие философии Риккерта. Только благодаря этому понятию, уверяет Риккерт, становится возможным отличить культурные процессы от явлений природы. Только это понятие дает принцип, с помощью которого историк из неисчерпаемого многообразия индивидуальных элементов действительности образует некоторое целое, отделяет "существенное" от "несущественного".  
     Ценность, по Риккерту, есть "смысл, лежащий над всяким бытием", мир "состоит из действительностей и ценностей". Как Вы видите, категория "ценности" не только дополняет категорию бытия, но и сфера "ценностей" у Риккерта противостоит сфере "бытия", причем таким образом, что противоположность между ними принципиально не может быть ни уничтожена, ни хотя бы смягчена.  
     Истинная ценность, как ее понимает Риккерт, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается".  
     По Риккерту, о ценности нельзя сказать, что она "есть", но все же ценность принадлежит к "нечто", а не к "ничто". Истинная ценность, по Риккерту, есть ценность самодовлеющая, "совершенно независимая от какой бы то ни было отнесенности к бытию и тем более к субъекту, к которому она обращается". По Риккерту, мир "состоит из действительности и ценностей".  
     Ценности не относятся ни к области объектов, ни к области субъектов. Они "образуют совершенно самостоятельное царство, лежащее по ту сторону субъекта и объекта".  
     По Риккерту, отношением ценностей к действительности определяется высшая задача философии. "Подлинная мировая проблема" философии заключается именно "в противоречии обоих этих царств": царства существующей действительности и царства несуществующих, но тем не менее имеющих для субъекта общеобязательную значимость ценностей.  
     Риккерт полагает, что это противоречие "гораздо шире противоречия объекта и субъекта. Субъекты вместе с объектами составляют одну часть мира действительности. Им противостоит другая часть - ценности. Мировая проблема есть проблема взаимного отношения обеих этих частей и их возможного единства.  
     По Риккерту, все проблемы бытия "необходимо касаются только частей действительности и составляют поэтому предметы специальных наук", тогда как для философии "не остается более ни одной чисто бытийной проблемы".  
     Между философией и специальным знанием существует принципиальная разница, обусловленная тем, что перед философией лежит задача познания мирового целого.  
     Мировое целое, по Риккерту, никогда не может быть задачей специальных наук. Целое действительности принципиально недоступно нашему опыту и никогда не может быть дано нам. А отсюда следует, заключает Риккерт, что понятие целого действительности "уже не представляет собой чистого понятия действительности, но что в нем сочетается действительность с ценностью".  
     Философия как наука начинается там, где кончается сфера чистой действительности,и где на первый план выступают проблемы "ценности".  
     Основная для Риккерта антитеза - "действительности" и "ценности" - в последнем счете восходит к антитезе этической, к противоположности сущего и должного.  
     Здесь важно сделать существенное дополнение к уже изученным положениям методологии Риккерта.  
     Отнесение к ценности, по Риккерту, есть условие не одного только исторического познания. Во всяком теоретическом познании речь также идет об отношении к ценности. Всякое познавание по своей природе, оказывается, принципиально "практично".  
     Итак, прототип дуализма бытия и ценности коренится у Риккерта в конфликте этического сознания - в противоположности сущего и должного.  
     Этическая основа философии Риккерта, несомненно, восходит к этическому идеализму Канта и Фихте, к их учению о "примате" практического разума.  
     В концепции Риккерта в иерархии ценностей высшее место принадлежит религии. "Только религия, - утверждает Риккерт, - поддерживает и укрепляет жизнь в настоящем и будущем, сообщая ей ценность, которую ее собственная частичная сила ей не в состоянии дать".

Список  используемой литературы.

1. Введенский  А.И. Философские очерки. СПб, 1901
2. Яковенко Б.В. К критике теории познания Г.Риккерта. – Вопросы философии и психологии, т. 93, 1908 
3. Введенский А.И. Новое и легкое доказательство философского критицизма. СПб, 1909
4. Яковенко Б.В. Теоретическая философия Г.Когена. – Логос, 1910, кн. 1
5. Яковенко Б.В. Учение Риккерта о сущности философии. – Вопросы философии и психологии, т. 119, 1913 
6. Кассирер Э. Теория относительности Эйнштейна. П., 1922 
   Вопросы теоретического наследия И.Канта. Калининград, 1975, 1978, 1979 Кант и кантианцы. М., 1978
7. Фохт Б.А. Философия музыки А.Н.Скрябина / В сб.: А.Н.Скрябин. Человек. Художник. Мыслитель. М., 1994
8. Кассирер Э. Познание и действительность. СПб, 1996 (репринт 1912)
9. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. / Логическое введение в исторические науки. Спб.: Наука, 1997