Научные революции

Третья глобальная научная революция была связана с преобразованием этого стиля и становлением нового, неклассического естествознания. Она охватывает период с конца XIX до середины XX столетия. В эту эпоху происходят революционные перемены в различных областях знания: в физике (открытие делимости атома, становление релятивистской и квантовой теории), в космологии (концепция нестационарной Вселенной), в химии (квантовая химия), в биологии (становление генетики). Возникают кибернетика и теория систем, сыгравшие важнейшую роль в развитии современной научной картины мира.

В процессе всех этих революционных преобразований формировались идеалы и нормы новой, неклассической науки. Они характеризовались отказом от прямолинейного онтологизма и пониманием относительной истинности теорий и картины природы, выработанной на том или ином этапе развития естествознания. В противовес идеалу единственно истинной теории, “фотографирующей” исследуемые объекты, допускается истинность нескольких отличающихся друг от друга конкретных теоретических описаний одной и той же реальности, поскольку в каждом из них может содержаться момент объективно-истинного знания. Осмысливаются корреляции между онтологическими постулатами науки и характеристиками метода, посредством которого осваивается объект. В связи с этим принимаются такие типы объяснения и описания, которые в явном виде содержат ссылки на средства и операции познавательной деятельности.

Новая система  познавательных идеалов и норм обеспечивала значительное расширение поля исследуемых  объектов, открывая пути к освоению сложных саморегулирующихся систем. Создавались предпосылки для построения целостной картины природы, в которой прослеживалась иерархическая организованность Вселенной как сложного динамического единства. Картины реальности, вырабатываемые в отдельных науках, на этом этапе еще сохраняли свою самостоятельность, но каждая из них участвовала в формировании представлений, которые затем включались в общенаучную картину мира. Последняя, в свою очередь, рассматривалась не как точный и окончательный портрет природы, а как постоянно уточняемая и развивающаяся система относительно истинного знания о мире.

В категории  части и целого, причинности, случайности  и необходимости, вещи, процесса, состояния и др. включались новые смыслы. Эта “категориальная сетка” вводила новый образ объекта, который представал как сложная система.

В современную  эпоху, в последнюю треть нашего столетия мы являемся свидетелями новых  радикальных изменений в основаниях науки. Эти изменения можно охарактеризовать как четвертую глобальную научную  революцию, в ходе которой рождается новая постнеклассическая наука.

Наряду с  дисциплинарными исследованиями на передний план все более выдвигаются  междисциплинарные и проблемно-ориентированные  формы исследовательской деятельности. Усиливаются процессы взаимодействия принципов и представлений картин реальности, формирующихся в различных науках. Все чаще изменения этих картин протекают не столько под влиянием внутридисциплинарных факторов, сколько путем “парадигмальной прививки” идей, транслируемых из других наук. В этом процессе постепенно стираются жесткие разграничительные линии между картинами реальности, определяющими видение предмета той или иной науки. Они становятся взаимозависимыми и предстают в качестве фрагментов целостной общенаучной картины мира.

Исторически развивающиеся системы представляют собой более сложный тип объекта даже по сравнению с саморегулирующимися системами. В естествознании первыми фундаментальными науками, столкнувшимися с необходимостью учитывать особенности исторически развивающихся систем, были биология, астрономия и науки о Земле. Именно идеи эволюции и историзма становятся основой того синтеза картин реальности, вырабатываемых в фундаментальных науках, которые сплавляют их в целостную картину исторического развития природы и человека и делают лишь относительно самостоятельными фрагментами общенаучной картины мира. Историчность системного комплексного объекта и вариабельность его поведения предполагают широкое применение особых способов описания и предсказания его состояний – построение сценариев возможных линий развития системы в точках бифуркации. С идеалом строения теории как аксиоматически-дедуктивной системы все больше конкурируют теоретические описания, основанные на применении метода аппроксимации, теоретические схемы, использующие компьютерные программы, и т.д.

При изучении “человекоразмерных”  объектов поиск истины оказывается  связанным с определением стратегии  и возможных направлений преобразования такого объекта, что непосредственно  затрагивает гуманистические ценности. Научное познание начинает рассматриваться в контексте социальных условий его бытия и его социальных последствий как особая часть жизни общества, детерминируемая на каждом этапе своего развития общим состоянием культуры данной исторической эпохи, ее ценностными ориентациями и мировоззренческими установками.

Три крупных  стадии исторического развития науки, каждую из которых открывает глобальная научная революция, можно охарактеризовать как три исторических типа научной рациональности. Появление каждого нового типа рациональности не отбрасывало предшествующего, а только ограничивало сферу его действия, определяя его применимость только к определенным типам проблем и задач. При этом возникновение нового типа рациональности и нового образа науки не следует понимать упрощенно в том смысле, что каждый новый этап приводит к полному исчезновению представлений и методологических установок предшествующего этапа. Напротив, между ними существует преемственность. Неклассическая наука вовсе не уничтожила классическую рациональность, а только ограничила сферу ее действия. То есть выделяемые таким образом типы научной рациональности не являются парадигмами в понимании Т. Куна.

Ход научной  мысли ХХ столетия явно и резко отличается от того, что происходило в маленькой области Средиземноморья, куда проникла эллинская культура. Резкое отличие научного движения ХХ в от движения, создавшего эллинскую науку, её научную организацию, заключается во-первых, в его темпе, во-вторых, в площади, им захваченной – оно охватило всю планету, – в глубине затронутых им изменений, в представлениях о научно-доступной реальности, наконец, в мощности изменений наукой планеты и открывшихся при этом проспектах будущего.

Начало новой  эпохи в науке (1895-1897 гг.) когда были открыты явления, связанные с атомом, с его бренностью, проявляется колоссальным накоплением новых научных фактов, которые можно приравнять к взрыву по его темпу. Создаются также быстро новые области научного знания, многочисленные новые науки, растёт научный эмпирический материал, систематизируется и учитывается в научном аппарате всё растущее количество фактов, исчисляемых миллионами, если не миллиардами. Научный аппарат из миллиарда миллиардов всё растущих фактов, постепенно и непрерывно охватываемых эмпирическими обобщениями, научными теориями и гипотезами, есть основа и главная сила, главное орудие роста современной научной мысли. Это есть небывалое создание новой науки.

 Заключение

Итак, концепция  Т. Куна о структуре научных революций  является интересной и небесполезной  схемой (моделью) того, каким образом и благодаря чему идёт замена научных теорий и систем взглядов (парадигм) новыми, радикально меняющими взгляд на мир теориями или способами научного мышления. Разумеется, и сама концепция Т. Куна обречена пройти этот путь парадигм и уступить более совершенным концепциям о механизмах развития науки. Как большинство других, правильно сформулированных концепций и гипотез, она поддается и должна быть подвергнута процедуре фальсификации (по терминологии К. Поппера), т.е. проверена на прочность. Можно считать, что проверка концепции Т. Куна началась уже с момента ее опубликования.

Согласно «Современному  словарю иностранных слов» (1992), революция  – это коренной переворот, глубокое качественное изменение в развитии явлений природы, общества или познания, а научно-техническая революция – коренное преобразование производительных сил на основе превращения науки в ведущий фактор развития общества, в непосредственную производительную силу. Между тем далеко не каждая смена парадигм, овладевающих умами даже после вымирания сторонников прежних концепций, догм, «учений» и мировоззренческих конструкций, соответствует революционным изменениям в науке. Некоторые из теорий, старея, уходят в прошлое (причем, некоторые – не навсегда) без каких-либо революционных, психологически трудных или катастрофических перемен в поступательном ходе науки и в менталитете научного социума. Подобное, например, происходит в наше время с «синтетической теорией эволюции» (СТЭ). Она возникла в домолекулярную эпоху развития биологии. Уже после её становления открыли двойную спираль ДНК, пришло понимание информационной роли нуклеиновых кислот, расшифрован генетический код ряда видов животных, растений и микробов, изучен механизм биосинтеза белка, возникла ультраструктурная цитология, была открыта вырожденность генетического кода, обнаружена внеядерная ДНК, открыто сходство её с ДНК прокариот, открыты молчащие и «прыгающие» гены и потерпела крах «центральная догма молекулярной биологии» (схема ДНК → РНК → белок). Это далеко не полный перечень ярких открытий в области молекулярной биологии, молекулярной генетики и цитологии, сделанных после становления СТЭ. Казалось бы, что при этом не только произошла множественная смена «парадигм» (таких как «центральная догма молекулярной биологии»), но созрели и все признаки революционной ситуации.

Схема, созданная  Т. Куном, тем не менее, может иметь  некоторое эпистемологическое значение. Однако её прогностическая ценность мало проверена. Эта схема «анизотропна». В действительности же бывает, что  некоторые направления общественной и даже научной мысли идут как бы по спирали. Например, сейчас в биологической систематике совершаются успешные попытки реабилитации «типологической концепции вида», в 1950-1960-х гг. энергично вытесняемой и ругаемой приверженцами «биологической концепции» (например Э. Майром, 1968). Подобно целеканту или латимерии не умерла, сохранилась до наших дней и успешно развивается рядом российских биологов концепция «архетипа», предложенная еще Филоном Александрийским. В связи с крахом «центральной догмы молекулярной биологии» идет оживление казалось бы канувших в прошлое и заклейменных как «ламаркизм» концепций о влиянии среды на наследственный аппарат клетки. Несмотря на плюрализм, характерный для современных наук и, скорее всего, благодаря ему, происходит безболезненный переход от организмической концепции формирования фитоценозов к стохастическим.

Если человечество сможет преодолеть кризис и выйти  из тупика, в который его загнали  инстинкты, неразумие, мораль прошлых  веков, техносфера и безудержная психология потребительского общества, у него будет перспектива дождаться новых витков разума и крупнейших научных революций, не ориентированных исключительно на экстенсивное развитие техносферы.

На каком  поле будут разыграны эти научные  революции будущего, почти невозможно предугадать, так же как с научных или философских позиций нельзя было предугадать недавнее открытие астрофизиками «темной материи», составляющей значительную часть массы Вселенной. Дело ещё в том, что, основное представление, на котором построена спекулятивная философия, абсолютная непреложность разума и реальная его неизменность, не отвечают действительности. Мы столкнулись реально в научной работе с несовершенством и сложностью научного аппарата Homo sapiens. Мы могли бы это предвидеть из эмпирического обобщения из эволюционного процесса. Homo sapiens не есть завершение создания, он не является обладателем совершенного мыслительного аппарата. Он служит промежуточным звеном в длинной цепи существ, которые имели прошлое и, несомненно, будут иметь будущее. И если его предки имели менее совершенный мыслительный аппарат, то его потомки будут иметь более совершенный, чем он имеет. В тех затруднениях понимания реальности, которые мы переживаем, мы имеем дело не с кризисом науки, как думают некоторые, а с медленно и с затруднениями идущим улучшением научной основной методики. Идет огромная в этом направлении работа, ранее небывалая.

Ученые пишут  о необходимости искоренения  нетерпимости к инакомыслию, о том, что плюралистическая наука должна иметь определенную тактику развития, одним из элементов которого является «параллельное сосуществование», что соответствует представлениям Дж. Холтона (1981) о «сквозных» идеях. Параллельно сосуществуют разные объясняющие теории и гипотезы в силу невозможности фальсифицировать одну из них. Как пример этого феномена можно привести сосуществование концепций непрерывности и дискретности растительности.

Очевидно, что  концепция плюралистической науки, не обязательно чреватой революциями, но, тем не менее, плодотворной, противоречит куновской концепции последовательной смены альтернативных парадигм.

Немаловажным  для ускорения науки является осознание и снятие социальных шор. О тормозящей роли локальных научных  идеологий сказано выше. Кроме  них немалое значение в развитии науки имеет инерция. Например, плоды и действия 1950-60 годов, когда в науке утверждалась и доводилась до совершенства административно-командная система, созрели к 70-е годам, которые названы периодом застоя. А известные всему миру блестящие научно-технические результаты 50-60-х гг., если разобраться, – это результаты тех программ, которые были начаты и сформированы в "героический период", т.е. в науке первой трети ХХ в. Несмотря на крах советской системы, эти действия законов социальной инерции никто не отменял и предпосылок к этому не видно. Поэтому монополизм в науке, гипертрофированное планирование и другие отрицательные последствия бюрократизма 1980-х гг могут резко и отрицательно влиять на ход отечественной научной мысли также и в постсоветский период, причем особенно сильно - в составе «бинарного оружия», т.е. в соединении с тем колоссальным тормозящим, подавляющим индивидуальность и скептицизм, реакционным воздействием, которое оказывает на молодые умы научно-технической интеллигенции навязываемая ей религия, а также искусственно обостренные управляющим классом финансовые проблемы, которые поставили науку на грань выживания перед искусом изменить ей в пользу стяжательства.

Список  использованной литературы

1.  Кузнецов В. Понять науку в контексте культуры. Предисловие к сборнику [2].

2.  Кун Т. Структура научных революций: Пер. с англ. Сост. Кузнецов В.Ю. – М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 605 с.

3.  Степин В.С. Теоретическое знание. – М.: Прогресс-Традиция, 2000. 744 с.

4.  Леглер В.А. Научные революции при социализме. http://www.socionavtika.narod.ru/Staty/diegesis/Legler/Legler_Gl2.htm, 2004.