Научные конструкции Вселенной и философские представления о месте человека в мире

1.Субьективный  идеализм (Дж. Беркли) и агностицизм (Д. Юм).

Джон  Беркли.

Философское учение Джорджа Беркли направлено на опровержение материализма и обоснование  религии. Для этих целей он использовал  номиналистические принципы, установленные Уильямом Оккама." Все, что существует, единично". Это номиналистическое основоположение служит для Беркли отправным пунктом, из которого следует, что ничто соответствующее действительности не может быть неединичным и абстрактные понятия суть понятия ложные. Но они, по Беркли, не только ложны, но и невозможны, это философские фантомы. Беркли различает общие и абстрактные идеи. Первые - это такие, которые могут быть восприняты как наглядные представления. Беркли различает при этом два вида отвлечения. При первом из них представляются отдельные части или свойства предмета, которые в действительности могут существовать порознь. При втором виде отвлечения – такие, которые в действительности неотделимы друг от друга. Их то и отвергает Беркли как иллюзорные, как пустые слова, которым не соответствует никакое восприятие. В качестве примеров таких абстрактных понятий приводятся: протяжение, движение, число, пространство, время, счастье, добро. Нельзя, уверяет Беркли, образовать отчетливое абстрактное представление о движении или протяжении без конкретных чувственных качеств, как скорое и медленное, большое и малое, круглое и четырехугольное. Нельзя образовать и абстрактную идею круга, четырех или треугольника, "который не будет ни равносторонним, ни неравносторонним, ни равнобедренным".

       В отличие от фикции абстрактных  понятий общие понятия - это единичные образы, отличающиеся тем, что они служат в нашем сознании как бы представителями однородных вещей, примерами многих частных идей. Но что значит: общие идеи представляют частные идеи "того же рода"? Для номинализма "род" не есть нечто общее самим вещам вследствие наличия в них объективного тождества. Однородность не обнаруживается, а устанавливается сравнивающим сознанием, исходя из его координирующих установок. Для Беркли общее не отражение реального единства, единообразия, присущего самим вещам, а искусственное творение человеческого ума. Отсюда отрицание Беркли роли абстрактного мышления в познании мира. "Я не думаю также, - пишет он, - чтобы отвлеченные идеи были более нужны для расширения познания". "Нет такой вещи, - уверяет Беркли, как десятитысячная часть дюйма, но есть десятитысячная часть мили... ". Почему же? Да потому, что "мы при точном исследовании найдем, быть может, что не в состоянии представить себе самый дюйм, состоящим из тысячи частей". "Нет такой вещи", так как мы "не в состоянии представить": возможность представления определяет возможность бытия. Вся теория абстракции Беркли направлена к тому, чтобы доказать, что реально только то, что воспринимаемо или представляемо, но не то, что мыслимо. Понятие сводится им к представлению, рациональное к эмпирическому, общее к отдельному.

     Вторым, из того, на что опирался Беркли при  построении своей философской концепции, был локковский сенсуализм. Локк разделил качества на два рода, один из которых признается первичным, присущим вещам самим по себе, а второй рассматривается как вторичный, производный, неадекватный. К первичным качествам, объективным и объективно отражаемым в восприятии, относятся, по Локку, протяжение, плотность, движение (трактуемое только как механическое), фигура и число. Все остальное чувственное многообразие дает неадекватное воспроизведение в сознании перечисленных первичных форм существования материи.

       Беркли строит свою теорию  идеалистического сенсуализма, беря  за основу локковское понятие вторичных качеств. Беркли отрицает разделение качеств на первичные и вторичные, сводя первые ко вторым. При этом он абсолютизирует локковское противопоставление вторичных качеств первичным. Беркли совершенно отрывает вторичные качества от их объективной основы, дает им законченно-субъективистскую интерпретацию. Затем он старается доказать, что субъективность, характеризующая вторичные качества, в равной мере присуща и первичным, и, таким образом, все качества в равной мере вторичны, т.е. субъективны. Антимеханицизм непосредственно перерастает здесь в антиматериализм. Все качества у Беркли по сути дела уже не вторичны, поскольку первичные качества аннулируются, их нет больше как объективной реальности. Субъективные качества не выступают как отличные от объективных, не противопоставляются им, ввиду аннигиляции последних. Сфера качеств становится однозначной сферой субъективности.

 Исходя  из Локка, он порывает с локковским делением качеств, используя относительность восприятия любых качеств.

Все замыслы  Беркли были устремлены к тому, чтобы  покончить не с механицизмом, как  таковым, а с механицизмом как  с единственной в то время формой материализма. Что существует, согласно механицистам, вне и независимо от сознания? Материя, сведенная к протяжению. Вот почему допущение протяжения вне мышления подвергается атаке Беркли.

       Таким образом, сначала истолковав вторичные качества как чистую субъективность, затем сведя первичные к вторичным, Беркли  превратил ощущения из основного средства связи субъекта с объектом в субъективную данность, саму превращенную в объект и исключающую реальный объект, как таковой. В результате идеалистической переработки сенсуализма ощущения из того, через что осуществляется познание, превратились в то, что познается. Беркли, абсолютизируя сенсуализм, признает непосредственное чувственное восприятие единственно истинным и достоверным, не допуская никакого иного критерия истины.

       Ощущение, отождествляемое им с  качеством, выступает у Беркли  под названием "идея": "Чувственные  объекты, будучи вещами непосредственно воспринимаемыми, иначе называются идеями". "Идея" в этом смысле является центральным понятием всего его учения. Благодаря такой терминологии "качество" сразу приобретает у него субъективное содержание. Качество для Беркли "идея", элемент чувственности, а не свойство вещи. Назвав качество "идеей", он сразу становится на идеалистическую почву.

      "Идея" первична. "Вещь" не  что иное, как сочетание, комплекс "идей". "Вещь", таким образом,  вторична. Не качества предполагают  обладающую ими вещь, а, наоборот, "вещь" не более как совокупность  качеств, "идей". Беркли аннулирует  нераздельное двуединство качеств и вещи.

Давид Юм.

Все «душевные  восприятия»  Юм разделяет на два вида по степени силы и живости. Первые, более сильные, он определяет термином “впечатление”. Это восприятия, которые осуществляются непосредственно,  когда мы слышим, чувствуем, видим. Впечатления делятся на ощущения и эмоции. «Впечатления» наиболее близки по вкладываемому в это слово Юмом значению к русскому слову «впечатления». Это те ощущения, которые получает тот или иной субъект от событий и процессов, разыгрывающихся в поле действия его органов чувств. Второй вид он называет “идеями” (представлениями). Что же понимал Юм под «идеями»? « Идеи» в его теории познания - это чувственные образы памяти, а, кроме того, продукты воображения, в том числе искаженные, фантастические. Итак, идеи представляют собой более слабое воспроизведение «впечатлений», то есть их отражение внутри сферы сознания. «...Все идеи скопированы с впечатлений».  Их он считает менее сильными, менее живыми и точными. Отношения между двумя этими видами решаются вполне однозначно: “Все наши идеи или менее сильные восприятия являются копиями наших впечатлений или более живых восприятий”.

     Свои  рассуждения он заключает: “Осмелюсь  утверждать как всеобщее правило, которое  не допускает исключений, что познание этого отношения ни в коем случае нельзя получить суждением разума априори, но что возникает оно из опыта”. На основе этой предпосылки он анализирует процесс опытного познания отношений между вещами. Он утверждает, что большинство наших суждений, опирающихся на познание фактов, как их понимает Беркли, являются сильно ограниченными, хотя в другом месте он оценивает Беркли как “весьма проницательного мыслителя”. Невозможность при способе мышления этого типа прийти к познанию причинных отношений и закономерностей ведет его к ярко выраженным скептическим выводам: “ Человеческий разум прилагает крайние усилия, чтобы при помощи аналогии, наблюдения и опыта упростить принципы, согласно которым осуществляются явления природы, и разложить большее число отдельных воздействий на несколько общих причин. Напрасно, однако, мы бы пытались эти общие причины найти, не удастся нам их даже удовлетворительно объяснить. Эти последние источники и принципы от человеческого любопытства и человеческого исследования надежно скрыты”.

     Все причины или то, что считается  причинами, Юм объясняет как отношения  пространственного сосуществования  и временной последовательности. Из того, что два явления следуют  друг за другом, нельзя еще вывести  заключение, что первое явление может  быть причиной второго, а второе следствием первого.

Если  Беркли, как мы уже видели, причинно-следственные отношения интерпретирует в теологическом  духе, то Юм в полном соответствии с  принципами своего агностицизма причинность как таковую в целом отрицает. Исходя из своих суждений, он приходит к скептическим воззрениям на возможности и способности человеческого разума вообще: он не признает существования предметов вне нашего опыта; он лишь хочет этим подчеркнуть, что предметам, с которыми мы встречаемся в опыте, мы приписываем внешнее существование. “Реальные вещи” образуются из наших впечатлений и вне опыта не существуют, однако мы убеждены в их существовании как в чем-то реальном, независимом от сознания. Юм, в отличие от Беркли не отрицает, скорее,  утверждает вероятность того, что вне нашего сознания существует реальность, которую мы, однако,  не знаем. При исследовании отношений между “идеями” мы приходим к утверждениям, которые получаем либо при помощи интуиции, либо посредством доказательства. Теорема «квадрат гипотенузы равен квадратам катетов» выражает отношения между сторонами. Теорема «трижды пять равно половине тридцати» выражает отношения между этими числами. К заключениям такого рода мы приходим при помощи лишь одного мышления независимо от существующих вещей. «Истины, доказанные Евклидом, были бы справедливы и тогда, когда в природе не существовало бы ни круга, ни треугольника”. По существу речь идет о таких утверждениях, которые в терминах современной логики можно определить как аналитически или логически истинные.

     Существует  и другой уровень познания, связанный  “реальными вещами”: реальные вещи - другой предмет человеческого разума - познаются  иначе; наша уверенность в их истине велика, но не столь, как в первом случае. Всегда возможна противоположность  этой реальной вещи, она же сама не может  содержать противоречие, и можно  легко и зримо представить  ее так, как бы она соответствовала  действительности. Тезис, что солнце завтра не взойдет, представляется не менее понятным и содержит не более  противоречия, чем утверждение, что  оно взойдет. Напрасно бы мы пытались доказывать его неистинность. Эта  идея охватывает определенную часть  объективного познания. Юм осознает ограниченность суждений, полученных при помощи эмпирической опирающейся на чувственные данные неполной индукции. Однако этот факт он интерпретирует агностически. Несмотря на свои скептические и агностические взгляды, Юм не отвергал реальность определенного прогрессивного человеческого познания. Поэтому в делах “текущей жизни” (но не в области философии, где речь идет о познании наиболее глубоких принципов) он склонялся к определенному преодолению противоречия между принципами своей философии и здравым смыслом. Коли мы ожидаем, что предмет, лишенный опоры будет падать на землю, мы не действуем в соответствии с глубоким и последовательным философским познанием, но наше ожидание основано на том, что мы с этим фактом уже не раз встречались, т.е. по привычке. Если мы будем подходить к делу с позиции философии, то “разум не сможет даже при помощи самого тщательного поиска и исследования найти следствие мнимой причины”. Отрицание Юмом существования отношений причинности, как и его интерпретация понятия опыта, из которого он исключает внешний мир, имеет выразительный идеалистический характер. Это отрицание, однако, представляет собой определенную реакцию на тенденцию тогдашнего механистического естествознания редуцировать все привычные отношения к причинности типа механической. В этом отношения учение Юма является определенным объективно необходимым этапом развития человеческого мышления.

     Основному ядру своей скептической концепции  Юм остался верен до конца жизни, и это видно из его « Диалогов о естественной религии», над которыми он не переставал работать и размышлять до самых последних своих дней.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 

2.Философия  и религия.

Философия и религия имеют совершенно различные задачи и суть «различные» по существу формы духовной деятельности. Религия есть «жизнь в общении с Богом», имеющая целью удовлетворение личной потребности человеческой души в спасении, в отыскании последней прочности и удовлетворенности, незыблемого душевного покоя и радости. Философия есть, по существу, совершенно независимое от каких-либо личных интересов высшее, завершающее постижение бытия и жизни, путем усмотрения их абсолютной первоосновы. Но эти, по существу, разнородные формы духовной жизни совпадают между собой в том отношении, что обе они осуществимы лишь через направленность сознания на один и тот же объект - Бога, точнее, через живое, опытное усмотрение Бога. Конечно, отвлеченно рассуждая, возможно представить себе и обратное соотношение - именно совершенное расхождение путей осуществления обеих задач. Но все дело именно в том, что такие, совершенно расходящиеся пути суть и для религии, и для философии пути мнимые, не приводящие к цели, и что, наоборот, подлинное осуществление задач и той и другой возможно только на путях, ведущих к одной и той же цели - к Богу. В отношении религии это утверждение не требует, конечно, особого доказательства; мы можем здесь спокойно предоставить отдельным парадоксалистам труд, вопреки общечеловеческому опыту, доказывать противоположное. Наоборот, в отношении философии это есть тезис, требующий окончательного уяснения и доказательства, отнюдь еще не исчерпанного предыдущими общими соображениями. Современному сознанию, даже если оно мыслит в понятиях, близких к вышеизложенным соображениям, представляется маловероятным или даже совершенно невозможным, чтобы то абсолютное, которое в философии нужно как высшая логическая категория, объединяющая и упорядочивающая теоретическое постижение бытия, совпадало с живым личным Богом, которого требует и которым одним только может удовлетвориться религиозная вера.

     Два сомнения возникают здесь, которые  с разных сторон выражают, в сущности, одну и ту же трудность. С одной  стороны, религиозная идея Бога, по-видимому, противоречит целям философии в  том отношении, что предполагает в природе Бога и потому в живом  отношении к Богу момент тайны, непостижимости, неадекватности человеческому разуму, тогда как задача философии именно в том и состоит, чтобы до конца понять и объяснить первооснову бытия. Все логически доказанное, понятое, до конца ясное, уже тем самым лишается своей религиозной значимости. Бог, математически доказанный, не есть бог религиозной веры. Отсюда представляется, что, если бы даже философия действительно познала истинного Бога, доказала Его бытие, разъяснила Его свойства, она именно этим лишила бы Его того смысла, который Он имеет для религии, то есть убила бы самое драгоценное, что есть в живой религиозной вере. Таково сомнение многих религиозных натур, которым часто кажется, что чем более философия религиозна по своему предмету, т. е. чем упорнее она занята логическим постижением Бога, тем она опаснее для цели религии - для живого, верующего обладания неизследимым и неизреченным источником спасения. И тот же ход мыслей приводит иногда философию к убеждению, что ее истинная задача - понять Бога, тем самым уничтожить ту безотчетность и таинственность Его, которая придает религии характер интимной веры; философия есть в этом случае, как у Гегеля, замена безотчетной, инстинктивной веры ясным знанием - преодоление веры знанием. Как нельзя одновременно переживать радость живой любви к человеку и брать того же человека как объект холодного научного анализа, так нельзя одновременно веровать в Бога и логически постигать Его.