Личность: проблема свободы и отвественности

Ответственность

Ответственность - это категория  этики и права, отражающая особое социальное и морально-правовое отношение  личности к обществу, человечеству в целом. Ее границы – постоянная проблема каждого субъекта. Эта сфера отождествляется субъектом с самим собой. В сферу ответственности попадает часть мира, часть окружающей среды, часть собственных отношений, определяемых исторически сложившимся содержанием культуры субъекта. Сфера ответственности может носить локальный характер, т. е. охватывать семью, общину, малую группу, но может охватывать и большое общество. Ответственность носит эмоциональный и интеллектуальный характер. Сфера ответственности субъекта – важнейшая характеристика культуры и социальной жизни общества. Замыкание значительной части населения в локальных мирах свидетельствует о слабости государственного сознания, сил интеграции общества. Важнейшая проблема ответственности – несоразмерность ответственности как ценности субъекта и ответственность как социальной реальности. Субъект может стремиться к ответственности за землю, за собственность, но общество может не позволить реализовать эту возможность, оттесняя субъекта в его локальный мир. Возможно и обратное, т. е. формирование организационных форм, требующих от работника ответственность, за производство в масштабе предприятия, региона, страны, тогда как его личностная культура не располагает такими возможностями. Это создает ситуацию отчуждения. К аналогичным результатам приводит абстрактная ответственность, т. е. не имеющая адекватных организационных форм и освоенной функциональной культурной программы. Это приводит к нарушению социокультурного закона. Традиционное общество может быть основано на локальной ответственности людей, проживающих в локальных мирах, объединенных согласием на деспотическую власть синкретического государства. которая объединяет эти локальные миры, т. е. ответственность за интеграцию целого передается внечеловеческим сакральным силам. Рабочий, крестьянин “винит во всех грехах управленческую пирамиду: впиталась в плоть и кровь “привычка сваливать на “барина” (Васильев П. Правда. 1969. 1 окт.). Подобные представления являются культурной предпосылкой возникновения государственности, а также авторитаризма, деспотизма и т. д. Для ответственности в масштабе локального мира характерно эмоциональное синкретическое слияние субъекта с культурой, социальными отношениями, организацией и т. д. Эта граница между локальной и общей ответственностью не постоянна. Например, в периоды внешней опасности она может резко расширяться, что позволяет локальным мирам объединяться в борьбе за общее существование. Отсюда возможная в таком обществе обостряющаяся необходимость гипертрофии представления о внешних врагах как фактор интеграции общества. Для либеральной цивилизации характерно постоянное расширение, углубление ответственности до масштабов человечества, способность критического отношения к объекту, стремление углубить ответственности в обществе промежуточной цивилизации, отягощенном расколом, слабость ответственности создает предпосылки для гипертрофирования государственности и бюрократии как институтов, компенсирующих недостаток ответственности в обществе. Этот перекос несет в себе опасность превращения государственности в фактор дискомфортного состояния, в фактор, вызывающий вечевой бунт. Инверсионные колебания переводят общество от одного этапа к последующему, приводят к пульсации сферы ответственности от замыкания в локальных мирах до всего общества, от сжатия ответственности. До последней баррикады физиологического существования в условиях крайнего авторитаризма, до титанизма, охватывающего вселенную.

2.2 Проблемы свободы  и ответственности

Хорошо известно, что со времен Великой французской революции  свобода рассматривается в качестве величайшей ценности культуры. "Все  люди рождаются и остаются свободными и равными в правах", - было записано в статье первой "Декларации прав человека и гражданина". О свободе  подробно говорится в ст. 27 "Всеобщей декларации прав человека", принятой Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. Свободе ставят памятники (в  Нью-Йоркской гавани), ей посвящают  литературные произведения и научные  исследования. Ее изображают на картинах, как это сделано на полотне  Делакруа "Свобода на баррикадах" (1830), где она изображена в виде красивой женщины, величественно размахивающей  флагом на фоне возбужденней толпы. О  свободе слагают стихи:

Лишь тот достоин жизни и  свободы, Кто каждый день за них идет на бой!

Представляется, что каждый знает, что имеется в виду, когда заходит  речь о свободе. Однако не все так  просто. И как бы подтверждая это, великий поэт и мудрец Иоганн Вольфганг  Гете, которому принадлежат приведенные  выше слова, говорит: "Свобода - странная вещь". О том, что люди легко  вводятся в заблуждение соблазнительным "именем свободы", знал уже Т. Гоббс. Об этом же писал Гегель: "Ни об одной  идее нельзя с таким полным правом сказать, что она неопределенна, многозначна, доступна величайшим недоразумениям и потому действительно им подвержена, как об идее свободы". Можно привести и другие высказывания подобного  рода, принадлежащие лучшим умам человечества.

Так что же такое свобода? Чтобы  ответить на этот вопрос, мы можем обратиться к уголовному законодательству, подробно регламентирующему назначение такого вида наказания за серьезные преступления, как лишение свободы. "Лишение свободы, - читаем мы в ст. 56 действующего Уголовного кодекса, - заключается в изоляции от общества путем направления его в колонию-поселение или помещение в исправительную колонию... в тюрьму". Под лишением свободы понимается принудительная изоляция в учреждениях со специальным режимом, а под свободой, соответственно, жизнь за пределами этих учреждений. Вряд ли такое понимание свободы может нас удовлетворить, если все люди за пределами исправительных учреждений свободны, то и речь не о чем вести. Тем более, не за что бороться, "каждый день идти на бой", как выразился Гете. Следует признать, что речь идет о специальном, юридическом, а не философском употреблении термина. Однако сам подход, заключающийся в определении понятия свободы через противопоставление ее тому, что свободой не является, достаточно плодотворен. Последуем и мы этим путем, последовательно ставя рядом со "свободой" понятия, обозначающие то содержание, которое противоположно ей.

Первым рядом со словом "свобода" поставим слово "произвол". Рассмотрим сначала этимологию, т.е. первоначальное значение этих слов. Обратимся для  этого к "Толковому словарю  живого великорусского языка" Вл. Даля. Даль ставит рядом со словом "свобода" слово "слобода". Он пишет: "слобода" - вольное поселение. Свобода - "своя воля, простор, возможность действовать по-своему: отсутствие стеснения, неволи, рабства, подчинения чужой воле".

Свобода, таким образом, есть воля. А что такое воля? Ответ таков: воля есть "данный человеку произвол действия". Нетрудно видеть, что все  вертится вокруг одного и того же и  переходит одно в другое. Свобода, воля, произвол - практически синонимы. Но уже приводимые В. Далем иллюстрации  настораживают. Для разъяснения терминов он подбирает такие пословицы и поговорки, которые как бы предостерегают нас от чего-то: волю дать - добра не видать; боле воли - хуже доля; дай сердцу волю - заведет в неволю; жить по воле - умереть в поле; воля портит, а неволя учит; воля и добру жену портит; своя воля страшнее неволи.

Так от чего же предостерегают нас  эти пословицы? От злоупотребления  свободой. Только та воля хороша, которая  основывается не на чувстве, не на сердце, а на уме. Когда же человек осуществляет свою волю, не считаясь с нормами  человеческого общежития, интересами других людей, в том числе и  их стремлением тоже быть свободными, - это произвол. Становится понятным, что свобода и произвол - не одно и то же. Более того, произвол - это  нечто противоположное свободе. Нарушение ее культурных рамок и  есть полная внутренняя и внешняя  несвобода. Теоретически различать  свободу и произвол достаточно легко, но на практике это сделать часто  весьма сложно. Отсюда призывы лучших людей человечества к осторожности. Несколько столетий назад об этом писал Б. Паскаль, утверждая: "нехорошо быть слишком свободным". Среди  наших современников можно назвать  А. Солженицына с его максимой: "Золотое правило всякой свободы: стараться как можно меньше пользоваться ею". Здесь как ни в каком другом случае, нужно семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Яркой иллюстрацией к сказанному является понятие неосторожной вины в уголовном законодательстве, согласно которому человек несет ответственность за нарушение закона и в том случае, когда он не желал нарушить закон, не знал, что это совершает, но по обстоятельствам дела должен был знать.

Проблемой соотношения "свободы" и "воли" много занимались русские  философы как в общефилософском плане, так и применительно к России. Особенно интересны размышления Г. Федотова в цикле статей, посвященных истории и культуре России. Воля, писал он, есть прежде всего возможность жить или пожить по своей воле, не стесняясь никакими социальными узами, не только целями. Волю стесняют и равные, стесняет и мир. Воля торжествует или в уходе из существа, на степном просторе, или во власти над обществом, в насилии над людьми. Свобода личная немыслима без уважения к чужой свободе; воля всегда для себя. Она не противоположна тирании, ибо тиран есть тоже вольное существо. В России, позже других европейских стран вступившей на путь буржуазного развитая, веками акцент делался на "волю", а не на "свободу". Г. Федотов обращает внимание на то, что на Руси "свобода" в одном из своих значений - понятие отрицательное, синоним распущенности. Идеал московской воли - разбойник. Поскольку воля невозможна в культурном общежитии, то русский идеал воли находит себе выражение в культуре пустыни, дикой природы, кочевого быта, цыганщины (не случайно пушкинское противопоставление неволи душных городов подлинной вольности цыган), вина, разгула, самозабвенной страсти - разбойничества, бунта и тирании. Отсюда и интересный феномен, подмеченный русским мыслителем. Когда становится невмочь, народ разгибает спину: бьет, грабит, мстит своим притеснителям - пока сердце не отойдет. Тогда вчерашний "вор" сам протягивает руки: вяжите меня. "Так московский народ раз в столетие справляет свой праздник "дикой воли", после которой возвращается, покорный, в свою тюрьму. Так было после Болотникова, Пугачева, Ленина".

Вопрос в следующем: насколько  все сказанное о русской воле актуально сегодня, когда XX в. остался позади? В ситуации катастрофы, в которой оказалась наша страна, представители властвующих и оппозиционных элит любят пугать друг друга и самих себя словами А. С. Пушкина о "русском бунте, бессмысленном и беспощадном". Многие события, происходящие в разных концах страны, как будто бы подтверждают перспективу надвигающегося хаоса. Однако Россия уже не та. И слова, сказанные под впечатлением изучения материалов пугачевского бунта, вряд ли можно отнести к сегодняшней России. Полтора столетия назад страна окончательно вступила на путь индустриального развития, сначала в буржуазной, а затем - коммунистической форме. Она прошла школу рационально-технологической и политико-авторитарной дисциплины. Не говоря уже о поголовной грамотности и образованности. Наша эпоха, писал тот же Федотов уже в середине XX в., теперь не знает бессознательно-органической стихии народа. Эта "земля" перепахана и выпахана. Русский народ вступил в полосу рационализма. Он верит книжкам и печатному слову. Н. Бердяев в "Русском коммунизме" добавляет сюда еще и веру в машину: русский народ из периода, когда он жил под мистической властью земли, перешел в период технический, когда он поверил во всемогущество машины. Так что если России суждено скатиться в хаос, путь к нему проложит отнюдь не "бессмысленный бунт".

Следующим понятием, которое мы поставим рядом со свободой, будет фатализм. Согласно Сартру, истинной противоположностью свободе является фатум, судьба. Что  такое судьба? Отвечая на этот вопрос, В. Даль ставит в один ряд судьбу, суд, судилище и расправу. Судьба - это  участь, жребий, рок, предопределение. Иллюстрацией такого понимания может  служить небольшая новелла "Фаталист" в повести М. Ю. Лермонтова "Герой  нашего времени".

Новелла, как всякое подлинно художественное произведение, предполагает множество  толкований, оставляя в данном случае вопрос о существовании фатума открытым. На теоретическом же уровне понятно, что идея предопределения ставит человека в положение объекта - марионетки, которую двигают за ниточки. Это  не только противоречит опыту повседневной жизни, но и снимает ответственность  за содеянное. Не случайно в начале повествования один из несогласных восклицает: "Если точно есть предопределение, то зачем нам дана воля, рассудок? почему мы должны отдавать отчет в наших поступках?". Ответственность же без вины есть то, что в уголовном законодательстве называется объективным вменением и что этим законодательством категорически запрещено. В философии ответ на вопрос, поставленный в новелле, дал Кант, правда, имея ввиду не фатум, а окружающую человека среду. Его ответ состоит в том, что среда во многом действительно детерминирует поведение человека, правомерно ставить вопрос о его ответственности, ибо человек не только включен в цепи причинения, но и способен начинать причинный ряд, реализовать то, что Кант называл "причинностью из свободы". Отсюда линия, представленная Руссо, Сартром и другими мыслителями, суть которой состоит в том, что человек рождается свободным и должен нести бремя свободы до самой смерти, свободен даже "под клещами палача" и т.д. Идея фатума не противостоит свободе, не соотносится никаким образам с ней. Она ее теоретически уничтожает. А что соотносится? Соотносится "необходимость".

Поставим теперь рядом со свободой необходимость. Вопрос о соотношении  свободы и необходимости тщательно  разработан в Новое время, что  объясняется общим гносеологическим креном философии в последние  несколько столетий. К настоящему времени сложилось несколько  подходов, предлагающих как положительное, так и отрицательное решение. Согласно первому, необходимость как  таковая не существует. Она есть фантом сознания. "Необходимость  не факт, а интерпретация", - гласит афоризм Ф. Ницше. Примерно то же говорит и Л. Шестов, сравнивая необходимость с мифической головой Медузы. Близок к этому подходу Ф. Достоевский. Идея необходимости, читаем мы в "Записках из подполья", - это "идея каменной стены", предписывающей - "восставать нельзя". Но не примиряться ни с одной из невозможностей и каменных стен можно и нужно. По-видимому, своеобразным римейком этой формулы являются слова В. И. Ленина из легенды о его первом аресте. На вопрос жандарма, почему он бунтует, ведь перед ним стена, он, якобы, ответил: "Стена, да гнилая, ткни и развалится". Среди современных философов можно назвать Сартра, определявшего свободу как "разжатие бытия", и Камю, утверждавшего, что любая стена - это дверь и призывавшего не отыскивать дверь, избегая стены.

Согласно второму подходу, необходимость  существует как некоторая отдельность. Необходимость - это не-об-ходимость, то, что нельзя обойти. Сфера свободы существует за пределами сферы необходимости. Они плохо смешиваются, как плохо смешиваются вода и масло. Достаточно ясные следы этого подхода можно найти в марксизме, который - несмотря на следование традиции Спинозы и Гегеля - различал две эпохи в истории человечества: "царство необходимости" (предысторию) и "царство свободы" (подлинную историю, начинающуюся с победой коммунизма, в основе которого лежит "свободное развитие индивидуальностей").

Наконец, третий подход, в рамках которого нащупывается связь между свободой и необходимостью, даже их взаимопереход и тождество. "Свобода, - говорит Шеллинг, - должна быть необходимостью, необходимость - свободой". Главный путь трансформации необходимости в свободу - познание. Так считал Спиноза, сформулировавший свою знаменитую максиму "Свобода есть познанная необходимость". На этом настаивал Гегель. Об этом писал Энгельс: свобода есть способность принимать решение со знанием дела. Наиболее популярный аргумент против такого понимания свободы состоит в том, что оно оправдывает психологию раба, смирившегося со своей участью. Если, говорят нам, свобода есть познанная необходимость, то, например, заключенному достаточно осознать неизбежность отбывания наказания в тюрьме или проживания в тоталитарном государстве, чтобы почувствовать себя свободным. Но это поверхностный аргумент. Слепая необходимость сама по себе не есть свобода. Чтобы стать свободой, она, на основе познания, должна быть использована человеком в своих целях. Энергия электрического заряда, проскакивающего между тучей и землей, способна убить человека. Но та же энергия, пропущенная по проводам, зажигает лампу накаливания, отапливает помещение в холодное время года и охлаждает его в жаркое, приводит в движение станки и механизмы, обеспечивает работу компьютерам и поддерживает жизнь всемирной информационной паутины. То же можно сказать и об энергии ветра, энергии рек и морей, атомной энергии и т.д.