Идеал, его значение для человека

Гегель разрушает оба постулата кантовской философии (запрет противоречия и категорический императив) с позиции историзма. Против них он заставляет свидетельствовать историю науки и нравственности. При этом нравственность понимается Гегелем широко, включая, по словам Энгельса,

        абстрактное право,

        мораль,

        нравственность, к которой, в свою очередь, относятся: семья, гражданское общество, государство.

История показывает, что вовсе не запрет противоречия и не категорический императив были тем идеалом, к которому изначально стремилась история человечества. Напротив, движущей силой развития духа в теории всегда было противоречие. Стало быть, не запрет, а наличие противоречия является формой и законом реального развивающегося духа (мышления). Диалектическое противоречие, то есть столкновение двух взаимоисключающих и одновременно взаимопредполагающих тезисов есть поэтому не «фикция», не «иллюзия», не показатель заблуждения разума, не индикатор тщетности его попыток понять «вещь в себе», а его «естественная», имманентная ему форма и закономерность развития, а потому и форма постижения «вещи в себе».

Действительный идеал науки — это понимание вещи в себе как единства противоположностей, как живого развивающегося процесса, снимающего силой противоречия все «конечные», зафиксированные свои состояния. Идеал знания и нравственности, который выдвигает Гегель против Канта, — это не застывшая мертвая «вещь», а «суть дела» — категория, диалектически противоречивая природа духа.

Вечное, никогда не завершаемое обновление духовной культуры человечества, происходящее через выявление противоречия в составе наличной стадии знания и нравственности и через разрешение этого противоречия — в рождении новой стадии, в свою очередь чреватой противоречием и потому также подлежащей «снятию», — таков идеал Гегеля. Это и было главной заслугой Гегеля в истории мысли. Однако это огромное завоевание было нейтрализовано идеализмом гегелевской философии. Гегель исходил из того, что именно мышление, саморазвивающееся через противоречие тезиса и антитезиса, есть причина развития и науки, и нравственности (то есть истории). Поэтому идеал в его чистом виде вырисовывается перед человеком не в образах искусства и не в образе «идеального строя» жизни и нравственности, а только в «Науке логики», в виде системы диалектически развивающихся категорий. Всё же остальное — и искусство, и политическая история человечества, и промышленность, — короче говоря, все предметное тело цивилизации, — есть только «побочный продукт», издержки производства «чистой логики», сами по себе не имеющие значения. Таким образом, все другие (кроме логики) формы сознания и самосознания человечества — конкретные науки, право, искусство и т. д. — суть только «несовершенные воплощения» творческой силы диалектического мышления, земные воплощения идеала, представленного в «Науке логики».

В результате гегелевское учение об идеале оказалось в общем и целом крайне консервативным. Мышление, идеальный образ которого задан в «Науке логики», диалектично. Но когда это идеальное мышление обрабатывает естественно-природный материал, оно вынуждено с ним считаться. В итоге продукт всегда выглядит как идеал, преломленный через упрямую антидиалектичность земного, вещественно-человеческого материала.

Поэтому Гегель под видом единственно-возможного в земных условиях «воплощения» идеала и увековечивает (обожествляет) всю ту наличную эмпирию, которая ему исторически была дана. В том числе экономическую (хозяйственную) структуру «гражданского» — буржуазного общества, а далее, её надстройку — конституционную монархию по образцу Англии или империи Наполеона. Прусская же монархия была им истолкована как весьма близкая к этому идеалу форма государства или как система, воплощающая этот идеал единственно-возможным в национально-немецких условиях способом.

Этот образ мысли вовсе не был личной изменой Гегеля принципам диалектики. Это было абсолютно-необходимым последствием и выводом из идеалистической диалектики. Соответственно идеал человека для Гегеля — это уже не всесторонне и гармонически развитая личность, а только личность, умеющая мыслить диалектически. При этом совершенно безразлично, кем эта личность является во всем остальном — чиновником или монархом, предпринимателем или даже лакеем. Таким образом, в качестве эмпирической предпосылки идеального (то есть диалектически-мыслящего) человека эта теория идеала увековечивает наличную форму разделения труда в обществе, в частности товарно-капиталистическую. Разумеется, что ближе всего к идеалу, с этой точки зрения, стоит представитель диалектической логики. Таким образом, эта точка зрения идеализирует профессиональный кретинизм, возводит уродство в добродетель.

Условия же, обеспечивающие всесторонне-гармоническое развитие личности в современном (а тем более в грядущем) мире, согласно этому пониманию, абсолютно невозможны. Они были возможны лишь в младенческом состоянии мира, в рамках маленького античного полиса с его демократией. Большие размеры «современных» государств и сложность системы разделения труда делают невозможной и демократическую организацию общества, и всестороннее развитие способностей личности. Здесь, по Гегелю, естественной, то есть соответствующей идеалу формой, является только иерархически-бюрократическая система управления общественными делами. Против этой стороны гегелевской философии государственного права прежде всего и была направлена критика Гегеля «слева», левогегельянская версия диалектики и учения об идеале. С этого же начал и Маркс. Именно в силу идеализма гегелевского учения об идеале гегелевский идеал органически враждебен коммунистическому идеалу, принципиально несовместим с ним. В силу этого выход из тупика, в который неумолимо попадала идеалистическая концепция идеала, был найден только тогда, когда диалектика связала свою судьбу с революционной борьбой пролетариата и порвала с формально-юридическим представлением о «равенстве» и об условиях развития личности.

Маркс и Энгельс

Рассмотрев ограниченность как кантовско-фихтеанского, так и гегелевского понимания идеала и подвергнув их критике, Маркс и Энгельс материалистически переработали и использовали классические идеалистические учения об идеале.

Человек отличается от животного не «мышлением» и не «моральностью», а трудом. Он деятельно преобразует природу и самого себя. В этом и заключается его «подлинная природа». Этим исторически определяется и высшая цель, то есть идеал человеческой деятельности. Человек является самоцелью только как субъект предметно-практического преобразования природы и общественных отношений, а не как мыслящая или моральная личность. В понимании этого факта и был найден ключ к проблеме идеала.

Формально-правовое равенство человека человеку есть классовый идеал буржуазии. Его реальным субстратом оказывается конкретно-историческая форма экономического неравенства — капиталиста и наемного рабочего. Свобода в сфере мысли и морали здесь рассматривается в отчуждении от экономических отношений и предполагает абсолютное рабство человека в сфере реальной жизни, и прежде всего в экономике, и ведет к превращению человека в частичную деталь частичной машины, в раба вещей. Для пролетариата и вообще для большинства рода человеческого этот идеал вовсе не так заманчив, как для философа — идеолога буржуазии.

Первой формой преодоления буржуазного идеала в истории оказались учения социалистов-утопистов — Фурье, Сен-Симона, Оуэна. В противоположность реальному положению человека внутри буржуазного общества утописты провозгласили социалистический идеал общественного устройства, основанного на принципах общественной собственности на средства производства и обеспечивающего всесторонне-гармоническое развитие каждого человека. Однако будучи оторванными от реальной борьбы пролетариата, они апеллировали при обосновании своего идеала к абстрактным принципам разума и справедливости, хотя по существу их идеал был отражением интересов пролетариата в буржуазном обществе.

Пролетариат силой реально-бесчеловечных условий своего существования внутри буржуазного мира оказывается естественным врагом этого общества и его идеала. Но только теоретики пролетариата приходят к выводу, что подлинная свобода человека может быть достигнута лишь на основе коммунистического обобществления материальных средств и условий жизни и прежде всего — средств производства. Иными словами, социалистический идеал может быть осуществлен только через коммунистическую революцию. Этот акт в силах совершить только класс, и никогда — не индивидуум, каким бы он ни был нравственно или интеллектуально совершенным. А класс поднимается на борьбу не силой идеала, как бы заманчив тот ни был, а только силой реальной жизни, то есть когда идеал совпадает с назревшей в общественном организме массовой потребностью, с массовым материальным интересом класса. Только при условии такого совпадения идеал и вызывает в массах отклик и вдохновляет их на действие. В этом смысле Маркс и Энгельс категорически возражали против толкования коммунизма как идеала: «Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние»

В этой форме выражения мысли отчетливо видна полемическая направленность против кантовско-фихтеанского и левогегельянского понимания идеала и его отношения к «теперешнему состоянию», к совокупности налично-эмпирических условий борьбы.

Реальное движение вызывается давлением реальных же, и прежде всего экономических противоречий, и направляется на их разрешение путем действия, путем установления нового состояния, в котором прежние противоречия «снимаются». Это новое состояние, единственно способное разрешить существующие противоречия, и есть тот образ, который называется идеалом. В мышлении он рождается раньше, чем противоречия будут разрешены реально, то есть раньше его собственного предметного осуществления. Это оригинальное положение, когда образ предмета рождается раньше того предмета, который он отражает, и создает всю трудность проблемы идеала, неразрешимую для метафизического материализма с его вариантом теории отражения. Предмета как непосредственно-созерцаемой вещи ещё нет, а его образ уже есть. Этот образ — коммунизм как единственно-возможная форма разрешения противоречий буржуазной, капиталистической системы производства. Именно поэтому контуры идеала как образа необходимо наступающего будущего есть не что иное, как вывод из анализа существующих противоречий, разрушающих наличное состояние. В этом — вся суть диалектико-материалистического понимания идеала.

Это ни в коем случае не нравственный или интеллектуальный образ желаемого, но не реального состояния, — не императив, который противостоит эмпирической действительности и условиям места и времени, как что-то вне их и против них стоящее. Это — сама действительность в полном теоретическом синтезе её имманентных противоречий, то есть с точки зрения тех перспектив, которые ей же самой имманентны. Из этого ясно видно, как глубоко было усвоено Марксом и Энгельсом рациональное зерно гегелевской критики кантовско-фихтеанского понимания идеала как должного, как априорного императива и постулата. Вместе с тем ясно видно и принципиальное отличие материалистического толкования диалектики идеала и действительности — от идеалистически-гегелевского толкования этой диалектики. Отличие подлинной революционности от консерватизма под маской ультрареволюционности левой гегелевской школы. Конкретный состав идеала дается, таким образом, только научным анализом действительности, эмпирически данной картины развития, с точки зрения тех противоречий, которые нагнетаются и властно требуют своего разрешения. В чём и как может быть найдено это разрешение? Ответ на этот вопрос и совпадает с выработкой правильного, жизненного, конкретного идеала.

Идеал, который был выведен Марксом и Энгельсом из анализа противоречий буржуазного общества и хода классовой борьбы, был четко обрисован в ряде произведений и, в частности, в «Критике Готской программы» в виде контурного изображения (образа) коммунистического строя. Этот теоретически выверенный идеал совпадает с художественно-эстетическим идеалом, вызревшим внутри искусства. И в данном случае выступает как теоретическое и художественно-эстетическое выражение реального, происходящего у нас на глазах движения, с необходимостью ведущего к установлению строя, обеспечивающего всесторонне-гармоническое развитие каждого человека. Такой идеал не имеет ровно ничего общего с априорно постулированным императивом, нравственным постулатом, как это пытаются изобразить правые социалисты, базирующие свою социологию и политику на неокантианских схемах, идеалах. Теоретики и лидеры правого социализма (например, К. Реннер, Б. Каутский, А. Стрейчи и др.), прикладывая к реальным событиям свой абстрактный масштаб императива, с необходимостью приходят к выводу, что революция и революционная борьба противоречат высшим идеалам человечности, поскольку связаны с насилием и т. д. Но тот же самый императив приводит их к лакейской позиции по отношению к империалистическому, так называем «свободному миру». Этот мир под их идеал подходит. И не случайно, ибо сам императив уже у Канта был скроен по мерке «совершенного» буржуазного строя с его иллюзиями «свободы личности», «свободы мысли» и т. д. и т. п. В противоположность кантовско-фихтеанскому представлению об идеале, марксистское понимание идеала и его отношения к действительному развитию общества предполагает осуществимость идеала — при условии, разумеется, его адекватности действительному развитию. В противоположность Гегелю, марксистское учение об идеале отнюдь не связывается с фетишизацией одной, и именно наличной, ступени общественно-человеческого развития. По мере приближения к этапу развития, обрисованному в идеале, этот идеал вовсе не отодвигается, подобно горизонту, снова и снова вдаль, в грядущее. Напротив, сам состав идеала вырабатывается по ходу развития общественной деятельности, то есть является исторически творимым, то есть творимым историей.

Идеал теоретического познания (науки) излагается в диалектико-материалистической теории познания, в диалектике, как логике и теории познания марксизма. Эстетически-художественный идеал разрабатывается мировым искусством и задается индивиду через его эстетическое развитие, через потребление сокровищ мирового искусства. Можно говорить о политическом идеале, о нравственном идеале и т. д. Деятельность индивида, а потому и форма его продукта, всегда «отклоняется» от абстрактно-всеобщего теоретического норматива. Но это отклонение и есть единственно возможная форма и способ реализации всеобщего идеала, это и есть сам идеал, скорректированный условиями места и времени, характером материала, в котором он осуществляется, особенностями личности индивидуума и т. д. То же самое относится и к реализации идеала в специфически-национальных условиях развития целых стран, народов и т. д. В этом в полной мере сказывается диалектика всеобщего, особенного и индивидуального.

Такое отклонение ни в коем случае нельзя толковать как отказ от идеала, как признание его неосуществимости. Наоборот, только полный учет конкретных условий места и времени и позволяет осуществить через деятельность теоретически или эстетически выверенный идеал. Иначе этот идеал так и остается неосуществимым «благим намерением», разбивающимся о неодолимое упрямство «грубой» реальности.

Идеал в жизни обществ

В любую эпоху существование человека связано с идеалами, опосредовано ими. Так происходит даже в случае, когда они ниспровергаются в качестве идолов.
«С тех пор, как человек начинает сознавать себя, он видит свою внутреннюю ограниченность и неполноту. Он видит вокруг себя людей, которые знают больше, чем он, которые обладают более зрелым умом, или более твердою волею, или более глубоким чувством, или более чуткою совестью, и самолюбие его нередко страдает от этого» .
Лишь постепенно привыкает он к мысли о том, что общение с такими людьми не только не нежелательно для него, но прямо необходимо: оно необходимо ему потому, что общение с лучшими есть одно из основных условий его собственного духовного развития.
Человек становится лучше, сравнивая себя не только с идеальным «совершенным» образом человека, о котором говорит Евангелие, но и с теми, кто в действительности достиг в каком-нибудь отношении – высшей ступени. Сравнение себя с ними, беспристрастный самоанализ и подражание лучшему – вот верный путь прогрессивного развития.
Таким образом человек может развить и улучшить свои познания, свои умения и свои душевные силы.
Следование в жизни человека некоторым идеалам, таким образом присуще человеку, но при этом важнейшим является вопрос определения идеала и его сущностной составляющей.
 Наиболее полно и точно это можно понять только изучив историческую ретроспективу идеалов, которые в разные моменты истории человечества имели различные толкования, различное наполнение и различную сущность.
Поэтому для исследования роли идеала в жизни человека мы используем такой метод исторической ретроспективы и на этом примере постараемся сделать некоторые выводы пригодные уже для нынешнего состояния науки и общества. «Для выяснения субстанциального единства всех человеческих идеалов и их средоточия — Истины, Добра и Красоты, по моему мнению, недостаточны возможности системного подхода. Наиболее продуктивным я считаю анализ идеала в его исторической трансформации, а точнее, в классической и неклассической форме, что делает явным и рельефным отношения между его ипостасями» .
1. Понятие идеала: историческая ретроспектива
«В расхожем смысле представление об идеале связано прежде всего с идеей совершенства. Чаще всего в современном термине «идеал» видят производное от французского ideal, что означает «образ», или от латинского idealis, т.е. «идеальный». Но все сходятся на том, что своими истоками слово «идеал» уходит к греческому idea — идея, первообраз» .
Понятие «идеал», вместе с соответствующим термином, как уже было сказано, пришли к нам от греков.
Так Сократ и Платон не только пытались разгадать «тайну» человеческой сущности, но стремились перестроить человеческие отношения в направлении, более адекватно выражающем нашу сущность. Тому свидетельство — платоновский проект «идеального государства». Что касается Аристотеля, то он определил человека как «общественное животное», потому что, считал он, только в коллективе человек может реализовать свои человеческие качества.
Именно в греческом полисе, по убеждению Сократа, Платона и Аристотеля, можно было реализовать идеал калокагатии (от греческого kalos - прекрасный и agatos — хороший). Таким образом, уже в античной философской классике можно обнаружить истоки классического понятия идеала как единства Истины, Добра и Красоты, к которым должен стремиться всякий человек.
Разные аспекты классического понятия идеала исследовали Аврелий Августин и Фома Аквинский, Жан-Жак Руссо, Дени Дидро и другие великие мыслители Нового времени.
Но «специальной философской проблемой идеал становится только у И. Канта, который связывает его с понятием «внутренней цели», которая существует только у человека. С другой стороны, именно Кант ставит вопрос об идеале как о принципиально недостижимой идее регулятивного порядка. Единственной сферой, где возможно воплощение идеала, у Канта является искусство. Идеалом науки у Канта оказывается принцип «запрета противоречия», моральным идеалом — категорический императив, который неосуществим в реальном времени» .
Учение Канта демонстрирует характерный пример метафизического понятия идеала, который в качестве неизменного вневременного абсолюта противостоит нашей жизни. Но уже диалектик Гегель ставит вопрос о трансформации самого идеала. С его точки зрения, кантовское понятие идеала абстрактно, поскольку не предполагает развития. Сам же Гегель исходит из идеала как момента развивающейся действительности «духа».
При этом в реальной истории у Гегеля идеальная сторона не всегда торжествует. Более того, именно он впервые поставил вопрос о присутствии идеального начала в реальной истории в отчужденном виде.
«Нововведением материалиста Л. Фейербаха стала попытка вывести идеал из особенностей нашей жизни. Уже в его работе «Сущность христианства» христианский идеал предстает не абсолютом, определяющим нашу жизнь, а тем, что особенностями этой жизни определяется. Но если для Фейербаха превратные духовные ориентиры — следствие отклонения от истинной природы человека, то К. Маркс видит в подобных духовных ориентирах — момент превратного развития исторической сущности людей» .
 Одним из проявлений кризиса классической культуры в XIX веке стало то, что прозаическая жизнь оказалась сильнее идеалов.
Но если марксизм предлагал изменить основы жизни в пользу высоких идеалов прошлого, то неклассическая философия начала поход против самих этих идеалов. В лице С. Киркегора был брошен вызов всеобщим, а в лице Ф. Ницше - идеальным основаниям европейской культуры.
И эти тенденции развития неклассической философии в направлении индивидуализма и натурализма нашли свое выражение в русской философской культуре, самобытность которой обозначилась как раз к середине XIX века.
2. Идеал - современность
Сейчас даже в словарях и энциклопедиях можно выделить два главных аспекта, которые присутствуют в понятии «идеал».
В первом случае на передний план выходит «вневременная» составляющая идеала, когда его понимают как идеальный образ, определяющий способ мышления и деятельности человека. В этом случае идеал относят к «специфически человеческой форме жизнедеятельности» , связанной со способностью преобразовывать природные предметы сообразно образцу и канону, и это предполагает «создание образа цели деятельности до ее фактического осуществления» .
 Во втором случае идеал понимают прежде всего как норму и образец поведения людей, а значит, акцент делается на конкретно-исторической стороне идеала. Идеал в этом случае имеет нормативный характер для поступков отдельных людей, творчества социальных групп и всего человечества.
Если в первом случае речь идет, как правило, об идеалах Истины, Красоты, Добра, то во втором случае — об идеалах Справедливости, Равенства, Свободы.
На первый взгляд здесь перед нами две стороны и два аспекта понятия идеала — неизменный и изменчивый. Но если рассматривать этот вопрос не абстрактно-теоретически, а исторически, то обнаруживается принципиальное единство всех наших идеалов. Но история культуры, общественной и философской мысли подтверждает как глубинное, сущностное единство человеческих идеалов, так и «механизм» их трансформации и разложения.
Наиболее откровенно разложение классических идеалов стало происходить в так называемую «неклассическую» или «постклассическую» эпоху.
Современная наука о душе, прилежно изучающая не только сознательную жизнь человека, но и его бессознательные и полусознательные проявления (например, привычки, суеверия, сновидения, работу воображения, работу памяти, душевные недуги и проч.), свидетельствует о том, что человек не может жить здоровой жизнью без некоторого, определенного по количеству и по степени, запаса удовлетворений; задача человека не в том, чтобы искоренить в себе жажду удовольствия и счастья, но в том, чтобы, с одной стороны, одухотворить все свои удовольствия, т.е. сделать их духовно значительными радостями, с другой стороны – связать свое счастье со счастьем всех людей, т.е. убедиться, что нельзя быть счастливым наряду с несчастьем других и далее действовать согласно этому убеждению.
 Однако люди до сих пор очень далеки от выполнения этой задачи, и это выражается не только в том, что они легко и быстро удовлетворяются низшими, чувственными удовольствиями, но и в том, что они ищут одинокого, эгоистически ограниченного счастья и, не находя его, наивно удивляются и жалуются.
В результате этого эгоистического самочувствия борьба за существование оказывается уже не только борьбою человека с природой, ради овладения ее законами и подчинения ее своим целям, но, помимо этого, еще борьбою человека с человеком из-за житейского удовлетворения и благополучия.
3. Эволюция «идеала» человека в русской философии и литературе
«Одним из оснований европейской философии и всей духовной культуры является классическое понятие идеала как единства Истины, Добра и Красоты, которое подвергается разложению в условиях индустриальной цивилизации XIX-XX веков.
Итогом этой трансформации становится неклассическое понятие идеала, в котором место Истины, Добра и Красоты занимают их разрозненные суррогаты» .
Указанная метаморфоза идеала находит свое характерное отражение в творчестве Ф.М. Достоевского, Н.Г. Чернышевского, Л.Н. Толстого, поскольку неклассическое понятие идеала наиболее адекватно выражается не в теоретической, а в художественной и публицистической форме.
В свою очередь русская религиозная философия Серебряного века, прежде всего в лице Л. Шестова и Н. Бердяева, демонстрирует предельные формы деформации идеала, когда из идеальной цели человека он превращается в сугубо материальный и эгоистический ориентир, а в итоге трансформируется в анти-идеал.
С конца XIX века человечество вступило в период кризиса классической культуры и классических идеалов.
И одним из первых эту ситуацию выразил Ф. Ницше, противопоставивший миру современной цивилизации и культуры «естественного» человека. Тот путь, который прошло человечество с конца XIX века, не выправил, а, наоборот, усугубил указанное положение вещей. В лице постмодернистов Ж. Делеза, Ф. Гваттари и др. западный мир и философия окончательно отказались не только от классических идеалов, но и от разума и морали как основ человеческого существования.
Однако одно дело - констатировать противостояние классического (позитивного) и неклассического (негативного) отношения к идеалу в современных условиях, а другое дело — дать философский анализ указанной трансформации классического идеала в XIX-XX веках, показать, каким образом шло их разложение в условиях кризиса основ культуры.
Такой анализ обретает особую актуальность на почве русской культуры, которая в XX веке уже два раза испытывала радикальную смену идеалов, первый раз связанную с массовой атеизацией нашей страны, а второй раз, наоборот, с вытеснением научного атеизма религиозными представлениями. На сегодня в качестве духовного ориентира большинства у нас выступает святоотеческая традиция, а также русская религиозная философия XIX-XX веков.
Тем не менее русская религиозная философия, при всей ее влиятельности в наши дни, способна не столько давать ответы, сколько ставить вопросы.
Именно русская философия и литература на рубеже XIX-XX веков представляет собой тот особый случай, который наиболее откровенно и характерным образом демонстрирует трансформацию классического идеала в условиях кризиса культуры. А потому анализ понятия идеала, соотношение в нем временного и вечного, классического и неклассического в предлагаемой диссертации осуществляется на материале русской философии.
Одним из проявлений кризиса классической культуры в XIX веке стало то, что прозаическая жизнь оказалась сильнее идеалов. Но если марксизм предлагал изменить основы жизни в пользу высоких идеалов прошлого, то неклассическая философия начала поход против самих этих идеалов. В лице С. Киркегора был брошен вызов всеобщим, а в лице Ф. Ницше - идеальным основаниям европейской культуры.
И эти тенденции развития неклассической философии в направлении индивидуализма и натурализма нашли свое выражение в русской философской культуре, самобытность которой обозначилась как раз к середине XIX века.
Если философия в Западной Европе в основном связана с университетами, то в России XIX века она развивалась прежде всего благодаря людям свободных профессий.
«Философы в России XIX века не преподавали, а занимались литературой. И наиболее яркая фигура в этом плане Ф.М. Достоевский, которого на Западе привычно считают наиболее оригинальным русским «философом» .
 Романы Достоевского превратили его в наиболее выдающегося русского «философа», напрямую определившего умонастроения Ф. Ницше, Л. Шестова, Н. Бердяева, С. Франка и косвенно — всей философствующей интеллигенции XIX-XX веков. И то же самое можно сказать о Льве Толстом, который, наряду с Достоевским, определял философскую жизнь России в конце XIX века.
- Классический идеал предполагает единство Истины, Добра и Красоты, на котором основана европейская культура с античности до Нового времени. В классическом понятии идеала красота, как показывает Ф.М. Достоевский, в своих субстанциальных основах совпадает с добром и посредством него «снимается» в образе «истинного» человека.
В противоположность этому, на пути к неклассическому понятию идеала, который порождается кризисом культуры, суррогатами добра становится формальная честность и утилитарная польза, суррогатом истины - субъективная правда, суррогатом красоты - внешняя красивость.
Эстетический идеал «снимается» у Достоевского в идеале этическом, а последний — в идеале религиозном. При этом главным врагом Христа как «высшей истины» Достоевский видит истины науки, в чем проявляет себя один из симптомов кризиса классической культуры в XIX веке, когда истина в естественных и социальных науках сводится к эмпирическим «данным», связанным с утилитарной пользой.
Такая трансформация истины становится яснее при сопоставлении позиций Ф.М. Достоевского и Н.Г. Чернышевского, у которого парадоксальным образом самоотречение оказывается формой эгоизма, а героический поступок — результатом трезвого расчета.
Другой пример сочетания классических и неклассических представлений об идеале — творчество Л.Н. Толстого, который от имени добра отрицал красоту искусства как суррогатную красивость. Истоком деформации единства Истины, Добра и Красоты в основах народной жизни он считал отказ от натуры в пользу культуры как «искусственного» существования людей. В итоге он судит противоречивую действительность с точки зрения не классической культуры, а естественной жизни, которая у него парадоксально смыкается со сверхъестественной реальностью.
В своем учении Л. Шестов демонстрирует крайнюю форму разложения классического идеала, когда уже Истина, Добро и Красота оцениваются в качестве суррогатов. Любая мораль, по мнению Ницше и Шестова, лицемерна. А значит, истиной человеческого поведения может быть только эгоизм, для которого тесны рамки культуры. Если Толстой считает «естественной» позицией человека коллективизм, то для Шестова «естественен» эгоизм, на котором у него как раз и основана подлинная вера. Шестов демонстрирует тот тупик, в который заходит религиозная философия, «оправдывая» неклассическую трансформацию идеала, а в итоге безнравственное и эгоистическое существование, по сути, признается выражением «божественного» в человеке.
Если основоположники новоевропейской демократии считали равенство людей самоочевидным, то либералы эпохи кризиса культуры возвращаются к возвышению роли «культурного меньшинства», что и происходит с Н.А. Бердяевым, в противоположность Л.Н. Толстому. В новых условиях Бердяев делает ставку на «аристократию духа», препятствующую вырождению высокой культуры. И с этой целью идеал равенства объявляется им метафизически невозможным. Свобода за счет неравенства - такова суть неклассического образа свободы в условиях кризиса культуры.
«Достоевский не видит возможности реализовать классическое единство Истины, Красоты и Добра в современном мире, а потому истиной посюсторонней жизни у него оказывается потусторонний Христос. Проблема воплощения идеала разрешается им с помощью идеи Millenium как тысячелетнего Царства Божьего на Земле, когда общественные противоречия разрешаются на земле, но вне реальной истории» . В отличие от консерватора К. Леонтьева, гуманист Достоевский видит в будущем вечном существе не антипода, а идеальное воплощение нынешнего человека. В отличие от сторонника идеи Millenium H. Федорова, он не возлагает надежды в движении к царству Божьему на естествознание. Для Достоевского это нравственное движение не столько вместе с наукой, сколько вопреки ей. Вводя в оборот «русскую идею», Достоевский пытался выразить ею идеал «всечеловечности» и «всемирной отзывчивости». В том, что процессу единения людей и народов придает духовную направленность только лишь русское православие, он был солидарен с B.C. Соловьевым. Оба видели серьезные препятствия на этом пути в форме национализма и космополитизма.
Но христианский мессианизм Достоевского и Соловьева несли в себе одновременно черты реализма и утопизма, что характерно для кризисных эпох.
Заключение
Итак, в данном исследовании мы выяснили, что в любую эпоху существование человека связано с идеалами, опосредовано ими. Так происходит даже в случае, когда они ниспровергаются в качестве идолов.
Духовно общаясь с «идеалом» человек может развить и улучшить свои познания, свои умения и свои душевные силы.
Мы выделили два главных аспекта, которые присутствуют в понятии «идеал».
1. «Вневременная» составляющая идеала, когда его понимают как идеальный образ, определяющий способ мышления и деятельности человека. В этом случае идеал относят к «специфически человеческой форме жизнедеятельности» , связанной со способностью преобразовывать природные предметы сообразно образцу и канону, и это предполагает «создание образа цели деятельности до ее фактического осуществления» .
 2. Идеал понимают так же как норму и образец поведения людей, а значит, акцент делается на конкретно-исторической стороне идеала. Идеал в этом случае имеет нормативный характер для поступков отдельных людей, творчества социальных групп и всего человечества.
Если в первом случае речь идет, как правило, об идеалах Истины, Красоты, Добра, то во втором случае — об идеалах Справедливости, Равенства, Свободы.
С конца XIX века человечество вступило в период кризиса классической культуры и классических идеалов. Поэтому мы проанализировали ситуацию «идеал» на примере данного времени, основываясь на материалах русской философии и культуры.
Такой анализ обретает особую актуальность на почве русской культуры, которая в XX веке уже два раза испытывала радикальную смену идеалов, первый раз связанную с массовой атеизацией нашей страны, а второй раз, наоборот, с вытеснением научного атеизма религиозными представлениями.
Из этого мы можем сделать вывод, что на сегодня в качестве духовного ориентира большинства у нас выступает святоотеческая традиция, а также русская религиозная философия XIX-XX веков.