Идеал человека в философии Возрождения

     Вторая  эпоха: искусство готики (1140-1470) развивалось под знаком Богочеловека. Иначе говоря, в человеке подчеркивалось божественное. Для нового благочестия, проповедником которого был Бернар Клервоский, Бог приближается к человеку в образе вочеловечившегося Спасителя. Связь Бога с человеком определяет собою все. "Храм, уподобляясь небесному своду, озаряется светом, украшается золотом и драгоценными камнями, наполняется звучанием органа; Христос все чаще изображается как человек, что подчеркивают льнущие к нему Богоматерь и святые. Натура признается достойным внимания предметом, человек реалистически изображается в живописи и возродившейся пластике; наконец, отправляясь от орнамента, к которому вернулись живые натуралистические черты, начинается изучение природы и античности" [12].

     В третьей эпохе, по мнению Зедльмайра, наступает время Богочеловека и "божественного" человека. Имеется в виду эпоха Ренессанса и барокко (1470-1760). В двоякой человеческой природе подчеркивается почти исключительно его высокая сторона. Он не просто образ божий, но отсвет его славы, а в своей творческой способности – его точное подобие. Человек божественных достоинств, святой и – в ином смысле – государь служат в известном смысле ступенью от человека к Богу. Человеческое тело просветляется и преображается так, как это было бы невозможным вне веры в воскресение плоти. Совершенство тела принимается за образ духовного совершенства, нагота – за образ чистоты и правдивости.

     В Христе видят прежде всего Воскресшего, сверхчеловечески прекрасного победителя смерти, в телесном отношении атлета. Даже в его смерти и мученичестве просвечивает всепобеждающая энергия. Небо и земля сплетаются, и зримое выражение тому – потолочная фреска, которая именно в этот период между 1470 и 1760 гг. переживает величайший расцвет.

     Господствующее религиозное чувство теперь – триумф, и это отражается в новых канонах церковной архитектуры: портал как подобие триумфальной арки, триумфально вздымающиеся колонны, празднично сияющие витражи и тонущие в потоке света высокие своды, в которых земное пространство как бы без резкой границы переходит в пространства неземных светов. Вознесения и апофеозы, центральная тема ренессансной и барочной религиозной живописи, господствуют в потолочной фреске. "Во всем этом, – подчеркивает Зедльмайр, – проявляется не столько оязычивание христианства, сколько христианизация высокой языческой активности" [13].

     Правда, рядом с церковью, продолжает свои размышления Зедльмайр, теперь возвышается  дворец великого человека со своей  иконографией, со своим культом, в  котором можно различить два ведущих образа – Геракла и сияющего Гелиоса. В залитой светом архитектуре Версаля этот культ достигает своей вершины. За пределами нашего анализа осталась четвертая эпоха истории христианского мира – "модерн", новое искусство (с 1760 г. до наших дней), о чем речь пойдет дальше.

     Обожествление человека в ренессанской культуре А.Ф.Лосев  называет абсолютизацией человеческой личности всей ее материальной телесностью. Ренессансный стиль мышления предполагал  прежде всего раскрытие небывало творческих возможностей разума. В наследии Николая Кузанского (1401-1464), крупнейшего мыслителя не только эпохи Ренессанса, но и вообще всей новой и новейшей европейской философии, конечный мир все еще служит надежной опорой для человека. Нет ни одной вещи, которая не предпочла бы свое собственное бытие и свойственный способ существования иному бытию и иному способу существования. Все, что существует, не желает быть в вечности ничем иным, кроме себя самого, всегда более совершенного, чем все остальное, на особый, ему одному свойственный манер. Именно отсюда происходит и гармония универсума, ибо каждое существо заключает в себе в "сжатом" виде все остальное.

     Но  человеку дана еще и мысль, подарен  взвешивающий и оценивающий разум. Он, как и Бог, имеет в себе все созданные вещи. Но Бог содержит их в себе как первообразы, а человеческий род – как отношение к ценности. Бога Кузанский сравнивает с чеканщиком монеты, а человека – с менялой, определяющим ее ценность. Бог может все создать, мы – все познать, ибо и мы потенциально несем в себе все.

     "Функцию  возрождения света, затмившегося  в конкретности мира, Николай  Кузанский отводит человеческому  уму и человеческой душе, –  отмечает А.Ф.Лосев. – Пусть  вся природа дремлет сном пассивности  и бессознательности; пусть довольствуются своей принадлежностью к природе многие люди, не имеющие сил искать, стучаться, творить. Но тот, кто ищет и действует, получает помимо природного дара, принятого им вместе со своим рождением, второй дар – света"[14].

     Кузанский говорит о неизбежности для человека чисто человеческого же представления об абсолюте. В последующем развитии ренессансной антропологии эта тема радикально переосмысливается. Так, крупный деятель итальянского Ренессанса Пико делла Мирадола (1462-1494) высказал догадку: "Если Бог есть создатель самого себя, а человек сотворен по его образу и подобию, стало быть, и сам человек может преобразовать себя, изменить и пересотворить..."

     Принадлежащая Пико "Речь о достоинстве человека" – вступительное слово, с которым  он предполагал выступить на диспуте в Риме в 1487 г. Она представляет собой одно из самых знаменитых свидетельств Ренессансного мировосприятия. В "Речи" поднимаются две главные темы – центральное положение человека в мире и глубокое внутреннее согласие всех безыскусных положений человеческой мысли. В чем проявляется концепция Пико? Всякая сущность, по его мнению, имеет свою природу, которая обусловливает ее действия. Именно поэтому собака живет как собака, а лев – как лев.

     Человек же не обладает природой, которая его  сдерживала бы. В своей знаменитой декларации молодой Пико (в то время ему было лишь 24 года) рисует человеческое существо как создание, по природе неуловимо и безгранично пластичное. Это своего рода "хамелеон", способный имитировать все живые формы как вверху, так и внизу, как ангельские, так и демонические. Человек творит себя в действии, он отец самому себе. Человек имеет единственное условие – отсутствие всяких условий, свободу.

     "Обусловленность  природы человека – быть свободным,  избирать свою судьбу, – отмечает Э.Гарэн, – создавать собственными руками алтарь славы или оковы наказания. Манетти говорил о человеке как о творце мира искусства; Фичино – как о созерцателе миров. Согласно Пико, условие человеческого существования – не иметь условий, быть подлинно guis (кто), а не guid (что): причиной, свободным действием. И человек есть все, оттого, что он может быть всем: животным, растением, камнем – но также и ангелом, и "Сыном Божьим". Человек как образ и подобие Бога в этом: в том, что он есть причина, свобода, действие; что он есть результат собственных усилий" [15].  

     В этих утверждениях впервые в европейском  сознании раскрылось видение человеческой природы как незавершенной возможности, как приключения саморазвития. Человечность, как бы говорит нам Пико, это  не закрытый сосуд, но открытая дверь, ведущая к открытой двери и вновь приглашающая нас в долгое путешествие. Чтобы пережить полноту нашей личности, надлежит пройти все эти маршруты. Для Пико состояние бытия человека отнюдь не то, чем оно было всегда для ортодоксального христианства и ортодоксального гуманизма: жестко предписанным выбором между двумя воздухонепроницаемыми отсеками – епархией абсолютной добродетели, с одной стороны, и епархией абсолютного зла – с другой, природы против милосердия, разума против иррационального, здоровья против болезни. Скорее, он призывает нас взглянуть на себя как на гигантский спектр возможностей, неизученные сферы которых включают богоподобное, столь же, как и дьявольское.

     "Не  даем мы тебе, о Адам, – пишет  Пико, – ни определенного места,  ни собственного образа, ни особой  обязанности, чтобы и место, и лицо, и обязанность ты имел по собственному желанию, согласно твоей воле и твоему решению. Ты, не стесненный никакими пределами, определишь свой образ по своему решению, во власть которого я тебя предоставляю. Я ставлю тебя в центре мира, чтобы оттуда тебе было удобнее обозревать все, что есть в мире" [16].

     Оригинальность  Пико состоит в том, что он выдвигает  тезис о превосходстве желания  и любви над абстрактным знанием. "Если бы программа человеческого  развития, по Пико, сделалась как он того желал, – отмечает современный культуролог Т.Роззак, – образовательным стандартом нашей культуры, западное общество могло бы освободиться от буквализма и догматической нетерпимости христианской ортодоксии, не уклоняясь при этом в унылый материализм, господствующий в нашем научном мировоззрении, нам предстояло бы обрести путь к новой культуре духа, открытой для универсального обучения, основанной на опыте, способной высвободить визионерские измерения ума. Но судьбой Пико предназначалось стать инакомыслящим в основном потоке культуры: либо сохранившимся обломком, либо группой безумцев, опирающихся лишь на свое мировоззрение" [17]. 
 
 
 
 
 

3. Продвижение к личности

     В эпоху Ренессанса парадоксальная идея разнообразия людей оценивалась  в двух смыслах. Во-первых, предполагалось, что каждый человек обладает от "природы" (либо от "неба" или "фортуны") индивидуальными чертами, склонностями, талантами, возможностями. Он должен ощутить это своеобразие и занять незаместимое место среди людей. Но этого недостаточно. Человек, во-вторых, должен развить в себе эти дарования, знания, навыки, интересы. Иначе говоря, стать универсальным человеком. Так обнаруживают себя различия внутри индивида.

     "Эпохе  Возрождения, – отмечает В. Н. Ярская, – мы обязаны тем, что категория времени рассматривается в широком диапазоне культуры... Время средневековья не затрагивало экзистенцию человека, а Возрождение создает предпосылки для восприятия времени через функцию культуры: в его памяти хранится вся история человечества. Позиции провиденциализма расшатываются, хотя принцип историзма еще явно не осознан, важно, что в контексте новой культуры времени развивается прогностическая функция сознания, прогностическая устремленность личности" [18].

     Средневековый человек, как можно полагать, воспринимал историческое время как внешнее по отношению к существованию человека. Индивид новой эпохи, напротив, осознавал драгоценность времени. Владеть временем означало для него воспринимать историческое время как свое собственное, протекающее сообразно его индивидуальному существованию. Время перестает быть исключительно прерогативой Бога. Оно переходит в объективную картину мира, во власть человека.

     Вместе  с тем "универсальный человек" Ренессанса – это еще не личность в новоевропейском понимании. Эта  культура, по мнению Л. М. Баткина, была знакома не с "личностью", а со сверхличностью и недоличностью одновременно, посредством совмещения их в одном субъекте. "Поэтому подлинной индивидуальности тут еще нет, единичное не дотянуто до особенного. "Разные" индивиды отличаются ведь точно так же, как и "разные" цветы, деревья, животные и пр. Отличие от других, "свое место" – условие особенного, да, но не бесконечно особенного. Особенность без внутреннего обоснования, без субъектности, природная особенность, кажется, не содержит еще решительно никакой возможности головокружительного логического прыжка к понятию личности" [19].

     Само  Возрождение, по мысли Л.М.Баткина, не могло достроить героическое  и натуралистическое понимание  индивида до понятия личности. Неполнота, неявность ренессансного человека – это не отражение его неполноценности по сравнению с личностью нового времени. Напротив, именно в этом – исторически-особая зрелость и мощь, то, что делает ее "титанической", "безграничной", словом, ренессансной.

     Церковь средних веков в целом не проводила различия между чувственностью и развращенностью. Человеческая сексуальность трактовалась как погибельная страсть. Но вот следующая эпоха ознаменовалась новым отношением к эросу, которое сопровождалось облагораживанием нравов и чувств. В культуре Ренессанса получило признание эллинское воззрение о том, что жизнь соотнесена с человеческой природой. Мыслители той эпохи не сомневались в том, что человеческая красота сообразна с красотой божественной. Люди оценивались как лучшее создание природы и божества. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

4. Проблема  гуманизма

     Мыслим  ли гуманизм без автономного, суверенного  субъекта? Казалось бы, вопрос выглядит абсурдным. Как может проявиться любовь к человеку в доличностных культурах? Однако возрождение неоязычества в европейском сознании (философия жизни, "новые правые" во Франции) сопряжено с идеей деперсонализации. В связи с этим огромное значение приобретают "первые и трудные шаги европейской культуры на пути к идее оригинальности и суверенности индивида – идее, с которой мы сжились настолько, что едва ли отдаем себе отчет в том, в какой мере оригинальна сама эта идея" [20].

     Гуманизм  как специфическая система воззрений  складывался на протяжении веков. Он, естественно, отражает в себе исторически  предопределенные подходы к проблеме, конкретное представление о тех или иных общечеловеческих ценностях. Гуманизм базируется на философском понимании человека. Без живого индивида, наделенного телесностью, разумом, чувствами, человеколюбие утрачивает свою основу.

     Наиболее  наглядное воплощение персоналистская традиция европейской культуры нашла в эпоху Ренессанса. Гуманизм становится самостоятельным идейным движением. Мыслители той поры утвердили полную принадлежность человека к земному миру. Они провозгласили свободу человеческой личности, выступили против религиозного аскетизма, за право человека на наслаждение и удовлетворение всех потребностей.

     В гуманизме нового и новейшего  времени персоналистская тенденция  европейской культуры освободилась от религиозного содержания. Она стала признавать право человека на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей. Гуманизм рассматривает человека как существо, достойное духовного и физически полноценного существования. В последующие эпохи эти умонастроения воплотились в идеалах индивидуализма, которые в специфической форме реализовали концепцию возвышения личности.