Философские взгляды Дж. Беркли и Д. Юма

            Во-первых, исходный класс похожих друг на друга вещей, из которого затем извлекается репрезентант, образуется, согласно Юму, стихийно, под влиянием ассоциаций по сходству.

            Во-вторых, в отличие  от Беркли Юм считает, что чувственный  образ берет на себя роль репрезентанта (представителя всех членов данного класса вещей) временно, а затем передает ее слову, которым этот образ обозначается. Ассоциативный способ образования чувственных репрезентантов смягчает сугубо индивидуальный их характер, которым они отличались у Беркли. При образовании репрезентанта через ассоциации неповторимые признаки единичного чувственного образа как бы стираются и отвлекаемая идея освобождается от особенностей отдельных впечатлений. Общее начинает проглядывать сквозь единичного репрезентанта как "сторона" всех образов, ассоциируемых по принципу их приблизительного сходства друг с другом. Если у Беркли абстрактная идея есть реальный индивидуальный "предмет" ( комплекс ощущений), то у Юма она отвлекается от индивидуальности в той же мере, в какой ассоциации опираются не на тождество, но именно на относительность этого тождества, то есть на различия между ассоциируемыми идеями: ведь ассоциирование абсолютно тождественных идей не дает ничего, кроме никому не нужных тавтологий. При этой поправке репрезентативная концепция

абстрагирования приходит в соответствие с фактами художественного мышления, в котором образный пример, если он удачно подобран, заменяет массу общих описаний и даже более эффективен. Те идеи, которым Юм придает статус общих, оказываются как бы усеченными частными идеями, сохраняющими в числе своих признаков только те, что имеются и у иных частных идей данного класса. Такие усеченные частные идеи представляют собой полу обобщенный, смутный образ-понятие, ясность которому придает соединяемое с ним, опять-таки по ассоциации, слово. 

3. О существовании  субстанции.

            Решая общую проблему субстанции, Юм занял такую позицию: "невозможно доказать ни существование, ни несуществование материи", то есть занял агностические позиции. Такова же

его формула  и в отношении субстанционального "высшего духа", то есть бога, хотя в практической жизни Юм был атеистом. Подобной агностической позиции следовало ожидать от него и в отношении существования человеческих душ, но в этом вопросе Юм более категоричен и совершенно отвергает воззрение Беркли. Он убежден, что никаких душ - субстанций нет.

Юм отрицает существование "Я" как субстракта актов восприятия и утверждает, что  то, что называют индивидуальной душой - субстанцией, есть "связка или пучок (budle or collection) различных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении".

            Юм более широко, чем Беркли, рассматривает вопрос существования субстанции. По-иному, чем его предшественник, он понимает и источник возникновения убежденности людей в существование материальной субстанции. Беркли видел причину появления у людей иллюзорной, по его мнению, веры в то, что материальная субстанция существует, в фактах взаимосвязанности и яркости определенного рода ощущений. Их взаимосвязанность предполагалась при этом непрерывной во времени, поскольку наличие разрывов в последовательности ощущений

данную  иллюзию ослабляет. Иначе смотрит  на этот вопрос Юм: перерывы в восприятиях, наоборот, оказываются, по его мнению, источником веры в бытие субстанциальной их основы, если после перерывов те же самые восприятия появляются вновь и вновь. Для Беркли проблема субстанции сводилась к тому, что- бы как-то истолковать устойчивое сосуществование явлений, а для Юма это прежде всего проблема истолкования связи явлений друг с другом во временной их последовательности. Поэтому, по Беркли, убеждению в существовании материальной субстанции мешает наличие самих временных перерывов в ощущениях, а по Юму, помехой этому убеждению оказываются изменения в характере взаимосвязанных друг с другом восприятий, то есть перемены в "наборе" их сочетаний. Это значит, что Юм в данной проблеме переносит центр тяжести на вопрос о причинении наших впечатлений. Так, например, рассуждает он, получая впечатления лампы, стоящей на столе и время от времени мной зажигаемой, я полагаю на основании этого, что существует данный материальный объект под названием "лампа". Итак, разрешение проблемы субстанции зависит, с точки зрения Юма, от более общей проблемы причинности.

            Придя к мысли  о зависимости проблемы субстанции от проблемы причинности, Юм определил  субстанцию как предполагаемый центр  ассоциативного суммирования перцепций  во времени (а также друг с другом) в относительно устойчивую целостность. Ассоциации обеспечивают соединение отличающихся друг от друга комбинаций впечатлений (например, вид некоторого предмета сейчас и его изменившийся вид спустя несколько лет) в представлении об объектах вне человеческого сознания. Эти последние объекты мыслятся как причина комбинаций впечатлений в сознании людей.

            Весь этот механизм можно суммировать следующим  образом: сначала воображение объединяет похожие друг на друга перцепции  в общую для них серию. Затем  люди приписывают перцепциям данной серии непрерывное существование  и в те интервалы времени, когда их никто не воспринимает. Возникает "фикция непрерывного существования", передаваемого нашими

чувствами гипотетическим вещам вне сознания, после чего складывается устойчивое представление о том, что перцепции  суть следствия внешних вещей, причинно обусловлены ими.

            Перцепции прерывисты и изменчивы, зато вызывающие их внешние  объекты относительно постоянны  и устойчивы. Так возникает будто  бы раскол действительности на два  различных мира: предположительный  мир субстанциональных вещей и чувственный мир восприятий. Встает вопрос, имеются ли "мостики" причинения, снова соединяющие эти миры друг с другом? 

4. Проблема  причинности.

            В философии Юма  структура причинно-следственного  отношения может быть сведена  к схеме "событие -- событие", где стрелка означает связь причинения. Но "событие" Юм понимает не в смысле объективно-материального процесса, а в смысле некоторой совокупности чувственных переживаний в сознании субъекта. Таким образом, указанная схема приобретает вид "перцепция -- перцепция".

            Вся совокупность различных  каузальных связей, которые, согласно Юму, подлежат философскому исследованию, составляют собой:

     Делая предметом своего анализа, по существу, каузальные отношения между одним  впечатлением 1 и другим 2, между впечатлением 2 и его идеей 3, а также отношения ассоциативного перехода от впечатления 1 к идее 3 другого впечатления, Юм использовал при этом агностические выводы, сделанные им насчет отношения между внешними объектами 4, 5 и впечатлениями 1, 2, а затем перенес свои результаты на отношения между первым 4 и вторым 5 объектами. Между тем все это качественно различные отношения.

     Юм  излагает в «Трактате» структуру  употребляемого в науках понятия  каузальной связи в следующем  виде: 1) причина и следствие смежны в пространственном смысле, они примыкают друг к другу; 2) причина и следствие смежны и во временном смысле, так что причина предшествует следствию; 3) те же самые следствия возникают неоднократно всякий раз, когда появляются те же самые причины, иными словами, каузальным связям присущ признак регулярности; 4) эта регулярность понимается учеными как необходимость, позволяющая надеяться на предсказуемость появления определенных следствий после определенных причин. Разбирая пункт 4, Юм безоговорочно отождествляет понятия необходимого и каузального. Для него не существует диалектики необходимого и случайного. Между тем из теории познания диалектического материализма вытекает наличие двух, и притом одинаково важных, понятий «необходимого»: во-первых, в смысле непременности, неукоснительности возникновения следствия, если налицо соответствующая причина и условия ее действия, и, во-вторых, в смысле внутреннего, существенного и закономерного в противоположность внешнему, несущественному и индивидуальному.

     Критику сконструированного им понятия причинности Юм развертывает следующим образом: он пытается доказать, что, хотя 1, 2 и 3-й признаки каузальной связи действительно наблюдаются людьми, 4-й признак существует лишь в воображении, примысливается. Иными словами, необходимость (фактически отождествляемая Юмом с надежной предсказуемостью) на деле не присуща тем отношениям, которые люди называют причинно-следственными. Люди принимают за причинно-следственные отношения в лучшем случае лишь длительное время повторявшиеся соединенные отношения смежности и последовательности.

     Чтобы разрушить причинность, как полагает Юм, достаточно вскрыть глубокие ошибки в том механизме психической  деятельности людей, который обычно приводил к противоположному мнению, а именно мнению, что причинность существует в природе. Так теоретико-познавательный анализ причинности перерастает у Юма в психологическое исследование генезиса представлений о каузальной необходимости. Юм истолковал этот генезис следующим образом: 1) вначале люди фиксируют факты повторного появления феномена B после A; 2) на этой основе складывается психологическая ассоциация: после восприятия A (или появления в памяти идеи A) в сознании всплывает идея B; 3) факты многократного действия этой ассоциации приводят к образованию в психике относительно устойчивой склонности, т. е. привычки встречать как должное появление B, если перед тем появилось A; таким образом люди впадают в ошибку post hoc, ergo propter hoc; 4) указанная привычка преобразуется в постоянно возвращающееся ожидание или воображение, что B после A будет всегда появляться и в будущем; 5) воображение перерастает в «веру» (“belief”), т. е. в устойчивую склонность считать, что многократные появления B после A и есть именно каузальная связь ; 6) на основе «веры» в существование частных каузальных связей люди начинают «верить» в истинность общего закона причинности.

     Если  рассмотреть хотя бы только те признаки понятия причинности, которые Юм включил в свою схему, то обнаружится, что непонимание им роли практики в процессе познания и его догматический агностицизм исказили характер тех элементов, которые действительно входят в указанное понятие в гораздо большей степени, чем в этом была повинна историческая ограниченность естествознания того времени.

Постулируя  пространственную смежность причины и следствия, Юм уходит в сторону от современных ему споров вокруг возможности action ad distans, просто-напросто задержавшись на уровне старой картезианской «наглядности» непосредственных касаний тел. Между тем верное в общем соображение, что близкодействие «наглядно», «понятно», а дальнодействие загадочно и мистично, далеко еще не приводит к конкретному завершению спора, ибо вовсе не обязательно отождествлять близкодействие с действием через касание поверхностей тел согласно моделям причинного воздействия только как толчка, придерживаясь механической наглядности. В отношении каузальных связей в психике сам Юм избегает говорить о признаке касания, поскольку непонятно, как он мог бы быть здесь применим. В этой связи правильнее будет считать, что в общей форме причинно-следственной связи присущ признак взаимопроникающей смежности: следствия, как правило, как бы зарождаются «в недрах» своих причин именно потому, что причиняются, производятся ими. В этом смысле взаимодействуют физические поля, излучения порождаются атомами нагретого до определенной температуры тела, а хронические заболевания людей — длительным нарушением нормального функционирования их организма и т. д.

Что касается временнóй последовательности, то в  соответствии с узкомеханическими  представлениями Юм понимал ее как непосредственное следование начала появления следствия после начала появления причины. Он пишет: «Причина прекращается, должно прекратиться и действие».

     Это приводит, однако, к выводу, противоположному тезису Юма, а именно к выводу, что причина и следствие во времени совпадают. Анализ, этого — неверного, впрочем, — вывода потребовал бы решительного выхода за рамки картезианских воззрений на движение и размышлений над явлениями инерции и тяготения, указанными Ньютоном. Юм признает авторитет механики Ньютона, но этим дело и ограничивается: он не смог сделать эффективных теоретико-познавательных обобщений, которые имели бы Ньютонову механику своим исходным пунктом. С точки зрения современных нам физических представлений, поскольку процесс «переноса» энергии от причины к следствию происходит во времени и начинается только тогда, когда действие причины достигает определенных количественных размеров, несравненно более адекватной, чем данная Юмом, характеристикой каузальной связи будет указание на совместный признак временнóй непрерывности, частичного совпадения причины и следствия во времени и продолжения формирования следствия после прекращения действия причины.

     Скепсис Юма в отношении объективной  причинности, а, но сути дела ее отрицание приводили его к конфликту с практикой людей, а равно и с его собственными надеждами на то, чтобы превратить этику и историю в строгие науки. Он понимал, что если полностью отказаться от каузальности, то нельзя будет признать подлинно реальными с точки зрения знания ни структурную связь явлений в опыте, ни сами чувственные и эмоциональные частицы опыта — все переживаемое нами окажется абсурдным хаосом, чем-то химеричным. Желая избежать такого конца, Юм попытался преодолеть все трудности сразу. Он апеллирует к житейскому «здравому смыслу», внетеоретической «вере»: люди должны верить в то, что причинность существует, если не хотят оказаться в состоянии меланхолии и «полной летаргии». Но этого мало. Взамен объективной причинности науки получают от Юма не только понятие причинности вообще, лишенное всякого теоретического обоснования, каковым, конечно, не является «вера», но и понятие причинности как психологической мотивации, т. е. как очевидной для сознания связи одних психических феноменов с другими. С этой целью Юму достаточно было гипертрофировать способность к ассоциациям и привычку, наделив их чертами некоего самостоятельного каузального механизма. Он рассуждает так: «...остается лишь следующая дилемма: или утверждать, что ничто не может быть причиной другого, за исключением тех случаев, когда наш ум может в своей идее объектов усмотреть связь [последних], или же защищать мнение, что все те объекты, которые мы видим постоянно соединенными, в силу этого должны рассматриваться как причины и действия» (362). В этой дилемме Юм принял обе альтернативы, отнеся вторую к области естествознания, а первую — к психологии и всем тем наукам, которые он рассматривает через призму своего психологизма, т. е. к этике, гражданской истории и политике, политической экономии, учению о происхождении и развитии религии и т. д.