Философия экзистенциализма

В послевоенные годы Ясперс - один из духовных лидеров Германии. Он обращается к соотечественникам не только в своих книгах и статьях, но и в выступлениях по радио, и везде его главная мысль - как спасти человечество от тоталитаризма, этой главной опасности ХХ века, ввергающей людей в кровавые революции и истребительные войны.

Он все отчетливее формулировал тему своей философии. Ею в конце концов оказались человек и история как изначальное измерение человеческого бытия; не случайно понятие ситуации оказывается ключевым у Ясперса при анализе человеческой экзистенции: ситуация с ее неповторимой констелляцией событий, задающих историческую уникальность определенной человеческой судьбы, формирующей ее болевые точки, ее радости и надежды, ее горе и ее вину, - это и есть содержание того, что Ясперс связывает со словом "время", "эпоха"; мир есть для Ясперса "фактическая действительность во времени".

Бытие в концепции  Ясперса имеет троякое членение:

1) предметное  бытие, или «бытие-в-мире» ;

2) экзистенция,  то есть необъективируемая человеческая  самость;

3) трансценденция  как «облемлющее» - непостижимый  предел всякого бытия и мышления.

Экзистенциальная философия Ясперса с самого начала привлекла к себе внимание новой манерой выражения: в отличие от академических философских направлений, преобладавших в начале века в немецких университетах, Ясперс избрал форму окрашенного личной интонацией свободного размышления, лишенного стремления вывести все содержание мысли из единого общего принципа. Организация материала у Ясперса носит скорее характер классификации по определенным темам, чем строго систематического вывода, к какому стремились неокантианцы, неогегельянцы, неопозитивисты. Именно в таком свободном стиле, приближающемся к философской публицистике, написаны многие важные работы Ясперса. При этом у него нет эклектики: единство мировоззрения, единство авторского видения самых разных проблем заменяет Ясперсу традиционное для немецкой философии систематическое единство, которое всегда отождествлялось с научностью (вспомним Фихте, Гегеля, Когана, Наторпа и др.). Ясперс во многом возвращает философии ту форму свободного размышления о жизненно важных вопросах, которая была характерна для писателей-гуманистов эпохи Просвещения Лессинга, Гердера, Гумбольдта, Гете и которая в ХХ веке возродилась отчасти в "философии жизни" и "философии культуры" - у Зиммеля, Шпенглера, Хейзинги и других.     

 На уровне фундаментальных  философских  концепций  очевидно, что такой фундаментальный мыслитель,   как Карл Ясперс, - экзистенциалист: у него можно найти убедительные формулировки  этого  направления мысли.   "Философия, - пишет Ясперс, - не обладает объективной ценностью познания, она сознание бытия в мире. " Понятие "ситуации", - то есть чувства того,   что всякий вопрос ставится исходя их определенной экзистенциальной ситуации, так что познание перестает быть созерцанием и становится завербованностью, ведущим понятием экзистенциализма - этого никто не осветил лучше его. У Ясперса теория "предельной ситуации", то есть неоспоримых данностей существования, уводит философию от равномерного освещения классических схем  и придает ей небывалую до сих пор патетичность.   Смерть, Страдание, Борьба, Ошибка таковы новые принципы философии.

Философия Ясперса  не  возражает христианским догмам,   но то, что мы называем "гуманизмом личности" не сливается с  христианским гуманизмом. В то же время тенденция, обладающая определенным религиозным звучанием,   в том смысле, что в ней понятие Свободы опирается на  трансцендентность,   и  что в этом учении человек помнит о христианской душе, отличается от сартровской и хайдеггеровской линии.

Этическая линия  у Карла Ясперса значительно четче, чем у Хайдеггера. Человеку,   как объекту познания и опыта,   подчиненного естественным и  социальным силам,   Ясперс противопоставляет человека как сознание, экзистенция, свобода. "Человек - больше того, что он может познать,   изучая себя". Такое утверждение предполагает гуманизм. Истинный человек не может допустить обращения  с  собой  как с предметом:   он должен осуществить свою свободу,   свое бытие. Эти требования никогда не были более актуальны,   чем сейчас,   в  мире, где человек утратил свои корни,   свою связь с трансцендентным, где он рискует быть сведенным к своей внешней оболочке.   Спасение -  в стремлении к самобытности, в самоутверждении личности.

Жан-Поль Сартр

Французский экзистенциализм,   первым выдающимся произведением которого было  сочинение  Сартра "Бытие и Небытие" (1943) ,   в ряде пунктов не соглашается с доктриной Хайдеггера.   Философия Сартра это самостоятельное  преобразование  взглядов  Хайдеггера в своего рода субъективистскую метафизику. Он стремится придать идее свободы социальное  значение,   глубоко чуждое хайдеггеровской мысли и, в то же время,   сообщить идее "ситуации" конкретно-историческое  содержание. Наконец,   он пользуется старой логикой и старой терминологией, восходящими к французской традиции.   Между тем в нем обнаруживаются те же фундаментальные темы: абсурдность, отверженность, страх и свобода.

Труд Жана-Поля Сартра "Бытие и небытие" - онтология. О нравственном значении  этого  мыслителя говорят последние страницы этой книги, намечающие переход от онтологии к этике.

Но онтология  и экзистенциальный анализ (или спонтанно-эмпирическое применение этих наук, которое люди испокон веку практиковали) должен открыть носителю морали, что он - то существо, благодаря которому ценности существуют. Только тогда свобода осознает самое себя  и откроет себя в страхе,   как единственный источник ценностей, и Небытие, благодаря которому существует мир?

 Но каковы  же эти ценности?   Ни в одной публикации сартровская мораль не нашла своего окончательного выражения; упрощенные формулировки, предложенные  во  время знаменитого доклада "Экзистенциализм - это гуманизм" (1946) , таковы. Человек, такой, каков он есть - предоставленный  самому  себе  в  этом мире без Бога - свободен, осужден на свободу. Но если идеи Бога нет, то и ценности традиционного гуманизма не могут существовать в своей трансцендентной и безусловной форме,   теперь они становятся порождением нашей свободы: "Человек, лишенный  помощи  и поддержки,   приговоренный ежеминутно создавать человека".   Может быть такая свобода - каприз? Нет. Создание морали  может  быть приравнено к художественному творчеству.

Таким образом,   ценности непредсказуемы.   Но в них есть то  общее, что все  они  - ценности свободы.   Но стремление к свободе - это и стремление к свободе других.   Таким образом,   Сартр возвращается к сущности традиционного гуманизма, ценности которого он отверг. Человеческая свобода восстанавливает закон, на основе которого может быть достигнуто соглашение между людьми.

А. Камю "Миф о Сизифе. " Абсурд и Самоубийство.

"Героическим  гуманизмом" можно назвать позицию  Альбера Камю.   Трагическое в его  творчестве,   как  и противопоставленные ему ценности,   предстает в разных формах:   оно связано и с самими событиями, и с ощущением противоречивости основ бытия и абсурда,   с бессмысленностью метафизических усилий человека. Но во всех случаях Смысл противопоставлен  Бессмыслице.   Наконец, его  гуманизм  не отделяет человека от Истории,   он стремится стать всеобщим достоянием, побуждает к свершениям.

На первый взгляд - мораль басни « Миф о Сизифе», - тщетность бытия. Но основная проблема экзистенциализма формулируется (в частности и Камю) иначе это проблема самоубийства, решение которой дает ответы на самые загадочные стороны бытия. Вопрос, что есть самоубийство, обращен непосредственно к бытию и может считаться одним из основных вопросов любой философии в той мере, в какой она стремится к диалогу с истиной и оправданию своей почетной обязанности, представлять Человека в этом, если хотите, споре.

Во-первых, Камю рассматривал самоубийство как индивидуальный акт: "самоубийство подготавливается в безмолвии сердца".

Во- вторых, то, что называется причинами - обычно всего лишь повод. Таким образом, Камю медленно переходит к основной теме своей работы - теме абсурда в жизни. Не будем забывать, что здесь перед нами более Камю-психолог, чем философ, и обратимся к чувствам. Ведет ли абсурд к смерти?

Мы можем, например, вычитать, что чувство абсурдности - это разлад между человеком и  жизнью: "когда очевидность и  восторг уравновешивают друг друга, мы получаем доступ и к эмоциям и к ясности". За этим следует философский вопрос в лучших традициях герменевтики: "не следует ли за заключением абсурдности быстрейший выход из этого состояния? " Многие отвечающие "нет" действуют так, как если бы сказали "да"; и наоборот, самоубийцы часто уверены, что жизнь имеет смысл. И взгляд на жизнь как на бессмыслицу совсем не равен утверждению, что она не стоит того, чтобы ее прожить. " Нюансы, противоречия, все объясняющая психология, умело привнесенная "духом объективности", - все это не имеет ничего общего с этим страстным исканием (имеются виду искания - "куда же ведет абсурд? "), ему потребно неправильное, то есть логическое мышление".

  " Начало всех великих мыслей - ничтожно. В этом - парадокс скуки. " Далее Камю замечает, что ощущение абсурда рождается с ощущением возраста, поскольку элементарность и определенность происходящего - содержание абсурдного чувства. Пока разум молчит, погрузившись в недвижный мир надежд, все упорядочивается и отражается в единстве его ностальгий. При первом же движении этот мир дает трещину.

Человек знает: во-первых, что он хочет, во-вторых, что  ему предлагает мир, и что его  объединяет с миром. Уничтожить один из вопросов триады означает уничтожить ее всю. Последняя единственная достоверность. Задача человека - вывести из нее все следствия, которые в дальнейшем будут определять суть метода. Поэтому первое правило метода, - если считаю что-то истинным, - должен это сохранить. Вот как это формулируется Камю: " Первым, и по сути дела, единственным условием моего исследования является сохранение того, что меня уничтожает, последовательное соблюдение того, что я считаю сущностью абсурда". Осознавший абсурд человек привязан к нему навсегда.

Человек бунтующий  видит свои пределы, но, закрывая глаза на природу абсурда, ищет наилегчайший путь - борясь с собственными стенами, создает все новые стены вокруг себя. Не ставя своей жизни никаких вопросов, всегда принимает повод за причину происходящего, не делая попыток видеть дальше своих стен.

Здесь Камю говорит  о скачке. В разных видах эту  идею можно найти и у Р. Баха, у Бердяева или Кьеркегора. Стоит  на этом остановиться. " От абсурдного человека требуют совершить нечто  совсем иное - скачок. В ответ он может  только сказать, что не слишком хорошо понимает требование, что оно неочевидно. Он желает делать лишь то, что хорошо понимает. Его уверяют, что это грех гордыни, а ему неясно само понятие "греха". Он чувствует себя неисправимо невинным... " Камю упрощает скачок до термина, означающего любой уход от проблемы, уход от конфликта. Вопрос о том, что человек не в силах отбросить даже во время скачка, когда решает обойтись без скачка, но в состоянии "полной невинности", остается открытым.

И опять Камю возвращается к проблеме самоубийства, говоря о том, что главное - это удержаться на гребне волны, между осознанием абсурда и скачком. Самоубийство - полная противоположность бунту, так как предполагает согласие. И, в то же время, подобно скачку, самоубийство - согласие с собственными пределами, но это два взаимоисключающих выхода. С точки зрения художника, цену жизни придает именно бунт. " Бунт постоянная данность человека самому себе. " Так Камю переносит в повседневный опыт тему перманентной революции.

Проблема бунта  приводит нас к мысли об отсутствии "свободы вообще". Абсурд же нам предлагает следующую альтернативу: либо мы не свободны, либо полностью свободны. " Единственная доступная моему уму и сердцу свобода есть свобода ума и действия. А смерть - единственная реальность. " " Завтрашнего дня нет - отныне стало основанием моей свободы, " - кстати, похоже на женскую логику. Абсурд учит главное не качество, а количество опыта. Это приводит к отсутствию иерархии опыта и к отсутствию системы ценностей. " Побивать все рекорды - как можно чаще сталкиваться с миром. " Вселенная абсурдного человека - вселенная льда и пламени.

Абсурд показывает лишь равноценность последствий  любого выбора, если хотите, выявляет бесполезность  угрызений совести. "Можно быть добродетельным из каприза. " Сможет ли абсурд избавить человека от этого замкнутого круга угрызений совести, когда стремление возвратить невинность мешает анализу "чистого выбора", возвращая человека к согласию с собственными стенами?

Абсурдный ум готов  к расплате. "... - Для него существует ответственность, но не существует вины. Более того, он согласен, что прошлый опыт может быть основой для будущих действий. " Единственная истина абсурда раскрывается и воплощается в конкретных людях. Итогом поисков абсурдного ума оказываются не правила этики, а живые примеры. В этом, - может быть, главная гуманистическая заслуга философии абсурда. Живой человек всегда значит для другого человека много больше, чем все придуманные "истины". Мы говорим о мире, в котором и мысли, и жизни лишены будущего, здесь для искусства выбраны лишь те герои, которые поставили своей целью исчерпание жизни.

Заключение.

  Абсурдно столкновение между иррациональностью и исступленным желанием ясности. Абсурд здесь равно зависит и от человека и от мира, и пока что - он единственная связь между ними. Последнее утверждение можно рассматривать как кредо французского экзистенциализма, когда подобный постулат о месте человека в мире приводит к идее абсурда, как особой "душе" мира, самодвижимой подобно душе человека. Так от парадоксальной природы желаний автор переходит к главному вопросу: "почему сердце не сгорает в миг появления чувства абсурда? " "Остановка в пустыне. " Хайдеггер говорил: " забота - краткий миг страха". Обращение к смерти - это краткий миг заботы, голос тревоги, заклинающий экзистенцию вернуться к самой себе. И это путь экзистенциализма: Ясперс искал нить Ариадны, Кьеркегор не только искал абсурда, но и жил им.

Мыслить - значит научиться заново видеть, стать внимательным; это значит управлять собственным  сознанием, учась у Пруста, придавать привилегированное положение каждой идее, каждому образу. С самого начала этот метод кладет конец несбыточным надеждам и околонаучным знаниям. Все мыслители согласны в одном: человек способен видеть и познавать только собственные стены.