Философия Гетте

Ученик. Не желая не может.

Учитель. Значит, если Он отнимает у чьей-то воли названную правильность, хочет того, что делает.

Ученик. Без сомнения.

Учитель. В таком случае, если Он хочет от чьей-то воли отделить эту правильность, значит. Он не хочет, чтобы тот человек сохранял правильность воли ради самой правильности.

Ученик. Так следует.

Учитель. Но уже было установлено, что сохранять таким образом правильность воли для каждого сохраняющего ее означает желать того, чего Бог хочет, чтобы он желал.

Ученик. Если бы и не было установлено, и тогда было бы так.

Учитель. Значит, если Бог часто пресловутую правильность отнимает от кого-то, Он не хочет, чтобы тот хотел того, чего хочет, чтобы он хотел.

Ученик. Нет ничего последовательнее и нет ничего невозможнее.

Учитель. Итак, нет ничего более невозможного, чем то, что Бог отнимает правильность воли. И тем не менее говорится, что Он это делает, когда не делает так, чтобы эта правильность не утрачивалась. Еще чаще говорится, что «диавол или искушение делают это», т. е. побеждают эту волю, и совращают от правильности, которую она удерживает, из-за того, что если бы [диавол] не пообещал²²⁶ ей или не пригрозил отнять у нее нечто такое, чего она хочет больше, чем этой правильности, то она никогда не отвратилась бы от этой правильности, которой она сколько-нибудь все же хочет.

Ученик. Так ясно кажется мне то, что ты говоришь, что, по-моему, ничего нельзя на это возразить. 

 

Глава IX. [Что] нет ничего свободнее  правильной воли 

 

Учитель. Значит, ты понимаешь, что нет ничего свободнее правильной воли, у которой никакая чуждая сила не может отнять ее правильности. Ведь если мы говорим, что когда некто хочет солгать ради того, чтобы не потерять жизнь или здоровье²²⁷, то принуждается отбросить истину страхом смерти или мучения, это неверно. Ведь он не принуждается желать жизни больше, чем истины: но так как чуждая сила запрещает сохранить то и другое одновременно, воля сама выбирает то, чего больше хочет, самостоятельно (sponte), а не подневольно; хотя перед необходимостью утратить одно из двух она поставлена не по своей воле, но против воли. Ведь она не менее сильна в желании истины, чем в желании здоровья, но сильнее хочет здоровья. А если бы она увидела воочию (praesentem) славу вечную, которая всегда воспоследует за сохраненной истиной, и муки ада, которым после обмана без промедления будет предана, то, без сомнения, тотчас решила бы, что имеет достаточно сил для сохранения истины.

Ученик. Ясно, что больше силы она явила бы в желании спасения вечного ради него самого и в сохранении истины ради награды, чем во временном спасении. 

 

Глава X. Каким образом  делающий грех есть раб греха;

и [что] большее чудо - когда  Бог вернет правильность утратившему ее,

чем когда мертвому возвратит  жизнь 

 

Учитель. Итак, разумная природа всегда имеет свободный выбор, ибо она всегда имеет власть сохранять правильность воли ради самой правильности, хотя иногда и с затруднением. Но если свободная воля утрачивает правильность из-за трудности сохранения, она после того так же служит греху неспособностью возвратить эту правильность своими силами; т. е. если она становится «духом ведущим и невозвращающим» (Пс. 27, 39.), ибо «делающий грех есть раб греха» (Ин. 8, 34.). Ведь как никакая воля до того, как обрела правильность, не может получить ее, пока Бог не даст, так, утрачивая полученную, не может обрести ее заново, если Бог не возвратит. И я считаю большим чудом, когда Бог возвращает утраченную правильность, чем когда умершему возвращает утраченную жизнь. Тело ведь, умирая в силу необходимости, не совершает этим греха, такого, чтобы уже никогда не могло заново обрести жизнь; воля же, утрачивая правильность по собственной вине, заслуживает того, чтобы в ней всегда нуждаться. И если кто-то по своей воле принимает смерть, он не отнимает от себя то, чего никогда не Должен был упустить; тот же, кто утрачивает правильность воли, отбрасывает то, что по долгу всегда обязан был сохранять.

Ученик. Вижу, что очень верно то, что ты говоришь о рабстве, которым порабощается греху делающий грех, и о невозможности заново обрести утраченную правильность иначе как от того, кем раньше она была дана; а все, кому она дается, должны следить, чтобы держать ее, не выпуская. 

 

Глава XI. [Что] это рабство  не отнимает свободы выбора

Но этим суждением ты сильно умерил мою радость: я-то уж решил  было, что человек всегда наверняка  имеет свободу выбора. Поэтому  разъясни мне теперь само это рабство, чтобы не казалось, будто оно может  противоречить названной свободе. Ведь и то, и другое, т. е. и свобода, и рабство, находятся в воле, и  человек является рабом или свободным  в зависимости от последней. Итак, если он раб, то в каком же смысле свободен? Или, если свободен, то каким образом он раб?

Учитель. Если ты как следует присмотришься, то убедишься, что, когда человек не имеет упомянутой правильности, он без противоречия и свободный, и раб. Ибо никак не в его власти взять правильность, когда он ее имеет; но всегда в его власти сохранить ее, покуда имеет. Он раб, поскольку не может уйти от греха; и он свободен, поскольку не может быть отторгнут от правильности. Но от греха и рабства его он может отвратиться только благодаря кому-то другому; от правильности же может быть совращен только сам собою, а свободы его ни сам он, ни другой не может лишить его. Ибо он всегда по природе своей свободен для сохранения правильности, если ее имеет, даже и тогда, когда не имеет той, которую сохраняет²²⁸.

Ученик. Теперь мне понятно, как в одном и том же человеке могут вместе без противоречия сосуществовать свобода и рабство. 

 

Глава XII. Почему скорее называется человек свободным чем рабом,

когда он не имеет правильности, так как если он ее имеет, то ее нельзя отнять у него,

но если он ее не имеет - он не может своими силами восстановить ее

Но я очень хочу знать, почему человек скорее называется свободным, когда не имеет правильности, так  как если он ее имеет, ее нельзя у  него отнять, чем рабом, когда имеет, так как если не имеет, то не может  своими силами вновь обрести ее. Ведь он раб, поскольку не может уйти от греха; он свободен, поскольку не может быть отторгнут от правильности; и как он никогда не может быть отторгнут от нее, если имеет, так  никогда не может уйти, если не имеет. Поэтому как он всегда имеет эту  свободу, так, кажется, всегда имеет  и это рабство.

Учитель. Рабство есть не что иное, как неспособность не совершать греха. Скажем ли мы, что это неспособность вернуться к правильности или неспособность заново обрести правильность, человек - раб греха только потому, что он, будучи не в силах вернуться к правильности или вновь обрести ее, не может не грешить. Поэтому когда он имеет эту правильность, он не раб греха. А способность сохранения правильности он имеет всегда - и когда имеет правильность, и когда ее не имеет: и потому он всегда свободен.

Что же до того, что ты спрашиваешь, почему он скорее называется свободным, когда не имеет правильности, так  как другой в этом случае не может  у него отнять ее, чем рабом, когда  имеет правильность, поскольку он не может, не имея ее, своими силами восстановить ее, то это так же, как если бы ты спросил, почему скорее говорится, что  человек «имеет способность видеть солнце», когда солнца нет, поскольку как только оно появится - он сможет видеть его, чем что [человек] «имеет неспособность видеть солнце», когда [солнце есть, поскольку [если солнца не будет], он не может его сделать видимым. Ведь как даже когда солнца нет, мы имеем в себе зрение (visum), которым видим его, когда оно наличествует; так и тогда, когда нам не хватает правильности воли, мы все же имеем в себе предрасположенность (aptitudinem) разумения (intelligendi) и воли (volendi), благодаря которой мы можем сохранить ее ради нее самой, когда ее имеем. И как когда у нас есть все для видения солнца, кроме его самого (nisi praesentia eius), тогда только мы не имеем способности (potestatem), которую нам доставляет его присутствие; так лишь когда нам недостает этой правильности, мы имеем это бессилие, доставляемое нам ее отсутствием. Ведь человек всегда имеет свободу выбора, но он раб греха не всегда, а только тогда, когда не имеет правильной воли.

Ученик. Если бы я со вниманием поразмыслил над тем что ты говоришь, когда разделил зрительную способность на четыре способности, я бы здесь не засомневался: потому признаю свою вину в этом сомнении.

Учитель. На сей раз я прощу тебя с условием, что впредь, когда потребуется, ты будешь держать в голове сказанное нами так ясно, чтобы не было нужды повторять.

Ученик. Благодарю тебя за прощение. Но не удивляйся, если то, над чем привык размышлять, я, один раз услышав, не могу все сразу навсегда удержать умом.

Учитель. Если ты все еще сомневаешься насчет чего-то в определении свободы выбора, которое мы построили, то скажи.  

 

Глава XIII. [Что] «способность (potestas) сохранять правильность воли ради самой правильности» есть совершенное определение свободы выбора 

 

Ученик. Есть одно, что все еще меня немного беспокоит в нем. А именно, мы часто имеем способность сохранять нечто, которая, однако, не является свободной в таком смысле, что ей не могла бы помешать чужая сила. Поэтому когда ты говоришь, что свобода выбора есть способность сохранять правильность воли ради самой правильности, посмотри, не нужно ли добавить что-то, что приписывало бы этой способности такую свободу, чтобы ее не могла превзойти никакая сила.

Учитель. Если способность сохранения правильной воли ради самой правильности можно было бы когда-то найти вне той свободы, которую мы исследовали, нужно было бы добавить то, о чем ты говоришь. Но так как высказанное определение является настолько совершенным определением по роду и видовому отличию, что содержит ни больше, ни меньше, чем ту свободу, которую мы исследуем, то нельзя помыслить ни того, чтобы что-то к нему добавить, ни того, чтобы что-то отнять. Ибо «способность» есть род свободы. То же, что добавлено - «сохранения» - отделяет ее от всякой способности, которая не есть способность сохранения, например, от способности смеха или хождения. Добавляя же «правильности», мы отличаем ее от способности сохранения золота и всего прочего, что не есть правильность. А через прибавление «воли» она отличается от способности сохранения правильности других вещей, как девственности или мнения. И, благодаря тому, что сказано «ради самой правильности», она отделяется от способности сохранения правильности ради другого, как когда правильность сохраняется ради денег или по природе. Например, по природе сохраняет правильность воли собака, когда любит щенков своих или хозяина, который делает ей добро. Итак, значит, в этом определении нет ничего, что не было бы необходимым для заключения к свободе выбора разумной воли и для исключения прочего - первая достаточным образом включается, а все остальное исключается: в самом деле, наше определение не является ни избыточным, ни недостаточным. Не кажется ли тебе так?

Ученик. Мне оно вообще кажется совершенным.

Учитель. Скажи же, хочешь ли знать что-нибудь еще о свободе этой, благодаря которой считается, что обладающий ею делает добро или зло. Ведь о ней одной сейчас наш разговор.  

 

Глава XIV. Деление этой свободы  

 

Ученик. Теперь тебе остается произвести деление этой свободы. Ибо хотя согласно этому определению она одинаково присуща всякой природе, разумной природе, все-таки свобода, присущая Богу, очень отличается от тех, которые свойственны разумным тварям, а эти последние свободы отличаются друг от друга.

Учитель. Бывает свобода выбора, существующая сама от себя, та, что ни сотворена, ни получена от другого, - она присуща одному Богу; другая, сотворенная Богом и обретаемая, присуща ангелам и людям. И сотворенная или обретаемая, бывает что имеет правильность, которую сохраняет, и [бывает, что) не имеет. Из имеющих одна владеет отделимо (separabiliter)²²⁹, другая - нераздельно. Именно та, которой владеют отторжимым образом, и была у всех ангелов до того, как добрые устояли, а злые пали, и у всех людей вплоть до смерти, которые имеют эту правильность.

Та же, которая владеет  нераздельно, присуща избранным  ангелам и людям. Но ангелам избранным - после смерти порочных, а людям - после смерти их. Та же, что нуждается  в правильности, одна нуждается так, что еще может обрести ее, другая - непоправимо. Та, что поправимо  нуждается, есть только в этой жизни  у всех людей, ее взыскующих, хотя многие ее не восстановят. Та же, что взыскует правильности без надежды восстановить ее, - у порочных людей и (порочных же) ангелов после смерти, а у людей после этой жизни.

Ученик. Об определении и разделении свободы этой с Божьей помощью ты так удовлетворил меня, что я ничего не нахожу, что еще нужно было бы спросить об этом.

 

ОБ ИСТИНЕ¹⁸¹  

 

Предисловие

Три трактата, относящиеся  к изучению Св. Писания, некогда создал я в разное время, подобные друг другу в том, что имеют форму вопроса и ответа; и лицо спрашивающего обозначается именем ученика, отвечающего же — именем учителя. Четвертый, который, правда, таким же способом издал я, небесполезен, как представляется, для введения в диалектику и имеет заглавие «О грамотном», — его не хочу к ним причислить, потому что он относится к другой науке, чем эти три.

Один из этих трех — «Об  истине», т. е. о том, что есть истина и о каких вещах она обычно сказывается, а также о том, что  есть справедливость (iustitia). Другой же — «О свободе воли», что она такое и всегда ли человек ее имеет; и сколько есть ее разновидностей (diversitates) в обладании или необладании правильностью воли (rectitudinem voluntatis), для сохранения которой она была дана разумной твари; и в этом трактате я показал только природную крепость воли, потребную для сохранения полученной правильности, а не то, как для этого необходимо, чтобы ей споспешествовала благодать (ut gratia subsequatur). И третий - о том вопросе, которым спрашивается, в чем согрешил дьявол, не устояв в истине, когда Бог не дал ему твердости, которой он не мог иметь иначе, как получивши от Бога; ибо если бы Бог дал, он ее имел бы, как имели добрые ангелы, потому что им Бог дал. Каковой трактат, хотя я и говорил там о стойкости (confirmatione) добрых ангелов, я озаглавил «О падении Диавола», ибо то, что я говорил о добрых ангелах, было вспомогательно; то же, что написал о злых, было (прямо) ответом на предложенный вопрос.