Философия ее предмет и роль в обществе

Федеральное Агентство по Образованию

ГОУ СПО Тюменский Лесотехнический Техникум

Реферат на тему:

Философия, её предмет и роль в обществе

Выполнил: Боярских М.С.

Проверил: Мосунов Г.М.

Тюмень 2008

Философия как «естественная, склонность» чело­века. Кому нужна и кому не нужна философия. «Тайна» философского творчества. Альтернатив­ность философских идей: материализм и идеализм. Основные части философии.

Философия как «естественная склонность» человека

Слово «философия» в переводе с древнегреческо­го языка означает «любовь к мудрости». Филосо­фия — это древнейшая, но вечно обновляющаяся форма мысли, теоретически развитый, логически разработанный вид и уровень мировоззрения.

Начиная с античных времен (в Европе — с VI-VII вв. до н. э.), философия как учение о бытии и условиях его познания становится одним из видов профессиональной деятельности людей, специаль­но посвятивших ей свою жизнь и творчество,— фи­лософов. Но профессиональная философия стала воз­можной лишь потому, что почти каждый человек в

душе своей  «немножко философ»  (даже если он никогда не слышал этого слова).

Немецкий мыслитель Кант (1724-1804) назвал философию естественной склонностью души. Ведь каждый сколько-нибудь мыслящий, культурный человек не может не задумываться над «вечными» вопросами: зачем я живу? что мне делать? на что я могу надеяться? есть ли судьба? полностью ли я волен в своих поступках и решениях? что будет с моим «я» после моей физической смерти? Это и есть вопросы философии! Именно философии, а не на­уки вообще. Потому что, во-первых, это как бы «зап­редельные» вопросы, ответы па которые нельзя най­ти экспериментальным путем или с помощью мате­матических вычислений; во-вторых, философские вопросы (и это тоже отличает их от проблем науки) имеют особую — ценностную, или смысложизненную,— окраску, они все ориентированы на челове­ческое присутствие, человеческий интерес и чело­веческую оценку.

'. Вместе с тем предмет философии исторически подвижен, конкретен: каждая эпоха, в соответствии с достигнутым ею уровнем социально-исторической практики, уровнем господствующих в эту эпоху форм материального и духовного производства, уров­нем развития научных знаний об окружающем мире, по-новому ставит и по-новому решает вопро­сы о смысле и принципах человеческой жизни и исторической деятельности. Каждая эпоха, каждый общественный класс вырабатывают свою систему социальных императивов и ценностей, по-своему ос­мысливают, осознают границы и перспективы сво­их возможностей.

Вопросы философии,  вопросы мировоззрения нельзя разрешить исчерпывающе, раз и навсегда, окончательно и однозначно, ибо с каждым шагом истории, прежде всего с каждым новым, более вы­соким уровнем общественных отношений, склады­ваются иные ситуации, созревают иные противо­речия. А для того чтобы понять, осмыслить, оце­нить их, требуется напряженная, безостановочная работа философской мысли. И мысль эта находится в несколько иной плоскости, чем мысль ученого.

Ученый ищет ответы на вопросы: что? как? по­чему? Философ — главным образом на другие воп­росы: зачем? во имя чего? во имя каких высших ценностей и идеалов? По характеру своих вопросов (а главный из них — это вопрос о смысле и назна­чении человеческой жизни) философия близка к религии. И философские, и религиозные учения ставят в конечном счете перед собой одну цель: вывести человека из сферы обыденности, увлечь его высшими идеалами, придать его жизни истинный смысл, открыть путь к самым совершенным ценно­стям.

Вопрос о смысле жизни каждый человек должен решать для себя сам. Если научная истина имеет всеобщий характер, истина философская, заключа­ющая в себе определенный ценностный момент и императив поведения, предназначена все же для «индивидуального пользования». Но между фило­софией и религией есть тоже существенное разли­чие. Религия не теоретизирует, в основе ее учения лежит вера, тогда как философия рациональна: она обращается к разуму и не только допускает, но и требует аргументации, доказательства выдвигаемых положений и выводов.

Философия, таким образом, заключает в себе два начала. По выражению английского философа Б. Рас­села (1872-1970), философия — это «ничейная зем-ля», расположенная между наукой и религией; с наукой ее роднит стремление к достоверному, доказа­тельному знанию, с религией — выход за строго очер­ченные границы обычно понимаемого опыта.

Но точнее было бы все же говорить о близости философии не к религии (ведь были и философы-атеисты, резко критиковавшие религиозное миро­созерцание), а к духовно-практичесному способу освоения человеком мира вообще. Еще точнее сле­довало бы, видимо, сказать так: философия орга­нически объединяет, синтезирует в себе абстракт­но-теоретическую форму организации и развития своего содержания с глубоко и определенно выра­женной ориентировкой на субъективно-деятельную сторону человеческого бытия, общественной прак­тики, т.е. объединяет в себе два основных способа освоения мира человеком: научно-теоретический и практически-духовный. Первый предполагает позна­ние объекта таким, каков он есть сам по себе, вне зависимости от целей и интересов человека. Вто­рой — это освоение реальности через призму чело­веческих ценностей и оценок. Способность филосо­фии к такому синтезу есть ее уникальная особен­ность, важнейшее и существенное отличие от всех других формообразований сознания. \

Такая «двукомпонентность» философского созна­ния (и философского знания) во многом объясняет и особенности историко-философского процесса, т.е. реального бытия философии в пространстве и вре­мени культуры, о чем специально будет идти речь в следующей главе.

В духовном мире человека философские воззре­ния переплавляются в убеждения — это значит, что они не сводятся к сумме готовых знаний или сведе­ний, почерпнутых индивидом из книг, лекций или учебников, как это имеет место в обычной системе образования, а самостоятельно выработаны, выст­раданы им на пути личных, самостоятельных ис­каний истины, оплачены тяжелой ценой трагичес­ких ошибок, роковых заблуждений и горьких ра­зочарований. С позиций более зрелого опыта, более развитой общественно-исторической практики пре­одолеваются ошибочные, т.е. односторонние, абст­рактные философские идеи и теории, уступая мес­то системам и учениям более содержательным, бо­лее глубоким и конкретным. Но «ошибки» и «заб­луждения» теоретической мысли, именно потому что они воспроизводят и по-своему выражают зиг­загообразный, внутреннепротиворечивый ход само­го исторического процесса, вплетаются в живую ткань общественного сознания и не могут, не долж­ны быть просто отброшены, проигнорированы как якобы плод невежества или «недомыслия» наших предшественников.

Философские идеи не могут быть поэтому при­внесены в головы людей чисто «книжным» путем. Они воспринимаются не только «головой», т.е. до­водами разума, но и «сердцем» — только тогда че­ловек готов принять их как собственную жизнен­ную программу поведения и действия, только тог­да он готов отстаивать их до конца. Отказ от пре­жних взглядов, самокритика и переосмысление их, конечно, возможны. Но, как ц любая переоценка ценностей, оии переживаются человеком всякий раз как потрясение, как душевный надлом и кризис, духовная драма, но не просто как обретение но»ых знаний, новой информации.

Философские произведения несут па себе глубо­чайший отпечаток личности их автора, и потому они неповторимы, поистине уникальны (как неповторимы и уникальны произведения искусства). И в этом же еще одна причина того, что идейные по­строения философии обладают огромной притяга­тельной силой. Они в концентрированном, концеп­туальном виде выражают реальные противоречия, глубинные тенденции своего времени. И если это время пришло, то никакие преграды и препятствия (цензура, административно-уголовная борьба с ина­комыслием и т.п.) не в силах сдержать, остановить натиск философских идей, их мощное влияние на умы и сердца современников. Но справедливо и об­ратное: искусственный, тем более насильственный «экспорт* философского мировоззрения из одной страны или эпохи в другие условия, в другие куль­туры невозможен, если только собственный соци­альный опыт этих людей не подготовил их к вос­приятию «чужих» идей как своих собственных.

Не учет этого обстоятельства мог приводить и приводил к трагическим последствиям. Так про­изошло, например, с марксистской идеей, рожден­ной более 150 лет назад в Западной Европе как естественное следствие классовых противоречий развитого капиталистического общества. Но эта же идея в крестьянской России — с иными традиция­ми и иной историей — до неузнаваемости измени­лась, трансформировалась в религиозно-культовую идеологию, столкнувшись в массовом сознании с мессианской идеей, выношенной и взращенной на сугубо национальной русской почве*.

Интернационализация, глобализация обществен­ной жизни в Х1Х-ХХ вв. значительно сблизили мировые цивилизации и культуры, сделали более общезначимым, более общечеловеческим содержание и смысл исторического опыта. Мир стал более цельным и единым. Более прямым и коротким стал путь трансляции, распространения философских идей от страны к стране, от народа к народу. Но и в наше время судьба философских идей во многом сложна и неоднозначна, так как и в наши дни идеи испытывают на себе глубокое влияние со стороны социальных, внетеоретических факторов (стереоти­пов массового сознания, национальной психологии, особенностей языка и культуры).

Кому нужна и кому не нужна философия

Итак, философия вырастает из глубокой духов­ной потребности, из забот и тревог человека. Фи­лософское сознание — родовое самосознание челове­чества. Но из этих (в целом верных) положений от­нюдь не следует, что для подлинного развития фи­лософского творчества безразличны социальные и культурные условия общественной жизни. Напро­тив, как свидетельствует история, философия воз­никла и по-настоящему развивалась лишь там и тог­да, где и когда общественные отношения и образ жизни людей требовали, предполагали философство­вание — как необходимый элемент духовного про­изводства, как естественный фактор развития, са­мообновления общества.

Ибо не любому обществу нужна философия. Не в любом обществе она возможна. Философия рождена свободой и для свободы. Только там, где от непре­ложной, природной необходимости люди поднима­ются к свободному управлению своей жизнью, где перед ними возникает реальная возможность (а сле­довательно — и реальная проблема) жизненного выбора, и сделать этот выбор они должны сами, сообразуясь только с собственным разумом и собствен­ной совестью, а не по велению традиции, не по гото­вому рецепту и стандарту,— только там возникает потребность в стратегии решений, т.е. в стратегии свободы. А разработка стратегии свободы — это и есть философия.

Философии не могло быть в древнейшем (перво­бытном) обществе, с его родоплеменной организа­цией. В нем каждый поступок, каждый шаг члена рода или племени был определен и отмерен, и все находились под строгим и неусыпным контролем вождей, жрецов, старейшин. Долгие века и тысяче­летия отчаянной борьбы за жизнь закрепили в со­циальной памяти коллектива оптимальные стандар­ты поведения, внешне это проявлялось в ритуалах, а в сознании существовало б форме мифа — первой исторической формы социального регулятива.

По сравнению с мифом, религия — более слож­ное и развитое сознание, отвечающее более высо­кой, более зрелой ступени общественной организа­ции, когда высшим судьей для себя люди признают не человеческий, а сверхчеловеческий разум, сверхприродную реальность — Бога, который в гла­зах верующих и есть абсолютное, вечное Добро, аб­солютное воплощение Нравственности. Религия — вторая (после мифа) историческая форма социаль­ного регулятива. Она еще не есть свобода, но есть мечта, греза о ней.

Но и в достаточно развитом обществе — если толь­ко это общество тоталитарного, казарменного ре­жима — философия не нужна и невозможна. Вспом­ним историю. Вспомним и сравним два соседство­вавших, соперничавших друг с другом в середине первого тысячелетия до нашей эры греческих госу­дарства: Афины и Спарту. Один народ, один язык — но насколько неравноценен след, оставленный афи­нянами и жителями Пелопонеса в культурной па­мяти человечества!

Афины — это Анаксагор и Перикл, Сократ и Пла­тон, Аристотель и Эсхил, Софокл и Эврипид, Фидий и Аристофан; это Академия и Лицей; это великая философия, великое искусство и глубоко продуман­ная, блестящая система образования. Афины (вмес­те с городами-полисами: Милетом, Эфесом, Абдерами, Элеем и др.) — это и есть «греческое чудо? — колыбель всей западной культуры и цивилизации.

Что же явила собой и что оставила после себя древняя Спарта? Суровое до жестокости воспита­ние детей и подростков (спартанское воспитание), казарменную муштру, безжалостное подавление естественных чувств и эмоций в угоду тоталитар­ному режиму. Граждане Спарты не имели ни мес­та, ни времени для самостоятельного творчества, для духовного развития своей личности. В этом го­сударстве жили, воспитывались отличные воины и гимнасты, но в нем не было ни художников, ни мыслителей, ни политических стратегов.

Да у спартанцев не было и необходимости в них! Их строй; их образ жизни не знал «проблем»: всем было все «ясно», каждый гражданин государства твердо знал, в чем его долг и в чем добродетель. Знал потому, что от него лишь требовалось выполнять команду. Спартанец был избавлен от необходимости самому избирать сбою судьбу, самому судить о при­оритетах я ценностях жизни, самому — на свой страх и риск — принимать решения, а следовательно — и нести ответственность за них. Спартанец «обходился» без всего этого, потому что в Спарте не было граждан­ской и личной свободы, не было демократии.

Афиняне же позволяли себе роскошь спора, не­согласия, сомнений. Афинянам, милетцам, элеатам их предки завещали лишь одно — способность со­мневаться и удивляться миру, они завещали им знание о собственном незнании, но вместе с тем и высокое уважение, доверие к своему разуму, выс­шее напряжение которого — философская мысль — стала вместе с тем высшей формой (вслед за мифом и религией) жизненного, социального регулятива. Философское знание по природе своей антидог­матично, антиавторитарно. Природа и лоно фило­софии, ее главная функция и предназначение в об­ществе — критика. Критика наличного знания, суд над ним есть — опосредованно — критика бы­тия, т.е. существующего строя и образа жизни, ибо именно она породила «свое» сознание. Критичес­кий (а не апологетический) дух философии не вы­зывал к ней большой любви и сочувствия со сторо­ны власти, по отношению к которой философское «вольнодумство» чаще было не в согласии, а в оп­позиции. Но без такой критики, без подвижниче­ства героических энтузиастов — философов — «за­чахла б нива жизни»*.