Бодрияр и Симулякры

Представление, согласно которому мир состоит из одних лишь знаков, представляет собой  разновидность магического мышления и именно поэтому было осуждено, поскольку из него следует, что все  что «реальное» и все виды «реальности» не более чем видимость, фантазм. Рациональность, к которой человек  пытается прибегнуть, для того, чтобы  сделать мир «реальным», есть не более, чем продукт самой мысли. В данном случае мы имеем дело с  тотально анти-рациональной и анти-материалистической позицией, которая полностью противоположна картезианству, чей рационализм  приводит в конечном итоге прямо  к материализму. Таким образом  саму постановку вопроса о реальности мира Бодрийяр считает бессмысленной. Принципиальной позицией для него является то, в мире нет ничего объективного.

Занимаемую  им позицию Бодрийяр определяет как  нигилизм. Однако, «…нигилизм сегодня  больше не носит мрачного, вагнерианского, шпенглерианского оттенка конца  века».²⁰ Он больше не связан с мировоззрением декаданса или метафизическими следствиями смерти Бога. Современный нигилизм более радикален, чем все предшествующие исторические формы, он неразрывно связан с системой и является частью той системы, которой он якобы противостоит.

Принципиальное  значение для Бодрийяра имеет  тезис Ницше о смерти Бога. Когда  Ницше заявляет: «Бог умер», он не является простым атеистом, отрицающим существование  Бога. Тезис о смерти Бога – фундаментальный  концепт, который Бодрийяр отождествляет  с собственным представлением о  соблазне как вызове, стремлением  выйти по ту строну Бога, смысла, добра  и зла. Перед лицом симулированной прозрачности всего сущего, перед  симулякром гиперреальности, больше не остается теоретического или критического Бога как Другого, позволяющего учредить различие, и соответственно, обрести  смысл.

Поскольку мы вошли в эпоху симуляции, где  любые непосредственные действия, в  том числе революция и насилие  оказываются невозможными, заранее  вписанными в систему и аннигилированными  ею, нигилизм реализуется не через  деструкцию, но через симуляцию и  сдерживание. От активного, угрожающего  фантазма, мифа, символического, мы переходим  к ложно-прозрачной системе операциональных  объектов. В таком случае, задается вопросом Бодрийяр, какие возможности  остаются открытыми для нигилизма, где то пространство, в котором  могут напомнить о себе ничто  и смерть?

Сегодня мы оказываемся в исключительной позиции по отношению к предшествующим стадиям нигилизма. Эта исключительность связана, во-первых, с той деструкцией  порядка явлений, которая знаменуюет начало модерна, и, во-вторых, с постмодерном ХХ века, связанным с деструкцией  значения, когда на смену детерминистскому, объективистскому взгляду на мир  приходит принцип неопределенности, бинарная операциональность, генетический код, алеаторность мутаций. Стратегия  системы заключается в алеаторности плавающих значений, соответственно больше нет добра и зла, истинного  и ложного, реального и не-реального, поскольку отсутствует принцип, позволяющий провести различие между  ними. Начиная с «Символического  обмена», Бодрийяр развивает представление  о том, что стратегии симуляции  нельзя противопоставить ничего, кроме  разрушительной, катастрофической стратегии, лишенной смысла – т.е. террористической стратегии. Смерть – единственное, что в современной культуре не может быть обменено, включено в  игру взаимоподстановки согласно логике кода. Однако, после «Соблазна» и  начиная с «Симулякров и симуляции» он пересматривает эту позицию, заявляя, что в условия тотального разрушения смысла террористическая стратегия уступает место соблазну, «фатальной стратегии», возможной лишь тогда, когда образ не только не отражает реальность, но вмешивается в реальность и трансформирует ее²¹. В заключение эссе «О нигилизме» Бодрийяр пишет: «Больше нет надежды на смысл. И, вне всякого сомнения, это хорошо: смысл смертен. Но то на что он распространял свое эфемерное господство, то, что он стремился уничтожить во имя господства Просвещения – явления, видимости – бессмертны, неуязвимы для нигилизма смысла или не-смысла как такового. Здесь начинается соблазн.»²²

 

Заключение

 

В принципе действиями, совершаемыми Ж. Бодрийяром как магом, так и философом-постструктуралистом преследуются сходные цели – обезопасить человека от окружающего его враждебного мира. Но если для первого данная враждебность персонифицируется в лице различных неподконтрольных рядовому обывателю сил, то для второго – в ложных фактах идеологии и семиотической практики. (Так Барт в «Мифологиях» пишет: «…коль скоро это нечто значит, оно становится уже не так опасно»). Важно отметить, что самой акции «спасения» автоматически предшествует дихотомическое структурирование мира по оппозициям «освоенное» – «враждебное», «истинное» – «ложное», являющееся условием становления гротескности мышления. Разумеется, в современной ситуации подобные магические действия осуществимы лишь с некоторой долей иронии, оттенком игры. Действительно, философствование эпохи постмодерна во многом аналогично празднично-карнавальному поведению, санкционированному правом временного обретения свободы. В этой свободе постмодернистская рефлексия обратилась к изучению маргинальных и нетрадиционных в отношении предыдущих исследований культурных полей. Однако «яркость» культурной периферии в ходе её описания и перемещения в центр теряется, что ведёт к «обесцвечиванию» и исчерпанности содержания (согласно М.Ю. Лотману), и что, в свою очередь, воздвигает хронологические пределы самому функционированию постмодернистского способа мышления. Карнавал не может длиться вечно, в противном случае он становится разрушительным для культуры. Инверсия границ и центра системы исследования, произведённая постмодернистской карнавальностью, с неизбежностью выделило новую тенденцию – актуализацию исследовательского интереса к тому, что временно было вытеснено на периферию – глубинным проблемам культурного бытия, глобализма, восстановлению универсальных человеческих ценностей.

 

Симулякр  – это фантасмагорический образ, лишенный подобия; подлинная его  сущность в расхождении, становлении, вечном изменении и различии в  самом себе. «Если верно, что элементом  репрезентации является тождество, единицей измерения – подобие, то единица измерения чистого присутствия, каким оно предстает в симулякре, – «разрозненное», то есть постоянное, различие различия в качестве непосредственной составляющей». В отличие от реального, симулякр таким образом не противостоит ему, но достигает своего, отличного  бытия, своей реальности существующей только благодаря своему отличию. Поэтому  симулякр воплощает в себе «модель  Другого», модель различия, из которого вытекает «интерьеризированное несходство». И именно поэтому симулякр можно  определить как знак, обретающий свое собственное бытие, творящий свою реальность, и, собственно говоря, переставший быть знаком. На самом деле, симулякр сам  есть тело, но тело виртуальное. То есть он также реален как реально любое  тело, только реален он виртуально. Симулякр начинается там, где заканчивается  подобие. Там же и начинается виртуальная  реальность, которая есть не что  иное, как пространство симулякров.

Ж. Бодрийяр рассматривает симулякры как  социальные представления, как тупик, в который зашло человечество, выдвигает тезис об утрате реальности в постмодернистскую эру, на смену  которой приходит гиперреальность. Знаки больше не обмениваются на означаемое, они замкнуты сами на себе. Это означает, что мы живем в мире симуляции, в мире, где высшей задачей знака  является заставить реальность исчезнуть  и замаскировать одновременно это  исчезновение, в мире, где реальное бессильно и нуждается в гиперреаьном как в собственном продолжении. Причем настолько, что сама реальность вынуждена совпадать с моделями симуляции.

Опосредованный  характер реальности превращает ее в  «как бы реальность»: она воспринимается в качестве реальности не на основании  собственного опыта индивидуума, а  просто в силу факта потребления  им сообщения о чем-либо, однако у  этого сообщения отправная точка  находится никак не в пласте реального, она находится в бесконечной  череде коммуникаций, раскрывающих всю  гиперреальную красоту сверхдействительного, поэтому объективность видимого это в своей сущности процесс  опосредованой и массовой симуляции.

Симуляция это процесс пронизывающий все  сферы человеческой деятельности, способный  раскрыть как онтологические, социальные, так и общечеловеческие вопросы  современности. Бодрийяром впервые  радикальным образом ставится вопрос о возможном снятии противопоставления реальности и симулякра и уже  под вопросом онтологический статус не симулякра, поскольку он укреплен и в сознании и в символической  реальности, а как раз статус самого реального.

Однако  симулякр никаким образом не соотносится  ни с какой реальностью, кроме  своей собственной. Если функция  знака – отображать, символа –  представлять, в отношении симулякра  говорить о каком либо соответствии не имеет смысла. В отношении с  реальностью «симулякр» подобен  понятию «следа» (М. Хайдеггер, Э. Левинас, Ж. Деррида), за исключением того, что  несет на себе исключительно негативное значение. Как и след, симулякр подменяет  реальность, но вместо указания на отсутствие предмета полностью отрицает его. Симулякр, при этом, несет и символическую  и знаковую функцию, но с одним  лишь отличием от знака и символа: симулякр всегда означает и символизирует  симулякр. Симуляция же является процессом  образования симуляров всех порядков, а соответственно процессом любого символического и знакового обмена.

Симуляция представляется как новый тип  абстракции: это уже не абстракция от некоторого референциального бытия, некоторой субстанции. Понятие симуляции  противопоставляется привычному понятию  репрезентации: с точки зрения последнего симуляция предстает как ложная репрезентация. Однако «кастрация реальности» делает явным симулятивный характер всякой репрезентации. Реальность операционализируется: она производится и может неограниченно воспроизводиться. Симуляция — это порождение посредством моделей реального «без происхождения и реальности». Собственно говоря, реальное как синтетический продукт комбинаторных моделей — это уже и не реальное в строгом смысле, поскольку его больше не прикрывает никакое воображаемое, а гиперреальное. «Само определение реальности гласит: это то, что можно эквивалентно воспроизвести. Такое определение возникло одновременно с наукой, постулирующей, что любой процесс можно точно воспроизвести в заданных условиях, и с промышленной рациональностью, постулирующей универсальную систему эквивалентностей (классическая репрезентация — это не эквивалентность, а транскрипция, интерпретация, комментарий). В итоге этого воспроизводительного процесса оказывается, что реальность — не просто то, что можно воспроизвести, а то, что всегда уже воспроизведено в гиперреальность».

Современность поэтому можно охарактеризовать концом реального, наступлением новой  эпохи передачи информации, о которой  говорят еще как об эре симуляции. Как мы здесь попытались показать, реальное со временем все больше смещается  в пласт символических отражений, борясь за объективность, уступает языку  формировать свою структуру, мифологемам  паразитировать над смыслами, образу и желанию творить свою нехватку. Симулякр является неотъемлемой и важной частью этих процессов в становлении  новых порядков социальности.

Симулякр  – это вовсе не то, что скрывает собой истину, - это истина, скрывающая, что ее нет. Симулякр есть истина»

Симулякр  высказывания Екклесиаста

«Что  касается нашего будущего, то нас вряд ли найдут на стезях тех египетских юношей, которые ночами проникают  в храмы, обнимают статуи и во что бы то ни стало хотят разоблачить, раскрыть, выставить напоказ все, что не без изрядных на то оснований держится сокрытым. Нет, это дурной вкус… Мы больше не верим тому, что истина остается истиной, если снимут с нее покров; мы достаточно жили, чтобы верить этому. Теперь для нас дело приличия не все видеть обнаженным, не при всем присутствовать, не все хотеть понимать и «знать» …нужно храбро оставаться у поверхности, у складки, у кожи, поклоняться иллюзии, верить в формы, звуки, слова, в весь Олимп иллюзии!» [59:56]

Человек эпохи постмодерна опять сидит  в платоновой пещере и смотрит  на «тени теней» (симулакрумы), но в  данном случае эти тени отбрасывает  он сам, а процесс их разглядывания  ему, похоже, нравится.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Список источников

 

1. Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино. 1992. №10
2. Жижек С. Киберпространство, или невыносимая замкнутость бытия // Искусство кино. 1998. №№1–2

3. Smith J. Jean Baudrillard’s Philosophy of Magic // International Journal of Baudrillard Studies. 2007. Vol. 4. №2 (А.В. Дьяков, перевод, 2009).

4.http://yanko.lib.ru/books/philosoph/baudrillard-symv-obmen-i-smert.htm

5. http://www.e-spb.info/content/view/8840/39/

6. http://lib.rus.ec/b/153916/read

7. Вочевски Л. Может мы Симулякры // Искусство кино, 2000, №3.

* Публикация: Подобие и подражание. Сборник статей. – СПб.: Философский факультет СПбГУ, Издательство РХГА, 2010. С. 292 – 308.

¹ Baudrillard J. The precession of simulacra // Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P.1 – 42.

² Merrin W. To play with phantoms: Jean Baudrillard and the evil demon of the simulacrum // Economy and Society. Vol. 30 No. 1. February 2001. P. 85 – 111.

³ Платон. Государство, 596а – 598d.

⁴ Платон. Софист, 235с – 236с.

⁵ Платон. Софист. 237b

⁶ Платон. Софист. 240b

⁷ Baudrillard J. The precession of simulacra // Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P. 6.

⁸ Baudrillard J. The precession of simulacra // Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P. 3-5.

⁹ Ibid. P. 3.

¹⁰ Об этой проблеме см: Baudrillard J. The precession of simulacra // Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P. 4-6.; The evil demon of images: Interview with T. Colless, D. Kelly and A. Cholodenko // Gane M. (ed.) Baudrillard Live: Selected Interview. L., Routlege,1993.

¹¹ Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М., 2006. С.151.

¹² Там же.

^{13 Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. С. 164.}

¹⁴ Там же.

¹⁵ Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М., 2003. С. 162.

¹⁶ Там же. С. 165.

^{17 Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1995. С.} 168^.

¹⁸ Сокращенный перевод: Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино,1992, №10. С. 64 – 70.

¹⁹The evil demon of images: Interview with T. Colless, D. Kelly and A. Cholodenko // Gane M. (ed.) Baudrillard Live: Selected Interview. L., Routlege,1993.

²⁰ Baudrillard J. On nihilism // Baudrillard J. Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P. 159.

²¹ Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино,1992, №10. С. 65.

²² Baudrillard J. On nihilism // Baudrillard J. Simulacra and simulation. Ann Arbor, The University of Michigan Press, 1994. P. 164.