Античная философия

Здесь Аристотель, как и во многих других важных вопросах, отнюдь не однозначен. Дело в том, что он, различая «первую материю» и «вторую материю», в качестве последней называет медь, глину, древесину и т. д., то есть все то вещественное наполнение предметов, которое мы воспринимаем при помощи чувств. Что касается «первой материи», то она постигается только умом, поскольку лежит в основе мироздания как нечто абсолютно бесформенное.

Будучи аморфным началом бытия, «первоматерия», согласно Аристотелю, не имеет никаких определений. А потому о ней нельзя сказать ничего конкретного, кроме того, что она существует. Уточним, что и у Платона существовало неопределенное начало мира, которое он называл «кормилицей» и «хорой», противопоставляя ее Богу как Высшему Благу.

У Аристотеля Бог также противостоит «первоматерии». И противостоит ей в качестве абсолютно бестелесной «формы форм» и «перводвигателя». Бог, по Аристотелю, является источником творческой активности. Кроме того, именно Бог у Аристотеля наделяет все существующие тела их спецификой, то есть особой формой.

Занимаясь проблемой возникновения и исчезновения вещей, Аристотель разрабатывает учение о четырех видах причин: материальной, формальной, действующей и целевой. Например, когда строится дом, то материальной причиной будут кирпичи, бревна и т. п., формальной причиной — форма дома, его устройство, действующей причиной — деятельность строителя, а целевой причиной — назначение дома, допустим, чтобы в нем жить. В том или ином виде о каждой из этих причин уже говорили предшественники Аристотеля. Так, «фисиологи» анализировали материальную причину бытия в виде «воды», «воздуха» или «алейрона». У Эмпедокла речь шла о Любви и Вражде как аналогах действующей причины. «Идеи» Платона, безусловно, являются формальными началами бытия.

Но только Аристотелю удалось дать развернутую характеристику видов причин, из которой исходит философская мысль до сих пор. Более того, именно Аристотель обобщил и прокомментировал воззрения своих предшественников по этому вопросу. К примеру, у Гераклита вечно живой Огонь представляет собой материальную и движущую причины в их неразрывном единстве. Не так у Аристотеля, у которого материальная и движущая причины не только различены, но и противопоставлены друг другу в виде Бога и Первоматерии. Бог у Аристотеля — это перводвигателъ, который сам неподвижен, иначе получился бы регресс в бесконечность. Ведь если движущее начало подвижно, то оно не может быть первым, поскольку имеет собственную движущую силу.

Но Бог у Аристотеля является еще и целью, к которой стремится все сущее и которая сообщает всему сущему целесообразность. Однако, в отличие от Платона, Аристотель видит в Боге высшую инстанцию не столько социального, сколько природного порядка. Бог у Аристотеля — это не платоновское Высшее Благо, на чем затем сделает акцент христианская теология, а предельное основание мироздания. В качестве «формы форм» и перводвигателя Бог у Аристотеля находится отнюдь не за пределами нашего мира. Бог и первоматерия как бы задают и определяют границы мира. И в этом состоит своеобразие дуалистической философии Аристотеля.

Материальные элементы сущего рассматриваются Аристотелем в основном в «Физике». В отличие от нее, метафизика изучает мир в его целостности, а точнее — мир в его существенных и необходимых формах. Ведь существует как вечный Космос, так и кривое дерево, выросшее перед домом Аристотеля в Стагирах. Причем дерево принимает искривленную форму в силу привходящих обстоятельств, связанных с его индивидуальной судьбой. Такого рода сущее, по мнению Аристотеля, не может интересовать «первую философию». «Первую философию», или метафизику, интересует лишь сущее как таковое, то есть то, что существует всегда и везде и не может быть другим.

Такого рода сущее Аристотель именует «категориями». К ним Аристотель относит: 1) сущность, 2) качество, 3) количество, 4) отношение, 5) место, 6) время, 7) положение, 8) обладание, 9) действие, 10) страдание. По сути дела, он исследует и другие необходимые формы сущего, а именно «форму» и «материю», «движение», «необходимость» и «привходящее» (на современном языке «случайность»). При этом чаще всего он говорит о категориях как о формах «скалывания» о мире. И сам термин «категория» берется им из грамматики.

Таким образом, Аристотель впервые выделяет категории как формы нашего языка, которые имеют предметный смысл и объективное значение. И действительно, если мы говорим, что Солнце больше Земли, то мы уверены, что слово «больше» имеет в нашем языке тот же смысл, что и в действительности.

Другое дело, что категории являются не только необходимыми формами языка. Прежде всего они являются формами нашего мышления, воплощающими себя как в языке, так и в поступках, во всех разумных действиях человека. По существу категории суть необходимые условия истинности нашего знания о мире. Ведь, будучи формами мышления, они одновременно выступают объективными формами окружающего нас мира.

В результате теория бытия, или сущего как такового, которой Аристотель посвятил свою «первую философию», в то же время оказалась и теорией нашего знания, общей логикой. Но это содержание учения Аристотеля о бытии было потеряно средневековой схоластикой. Сохранив наследие Аристотеля для потомков, схоласты утратили позитивный смысл его метафизики. У них метафизика стала лишь учением об общих формах бытия, тогда как в качестве логики культивировалась аристотелевская силлогистика.

Помимо аристотелевской метафизики и его учения о силлогизмах средневековые мыслители с особым вниманием отнеслись к учению Аристотеля о душе, изложенному в одноименном трактате. Аристотель начинает с того, что душа есть не только у человека. Ее имеют также растения и животные. Растительная душа, по Аристотелю, обладает способностью роста, питания и размножения. Животная душа отличается тем, что обладает чувством. Душа человека есть разумная душа.

Другое важное свойство души, по Аристотелю, ее бестелесность. Аристотель последовательно и аргументировано отстаивает то, что душа не может быть телом, потому что она есть, как выражается Аристотель, смысл и форма. Причем душа как форма живого тела не является внешней формой, а это внутренняя форма живого тела, которую Аристотель называет энтелехией. Вместе с тем, возражая пифагорейцам и своему учителю Платону, Аристотель настаивает на том, что душа неотделима от тела, а потому невозможно переселение душ, или метемпсихоз. В особенности это касается растительных и животных душ.

Что касается души человека, то по вопросу ее бессмертия Аристотель позволял себе различные суждения, что породило острые споры среди его последователей в средние века и эпоху Возрождения.

Различая растительную, животную и разумную душу, Аристотель не противопоставляет их. Наоборот, здесь речь идет скорее о трех ступенях в развитии одной и той же души. Животное, по Аристотелю, отличается от растения тем, что способно ощущать, а у людей к этому прибавляется еще и разум. Следовательно, обладая способностями к передвижению и ощущению, человек в определенном смысле является растением и животным.

Надо сказать, что Аристотель подробнейшим образом рассматривает в своих работах способности ощущать, представлять и мыслить. Суждения его на этот счет отчасти наивны, отчасти остроумны. Но в некоторых случаях он предвосхищает более поздние представления. Например, сравнивая чувства животных с чувствами человека, он верно замечает, что в осязании человек превосходит все другие существа. Аристотель напрямую связывает это превосходство человека с разумом. Душа человека, таким образом, помещается Аристотелем буквально на кончиках пальцев.

Столь же проницателен Аристотель, когда замечает, что мышление есть сочетание того, что ощущается. Отсюда понятна и связь мышления с воображением. Ведь суждение как сочетание невозможно без разделения. А отделить, к примеру, красный цвет от розы можно только в воображении. Непосредственно в восприятии мы нигде и никогда не встретим розу, лишенную цвета. Но воображение предполагает элемент произвола, оно разъединяет то, что всегда соединено, и соединяет то, что может быть в действительности разъединено. Поэтому воображение, по Аристотелю, есть и источник истины, и источник заблуждения. При этом чувства не заблуждаются, а заблуждается человек, который доверяет или не доверяет своим чувствам, когда судит. А потому центральное место в учении Аристотеля занимает вопрос о критериях истинности наших знаний. К таким критериям он, в первую очередь, относит употребление правильных логических форм.

Наследие Аристотеля столь обширно, что невозможно охарактеризовать все его разделы. Важно отметить, что главные направления его мысли существенно определили дальнейшее развитие европейской философии. С уходом Аристотеля античная философия таких всеобъемлющих философских систем уже не знала.

8. Эллинизм и разложение античной классической традиции

С завоеваниями Александра Македонского кончается классическая эпоха в истории древнего мира. Маленький уютный полис-город с прилегающей к нему сельской местностью как основа рабовладельческой демократии прекратил свое самостоятельное существование. На обломках империи Александра возникли неустойчивые эллинистические монархии Птолемеев, Селевкидов и т. д. На смену понятию «гражданин» явилось понятие «подданный», а полисный патриотизм оказался вытесненным космополитизмом, для которого отечество — весь мир.

Так наступила эллинистическая эпоха, которая совпала с концом классической античной философии, вершину и конец которой представляет собой философия Аристотеля. Эта эпоха условно продолжалась до 529 года, когда императором Юстинианом была закрыта последняя языческая философская школа. Дальнейшая судьба философии будет связана уже с христианством.

Всякая историческая периодизация достаточно условна. И если мы говорим о начале эллинистической философии, совпадающем с завоеваниями Александра Македонского, то это не значит, что прежде целиком господствовала философия Сократа—Платона—Аристотеля, как не означает это и прекращение влияния классической греческой философии вместе со смертью ее последнего представителя — Аристотеля. Эллинистическая философия, по существу, начинается с так называемых «сократических школ», которые возникли после смерти Сократа (399 г. до н. э.) и существовали при жизни Платона и Аристотеля. Речь должна идти не о времени как таковом, а об изменении реальной жизни и о распространении соответствующих умонастроений, которые возникают еще в классический период, но получают свое полное развитие и «расцвет» уже в совершенно другую эпоху. Так именно произошло с кинизмом (цинизмом), эпикуреизмом и стоицизмом, о которых пойдет речь. Что касается Древнего Рима, с которым связаны серьезные политико-правовые достижения европейской культуры, то в области философии его завоевания были незначительны. По сути, древнеримская философия развивала традиции эллинизма, и поэтому говорить о ней специально мы не будем.

И еще о специфике эллинистической философии. Хотя исходным пунктом ее развития стал Сократ, так называемые «сократические школы» именно с ним расходятся в понимании сути человека и смысла его существования в мире. Если для Сократа человек невозможен без общества и государства, то для сократических школ человек — это отдельный индивид. И с этим связан неизбежный субъективизм указанных школ. Речь уже идет не об объективной истине, то есть не о согласии наших понятий и представлений с объективным положением вещей, а о согласии человека с самим собой. В связи с этим меняется общий характер философии и трансформируются те принципы научности философского знания, которые сформулировал Аристотель и которым следовал он сам, — это всеобщность, необходимость и достоверность. Философия из теоретической системы превращается в умонастроение и выражает самоощущение человека, потерявшего себя в мире. И хотя во взглядах Эпикура и стоиков мы находим также и «физику», последняя уже не имеет в их системах самодовлеющего и самоценного характера, а подчинена этике, которая перемещается в самый центр их философии. Этическая направленность эллинистической философии проявляется и в том, что результатом поисков мыслителей этой эпохи становится образ мудреца, воплощающего идеал достойного поведения.

Рассмотрим следующие школы и направления эллинистической философии: кинизм, эпикуреизм, стоицизм, скептицизм и эклектицизм.

Киническая школа получила свое название от одного из ее выдающихся представителей — от Диогена из Синопа по прозвищу «Собака». Собака по-гречески звучит как «кинос». По свидетельствам, Диоген не был полнокровным афинянином, а потому был вынужден учиться в специальном гимнасии за городской стеной. Этот гимнасий назывался Киносарг, что чаще всего переводят как «Резвые собаки». Впоследствии Диоген стал преподавать в этом гимнасии. В конце концов его прозвище «Собака» дало название целой философской школе, хотя основателем школы был вовсе не Диоген, а философ Антисфен, живший в Афинах на рубеже V и IV веков до н. э. Антисфен ежедневно ходил из афинского порта Пирея в город для того, чтобы слушать Сократа, а после его смерти основал свою собственную школу.

В учении Антисфена логическая сторона оказалась крайне упрощенной по сравнению с Сократом и тем более Платоном. Ощущения, считал Антисфен, являются единственным источником познания окружающего мира. И свидетельствуют они о существовании отдельных тел, и не более. Общим представлениям и родовым понятиям в действительности ничто не соответствует. Они просто слова, имена и названия. В результате получалось, что любую вещь можно лишь назвать, но нельзя ничего сказать о ней содержательного.

Естественно, что киники не могли согласиться с учением Платона о мире идей. Более того, существуют свидетельства о перепалках между Диогеном и Платоном. На едкое замечание Диогена о том, что он прекрасно видит стол и чашку, но «стольности» и «чашности» не видит, Платон якобы ответил: «И понятно: чтобы видеть стол и чашу, у тебя есть глаза, а чтобы видеть стольность и чашность, у тебя нет разума».

Мораль киников тоже достаточно проста. Антисфен, по сути, доводит до крайности принцип Сократа — ни в чем не нуждаться. Но Сократ имел в виду независимость от нужд и потребностей, которые продиктованы изменчивой модой, тщеславием и пороками, однако отнюдь не независимость от гражданского долга. Всякое чувственное удовольствие само по себе, согласно Сократу, не есть ни добро, ни зло, - оно этически нейтрально. Антисфен же считал всякое удовольствие злом. «Лучше сойти с ума, — якобы утверждал он, — чем испытать наслаждение». Поэтому киники советовали обнимать мраморную статую в мороз и лежать в горячем песке летом. Они проповедовали отказ от дома и семьи, от богатства и любых общественных обязанностей. Цель такого образа жизни — автаркия, что переводится как «самодостаточность». Мудрец, согласно Антисфену, это человек, достигший за счет опрощения и отказа от общественных норм и требований наиболее естественного состояния жизни.