Античная философия

Вторым препятствием к достижению счастья является зави­симость каждого из нас от правил, норм и условностей, навязан­ных нам обществом. Все мы с детства прекрасно знаем, что одно считается хорошим, а другое дурным, что-то обязательно поощ­ряется, а иное непременно осуждается и даже наказуемо. Каждый должен постоянно подавлять свои желания и делать не то, что хо­чется, а что предписано и надлежит. Ограничение себя искусст­венными и условными общественными установлениями, подчас со­вершенно глупыми и бессмысленными, доставляет нам, несомнен­но, отрицательные эмоции.

Школа Антисфена получила название кинической по месту в Афинах - Kynosarges, где она размеща­лась, а ее представителей называли киниками, или, по-латыни, цини­ками («собачествующими» философами за призыв уподобиться животным). Сейчас мы называем циником наглеца, пренебрегающего нормами морали, но, как видим, современный смысл этого поня­тия слишком далек от его первоначального содержания.

Третьей философской школой эллинизма была скептическая. Скептицизм философское направление, подвергающее сомнению возможность незнания объективной действительности, а его пред­ставители скептики (от греч. skeptikos) сомневающиеся во всем философы. Родоначальником этой школы был Пиррон из Элиды. Для того чтобы достичь счастья, говорил он, человек должен отве­тить на три вопроса: 1. Какова природа вещей? 2. Как нам к ним относиться? 3. Что из этого для нас следует?

Отвечая на первый вопрос, Пиррон утверждает, что природа ве­щей непознаваема. То, что мы видим, и то, что действительно есть, -не одно и то же. Вещи сами по себе нам недоступны, а известным мо­жет быть лишь то, как они нам себя являют (показывают), то, что нам кажется, то, как мы их воспринимаем. Нам доступны только явления (от греч. phainomenon феномены) вещей, но не сами вещи. И поэтому мир как бы удваивается, разделяясь на реальный существующий сам по себе и феноменальный   видимый или воспринимаемый нами. Первый подлинный, второй иллюзорный. Знание о втором воз­можно, о первом же - нет. Мы никогда не сможем сказать «это так», но только «мне кажется, что это так».

Ответ на второй вопрос таков: если вещи непознаваемы, то все суждения о них, как утвердительные, так и отрицательные, являются и истинными, и ложными одновременно. Все можно доказать и опро­вергнуть. Ни одно из противоположных положений не может быть более или менее достоверным, чем другое. Такая ситуация Пирроном названа изостенией (от греч. isos равный и sthenos сила), то есть равносилием различных высказываний. Вследствие этого все сужде­ния о вещах ничего не значат и совершенно бессмысленны, и поэто­му от них надо воздержаться или отказаться. Безмолвие вот наибо­лее правильная философия, считают скептики.

Каким же будет ответ на третий, самый главный вопрос? Посколь­ку мы ничего не знаем, говорит Пиррон, то не знаем, что является хоро­шим, а что плохим, чему следует радоваться, а чему печалиться, а значит, не можем испытывать ни положительных, ни отрицатель­ных эмоций. Можно сказать и иначе: так как нам доступен только феноменальный мир, который является неподлинным, то стоит ли по поводу неподлинного мира испытывать подлинные эмоции, то есть по-настоящему радоваться и печалиться?