Анархия и свобода (по работе Бакунина М.А. «Государственность и анархия»)

Государственный университет – Высшая школа экономики

Нижегородский филиал 

Факультет менеджмента 
 
 
 
 
 

Эссе  по философии.

Анархия и свобода (по работе Бакунина М.А. «Государственность и анархия»). 
 
 
 
 
 
 

                                                                     Выполнил:

                Проверил:  
 
 

Нижний  Новгород

2010

     Государственность – сложный государственный организм, состоящий из принципов идеологии  властвования, ее структур и аппарата

     И. Исаев

     В конце концов, свобода  порождает анархию, анархия ведет к деспотизму, а деспотизм снова приводит к свободе.

     Оноре де Бальзак 

       М.А.Бакунин  «Государственность и анархия».

       Россия  далеко не такая сильная держава, какою любит рисовать ее себе хвастливое воображение наших квасных патриотов, ребяческое воображение западных и юго-восточных панславистов, а также обезумевшее от старости и от испуга воображение рабствующих либералов Европы, готовых преклоняться перед всякою военною диктатурою, домашнею и чужою, лишь бы она их только избавила от ужасной опасности, грозящей им со стороны собственного пролетариата.

       Но  живая, умная, действительно сильная  реакция сосредоточена отныне в  Берлине и распространяется на все  страны Европы из новой Германской империи, управляемой государственным, а по этому самому в высшей степени противонародным гением князя Бисмарка. Эта реакция не что иное, как окончательное осуществление противонародной идеи новейшего государства, имеющего единою целью устройство самой широкой эксплуатации народного труда в пользу капитала, сосредоточенного в весьма немногих руках: значит, торжество жидовского царства, банкократии под могущественным покровительством фискально-бюрократической и полицейской власти, главным образом опирающейся на военную силу, а, следовательно, по существу своему деспотической, но прикрывающейся вместе с тем парламентскою игрою мнимого конституционализма. Федеральная организация снизу вверх рабочих ассоциаций, групп, общин, волостей и, наконец, областей и народов это единственное условие настоящей, а не фиктивной свободы, столь же противна их существу, как несовместима с ними никакая экономическая автономия. Зато они уживаются отлично с так называемою представительною демократиею; так как эта новейшая государственная форма, основанная на мнимом господстве мнимой народной воли, будто бы выражаемой мнимыми представителями народа в мнимо народных собраниях, соединяет в себе два главные условия, необходимые для их преуспеяния, а именно: государственную централизацию и действительное подчинение государя-народа интеллектуальному управляющему им, будто бы представляющему его и непременно эксплуатирующему его меньшинству.    Всякая эксплуатация народного труда, какими бы политическими формами мнимого народного господства и мнимой народной свободы она позолочена ни была, горька для народа. Значит, никакой народ, как бы от природы смирен ни был и как бы послушание властям ни обратилось в привычку, охотно ей подчиняться не захочет; для этого необходимо постоянное принуждение, насилие, значит, необходимы полицейский надзор и военная сила.

       Патриотизм, эта высшая государственная добродетель, эта душа государственной силы. Настоящий патриотизм, чувство, разумеется, весьма почтенное, но вместе с тем узкое, исключительное, противочеловеческое, нередко просто зверское. Последовательный патриот только тот, кто, любя страстно свое отечество и все свое, также страстно ненавидит все иностранное, ни дать ни взять, как наши славянофилы.

       Итак, государство, с одной стороны, социальная революция, с другой - вот два полюса, антагонизм которых составляет самую суть настоящей общественной жизни в целой Европе.    В настоящее время серьезное, сильное государство может иметь только одно прочное основание - военную и бюрократическую централизацию. Между монархиею и самою демократическою республикою существует только одно существенное различие: в первой чиновный мир притесняет и грабит народ для вящей пользы привилегированных, имущих классов, а также и своих собственных карманов, во имя монарха; в республике же он будет точно так же теснить и грабить народ для тех же карманов и классов, только уже во имя народной воли. В республике мнимый народ, народ легальный, будто бы представляемый государством, душит и будет душить народ живой и действительный. Но народу отнюдь не будет легче, если палка, которою его будут бить, будет называться палкою народной.

       Удовлетворение  народной страсти и народных требований для классов имущих и управляющих  решительно невозможно; поэтому остается одно средство - государственное насилие, одним словом, Государство, потому что Государство именно и значит насилие, господство посредством насилия, замаскированного, если можно, а в крайнем случае бесцеремонного и откровенного. Народное восстание, по природе своей стихийное, хаотическое и беспощадное, предполагает всегда большую растрату и жертву собственности, своей и чужой. Народные массы на подобные жертвы всегда готовы; они потому и составляют грубую, дикую силу, способную к совершению подвигов и к осуществлению целей, по-видимому, невозможных, что, имея лишь очень мало или не имея вовсе собственности, они не развращены ею. Когда это нужно для обороны или для победы, они не остановятся перед истреблением своих собственных селений и городов, а так как собственность большею частью чужая, то в них обнаруживается нередко положительная страсть к разрушению. Этой отрицательной страсти далеко не достаточно, чтобы подняться на высоту революционного дела; но без нее последнее немыслимо, невозможно, потому что не может быть революции без широкого и страстного разрушения, разрушения спасительного и плодотворного, потому что именно из него и только посредством него зарождаются и возникают новые миры.   

       Но  нищета самая ужасная, даже когда  она поражает многомиллионный пролетариат, не есть еще достаточный залог  для революции. Человек одарен от природы изумительным и, право, иногда доводящим до отчаяния терпением, и черт знает, чего он не переносит, когда вместе с нищетой, обрекающей его на неслыханные лишения и медленную голодную смерть, он еще награжден тупоумием, тупостью чувств, отсутствием всякого сознания своего права и тем невозмутимым терпением и послушанием, которыми между всеми народами особенно отличаются восточные индейцы и немцы. Такой человек никогда не воспрянет; умрет, но не взбунтуется. Но когда он доведен до отчаяния, возмущение его становится уже более возможным. Отчаяние - острое, страстное чувство. Оно вызывает его из тупого, полусонного страдания и предполагает уже более или менее ясное сознание возможности лучшего положения, которого он только не надеется достигнуть. В отчаянии, наконец, долго оставаться не может никто; оно быстро приводит человека или к смерти, или к делу. К какому делу? Разумеется, к делу освобождения и завоевания условий лучшего существования. Даже немец в отчаянии перестает быть резонером; только надо много, очень много всякого рода обид, притеснений, страданий и зла, чтобы довести его до отчаяния.

       Новейшее  государство, только вполне осуществившее  древнюю идею господства, точно так  же, как христианство осуществляет последнюю форму богословского  верования или религиозного рабства; государство бюрократическое, военно-полицейское и централистическое, стремящееся по самой необходимости своего внутреннего существа захватывать, покорять, душить все, что вокруг него существует, живет, движется, дышит; это государство, нашедшее последнее выражение свое в пангерманской империи, отживает ныне свой век. Его дни сочтены, и от падения его все народы ждут своего окончательного избавления.

       Несмотря  на громадное развитие новейших государств и вследствие этого окончательного развития, доведшего, впрочем, совершенно логически и с неотвратимою необходимостью самый принцип государственности до абсурда, стало ясно, что дни государств и государственности сочтены и что приближаются времена полного освобождения чернорабочих масс и их вольной общественной организации снизу вверх, без всякого правительственного вмешательства из вольных экономических, народных союзов, помимо всех старых государственных границ и всех национальных различий, на одном основании производительного труда, совершенно очеловеченного и вполне солидарного при всем своем разнообразии.

         Итак, в настоящее время существует  для всех стран цивилизованного  мира только один всемирный вопрос, один мировой интерес - полнейшее и окончательное освобождение пролетариата от экономической эксплуатации и от государственного гнета. Очевидно, что этот вопрос без кровавой, ужасной борьбы разрешиться не может и что настоящее положение, право, значение всякого народа будет зависеть от направления, характера и степени участия, которое он примет в этой борьбе. В том-то и дело, что эти так называемые образованные классы, дворянство, буржуазия, когда-то действительно процветавшие и стоявшие во главе живой и прогрессивной цивилизации в целой Европе, в настоящее время отупели и опошлели от ожирения и от трусости, что если они еще что-нибудь представляют, то разве самые зловредные и подлые свойства человеческой природы. Мы видим, что эти классы в такой высокообразованной стране, как Франция, неспособны были даже отстоять независимость своей родины против немцев. Мы видели и видим, что в самой Германии эти классы способны только к верноподданническому лакейству.

       Всякий  сколько-нибудь мыслящий и добросовестный русский должен понимать, что наша империя не может переменить своего отношения к народу. Всем своим  существованием она обречена быть губительницею  его, его кровопийцею. Народ инстинктивно ее ненавидит, а она неизбежно его гнетет, так как на народной беде построено все ее существование и сила. Для поддержания внутреннего порядка, для сохранения насильственного единства и для поддержания внешней даже не завоевательной, а только самоохраняющей силы ей нужно огромное войско, а вместе с войском нужна полиция, нужна бесчисленная бюрократия, казенное духовенство... Одним словом, огромнейший официальный мир, содержание которого, не говоря уже о его воровстве, неизбежно давит народ. Нужно быть ослом, невеждою, сумасшедшим, чтобы вообразить себе, что какая-нибудь конституция, даже самая либеральная и самая демократическая, могла бы изменить к лучшему это отношение государства к народу; ухудшить, сделать его еще более обременительным, разорительным - пожалуй, хотя и трудно, потому что зло доведено до конца; но освободить народ, улучшить его состояние - это просто нелепость! Пока существует империя, она будет заедать наш народ. Полезная конституция для народа может быть только одна - разрушение империи.

        В настоящее время достоверно известно, что первые государство возникло 5000 лет назад. Это был Древний  Египет. Процесс появления государства  достаточно долгий, нужно большое  количество времени, чтобы от первобытно-общинного  строя перейти к государственному. Конечно, существовали свои предпосылки к данному преобразованию. Во-первых, это развитие товарного обмена между общинами. Во-вторых, объединившись, намного легче искать пропитание. Как мы видим первые две предпосылки являются следствием потребностей человека в еде. И, наконец, в-третьих, объединившись, легче защищаться от набегов соседних племен.

       Конечно, такой системе нужен был лидер, который мог бы, синтезируя мнения других, принимать взвешенные и единственно  верные решения, которые одобрялись бы большинством людей. При первобытно-общинном строе был совет старейшин, которым принимались решения, так или иначе связанные с общиной и её жителями: наказание за совершенные проступки, решения, связанные с обороной и защитой, и т.д. Таким образом, с первобытных времен люди нуждались в лидере или команде лидеров для принятия жизненно важных решений.

       Так почему же, спустя долгие годы после  появления «зачатков» государственности, некоторые люди пришли к мнению, что лидер нам не нужен, что нам нужно освободиться от давления всяких авторитетов и любых форм экономической, политической и духовной власти?

       Приверженцы теории анархизма считают, что любое  государство есть орудие угнетения  масс и должно уничтожаться революционным  путем. Социальный идеал анархистов сводится к обустройству общества как "свободной федерации" крестьянских и рабочих ассоциаций, коллективно владеющих землей и орудиями труда, производство и распределение благ должно носить коллективный характер в контексте учета индивидуального трудового вклада каждого человека. Следовательно, каждый человек должен получить социальные блага в количестве, пропорциональном его трудовому вкладу в производство и развитие общества.

       Социальная  организация общества сводится к "союзу  эгоистов", целью которого явился бы обмен товарами между независимыми производителями на основе взаимного уважения "уникальности" личности каждого.

       Итак, как же тогда проводить это  разделение благ в обществе? Где  же та самая «машина», тот самый  «аппарат», который будет определять, кому, сколько, чего и за какие заслуги нужно получить? Кто должен измерять вклад в производство отдельно взятого человека и сопоставлять данную информацию с размером его «поощрения»?

       Некоторые анархисты (так, например, Прудон) выдвигают  такое предложение о распределении благ: необходимо организовать безденежный, эквивалентный обмена продуктами труда (товарами) между всеми членами общества (одновременно автономными частными производителями) при финансировании их деятельности при помощи "народного" (а не государственного) банка под минимальный ссудный процент. Эта идея представляется идеальной. Но, как нам известно из исторической практики, идеальное достижимо в редких случаях, или, что более вероятно – совсем недостижимо и является по своей сути утопичным. Это была лишь безупречная модель, которой не суждено выйти в свет.

       В наше же время классическим представлением об организации общества, и в том  числе и распределения благ, является «теория государственности». Государственность  – это понятие, используемое для  обозначения государственно-организованной формы общества, которая характеризуется государственно-правовыми институтами, национально-государственной идеей. Следовательно, существует аппарат управления и непосредственный лидер (или группа лидеров), которые отвечают по возложенным на них обязательствам. Их полномочия должны быть прописаны в законодательстве. Данные правила, несомненно, должны быть утверждены большинством людей в государстве, ведь в противном случае будет слишком много недовольных, которые, в итоге, неважно каким способом и через какое время сместят эту властную верхушку.